Евгений Латий - Дело гастронома № 1
– Я вот что заметил, Георгий Константинович! Когда мы по четвергам объезжаем разные начальственные учреждения, вы почему-то всегда такой грустный становитесь! Отчего это? – поинтересовался он. – Или, может, я глупость какую сморозил?
Беркутов усмехнулся:
– С начальством у нас, Максимыч, не забалуешь. Не до веселья как-то.
– Что верно, то верно! Сейчас в горком, что ли?
– В горком, – устало отозвался Беркутов.
Он уже и не помнил, когда его начали пропускать в горком без пропуска или удостоверения. Проходил как лицо, которое все узнавали и которому не требовалось иного разрешения на вход. Как, представляя Святослава Рихтера или Майю Плисецкую, не нужно было называть их звания и награды. Великий музыкант, гениальная балерина. И этим все сказано. Рассуждения эти вихрем пронеслись в голове, прежде чем он вошел в кабинет ко второму секретарю горкома, держа в руках две коробки, одна чуть побольше другой. За ним проследовал и Максимыч, тоже с двумя коробками. Шофер молча поставил их на пол и вышел из кабинета. Секретарь, безликий и без возраста мужчина в сером костюме и больших очках, поднялся, улыбнулся Беркутову, поздоровался с ним за руку, затем открыл верхний ящик стола. Беркутов молча бросил туда конверт. Секретарь задвинул ящик.
– Здравствуй, Георгий Константинович! Присаживайся!
С лица секретаря не сходила по-детски радостная улыбка. Так дошкольники ждут прихода Деда Мороза, восторженно замирают в предвкушении долгожданных подарков.
– Три коробки для секретарского корпуса, а вот эта, побольше, для Виктора Васильевича! – сообщил Беркутов. – У него вроде бы торжество намечается?!
– Да-да! Спасибо, радетель вы наш! Слышал, Николай Иваныч все болеет?
– Сегодня заезжал, но он пока болеет! – кивнул Беркутов.
– Надо нам как-нибудь и заведующих отделами тоже поощрить! – намекнул секретарь.
– Мы уже готовим такой сюрприз, Игнатий Федорович! Передайте, пусть потерпят еще немного! На следующей неделе!
– Вот за это, как говорится, отдельное спасибо! – просиял секретарь. – Просьбы, проблемы, затруднения?!
– Никаких проблем, но одно затрудненьице имеется!
– Рад слышать, что всего одно! – улыбнулся секретарь. – В чем же заключается?
– Я по поводу квартиры для моего шофера, Петра Максимыча. Десять лет, как говорится, служит верой и правдой, мы и письма вам писали, и звонили!
– Помню-помню! Так мы в Моссовет давно уже все отправили!
Он снял трубку, набрал короткий номер.
– Виктор Матвеич, что там у нас по квартире…
Секретарь вопросительно взглянул на Беркутова.
– Аверьянов Петр Максимыч! – подсказал он.
– Для Аверьянова, это шофер Беркутова… Ага!.. Замечательно… Так я могу порадовать?.. Хорошо!
Он положил трубку, загадочно улыбнулся, развел руками.
– Так все решено! Пусть ваш шофер заедет в Моссовет за ордером, в шестнадцатый кабинет! Дали двухкомнатную!
– Ох, спасибо, Игнатий Федорыч! Прямо груз с плеч! Все же ветеран войны, честнейший работник, а ютятся вчетвером в коммуналке! – пояснил он.
– Вам спасибо! Как говорится, чем можем!
Они обменялись крепким дружеским рукопожатием.
Анилина показалась на крыльце, выходившем во двор. Скачко шел впереди, за ним Анилина, за ней – Боков и Ширшов. Боков нес черную сумку. «Волга» с серыми занавесками стояла во дворе. У крыльца курила Левшина, пожилая продавщица из хлебного отдела. Увидев Анилину, она встрепенулась, торопливо загасила сигарету, кинулась к ней, не замечая, что начальница идет под конвоем.
– Ой, Вера Петровна! Хорошо, что я вас увидела! – она пристроилась к ней, продолжая излагать свою просьбу. – Хотела прям сейчас к вам на ковер идти! Опять мы с Венерой, прачкой нашей, поцапались! Повадилась эта стерва у меня хлеб брать, а платить не хочет! Мол, найдешь, как пару буханок списать! Я один раз ее послала, второй, потом третий! Так что вы думаете?! Она в отместку перестала мне форму крахмалить! Это ж надо такое отчудить?!
Анилина жестом остановила ее.
– Оля, давай попозже все это обсудим!
Левшина взглянула на Скачко. Тот хмуро и отчужденно смотрел на нее. Женщина покорно кивнула:
– Конечно-конечно! Я и завтра могу зайти!
Бледная как мел Анилина подошла к машине, села на заднее сиденье. Рядом с ней по обе стороны устроились Боков и Ширшов. Скачко сел впереди. Машина тронулась. Левшина помахала вслед рукой, но потом рука вдруг так и застыла в воздухе. Только сейчас женщина начала понимать: произошло что-то необычное, даже страшное.
Шуршал маятник больших напольных часов. Длинные золотые стрелки показывали начало седьмого, и Андропов ощутил странное облегчение. В кабинетах здания на площади Дзержинского, бывшей Лубянке, остались только те, кому служба была не в тягость, а в радость, и теперь этот легкий дух, распространяясь по коридорам, быстро заполнял все вокруг. И дышать сразу стало легче. И солнце перестало палить сквозь желтые сборчатые занавески. В углах огромного кабинета залегли тени, глазам сразу тоже полегчало. Ему исполнилось шестьдесят восемь, и, казалось, он достиг таких вершин власти, когда одно только его имя вселяет во всех врагов страх и трепет. Невольно вспомнился великий русский полководец, генерал Алексей Петрович Ермолов. Его мощь и слава в те времена, когда он был наместником Кавказа, точно так же действовала на самых диких разбойников, однако побороть их окончательно ему так и не удалось. Уже не первый год Юрий Владимирович боролся против сановных воров, партийных мафиозных кланов, но на месте одной отрубленной головы тотчас вырастали две, а то и четыре. Он чувствовал, что начал… нет, не отчаиваться, просто уставать, понимал и то, что отведенный ему судьбой срок жизни подходит к концу.
Он любил эти вечерние часы, когда можно было побыть одному, и сотрудники, понимая это, старались лишний раз его не беспокоить. Чай с бергамотом остывал в стакане в старинном резном подстаканнике. Андропов поднялся, легко прошелся по кабинету, и сразу возникли стихотворные строчки. Продолжение того, что сочинял днем. Сел, открыл заветную тетрадь, прочел:
Да, все мы смертны, хоть не по нутруМне эта истина, страшней которой нету.Но в час положенный…
Он взял острый карандаш и застрочил дальше:
…и я, как все, умру,И память обо мне сотрет седая Лета.Мы бренны в этом мире под луной.Жизнь – только миг, небытие – навеки.Кружится во Вселенной шар земной.Живут и исчезают человеки, —
вполголоса бормотал он. – Странное какое слово, «человеки»… А что, имеет право быть.
Мягко загудел зуммер внутреннего телефона. Андропов отложил карандаш, не спеша протянул руку, взял трубку.
– К вам генерал Култаков! – раздался в трубке мужской голос. – Вы ему назначали!
– Помню! Пусть войдет! Чайку нам принесите!
Он положил трубку. В кабинет вошел генерал Култаков, начальник Московского управления КГБ. Он был хоть и немолод, с седым ежиком на голове, но быстр, подвижен, и его энергичность заставила Андропова слегка улыбнуться. Юрий Владимирович пожал генералу руку, указал на стул. Сам сел напротив.
– Мы изъяли у Анилиных тридцать пять тысяч долларов. Деньги хранились в рабочем сейфе его жены, Веры Петровны, она, напомню, первый заместитель Беркутова. Сейф находился у нее в рабочем кабинете, прямо за портретом Брежнева.
Андропов помрачнел, качнул головой.
– До какого же цинизма надо было дойти! – негромко обронил он. – Надеюсь, она арестована?!
– Так точно! Больше того, вина Анилиных практически доказана, тут нет сомнений, мы начали обыск на их даче! Признательные показания Анилин пока не дает, требует адвоката. За границей работал четыре года, вот и развратился! Адвоката ему! Щас!
– Так вы напомните ему, где находится! А то вообразил, что в «Мулен Руж»!
Култаков так заразительно рассмеялся этой невинной шутке, что Андропов невольно заулыбался.
– Обязательно напомним! Еще как напомним! Я вам обещаю, Юрий Владимирович: через неделю, даже раньше, он подпишет любое нужное нам признание!
Повисла пауза. По лицу Андропова было трудно догадаться, о чем он сейчас думает. Но затем он вдруг жестом остановил Култакова.
– Однако не Анилин герой нашего романа! – тихо и многозначительно произнес Андропов.
До Култакова смысл этой реплики не дошел.
– У нас все воруют, кому не лень! Любого бери и давай срок! Воровство проникло во все поры государства. В самые высшие эшелоны власти. Хоть «караул» кричи! Надо спасать нацию! Дожили: первая страна социализма! И тут нам нужна фигура показательная, чтоб, сокрушив ее, мы повергли бы в шок этот торгашеский воровской мир! Пора расчистить авгиевы конюшни! – Андропов умолк, кашлянул. Возможно, сам не ожидал от себя такой вспышки гнева. Потом уже мягче добавил: – Надеюсь, помнишь, кто сей подвиг совершил?
На лице Култакова промелькнуло смятение. Вошла девушка, принесла чай в подстаканниках, сушки и печенье в вазочке и вышла. Андропов пододвинул к Култакову стакан.
