По высочайшему велению - Александр Михайлович Пензенский
– Я хочу, – продолжил сидящий, – чтобы вы мне поверили: если вы не будете с нами предельно откровенны, мой коллега сделает вам очень больно. Вы же мне верите?
Судя по тону, говорящий даже хотел, чтобы Александр Иванович не поверил. Но тот с готовностью мелко-мелко закивал – требовать доказательств Спиридовичу не хотелось, хватало того, что от этого кивания он опять чуть не потерял сознание из-за пронзившей затылок боли.
Кивнув в ответ, похититель продолжил:
– Я думаю, вы уже поняли, что находитесь здесь не для того, чтобы нас обогатить, – это не ограбление и не похищение с целью выкупа.
Спиридович снова кивнул, на сей раз осторожно и даже удивленно – он-то и в самом деле ожидал, что его подводят к торгам о размере выкупа.
– Я сейчас задам всего два вопроса. Дам минуту на то, чтобы вы очень хорошо подумали над ответами. А потом вытащу кляп. Вы все поняли?
Пленник кивнул в третий раз, лихорадочно пытаясь предугадать, о чем пойдет речь. Обманутый муж? Бред. Политический заказ? Тоже чушь.
– Вопрос номер один: зачем вам потребовалось устранять Столыпина? Вопрос номер два: где Александр Павлович Свиридов?
Сперва Александра Ивановича охватила паника. Кто? Как? Откуда? Все концы в буквальном смысле были сброшены в воду. А потом пришло понимание. Когда по окончании отведенной минуты сильные пальцы вытащили у него изо рта кляп, он, сплюнув на пол накопившуюся слюну, улыбнулся:
– Здравствуйте, господин Филиппов. Снимайте свой маскарад, давайте поговорим.
Ни взгляд, ни поза похитителя не изменились, и Спиридович было засомневался в правильности своих выводов, но спустя всего несколько мгновений тишины те же пальцы, что вернули Александру Ивановичу возможность говорить, потянули за край скрывавшего лицо платка. На стуле перед связанным полковником сидел Владимир Гаврилович Филиппов. Он посмотрел поверх головы своего пленника:
– Ступайте, коллега. Похоже, я сумею обойтись без вашей помощи. Заприте дверь, ключ у меня есть.
После того как за вышедшим захлопнулась дверь и щелкнул замок, Спиридович с усмешкой обронил:
– Переживаете за сообщника? Напрасно, вы мне уже не опасны. Да и я вам тоже, поверьте.
– Боюсь, поверившие вам уже не сумеют предъявить никаких счетов, – угрюмо парировал Филиппов. – Я жду ответов. Правды.
– И что вы станете с ней делать, с этой правдой?
Филиппов протянул руку к столу, не глядя ухватил какую-то блестящую штуковину.
– Ну будет вам, будет, – насколько мог, отдернул голову Спиридович. – Получите вы свою правду. Вот только придется ли она вам по вкусу…
– Позвольте мне самому решать…
Спиридович прищурился:
– Вы отчаянный человек. Давайте договариваться.
– Не в вашем положении торговаться, – начал Филиппов, но Спиридович раздраженно перебил:
– Ой, бросьте! Мне нужно знать, что вы намерены делать! Я, знаете ли, с огромным пиететом отношусь к собственной жизни! А вы, судя по всему, в настроении сжечь все мосты, коль решились на такой способ ведения беседы! Так что в моем положении как раз и стоит торговаться. Вам нужны имена? На кой черт?! Все уже свершилось! Столыпин мертв, его убийца схвачен, осужден и повешен.
– Но расследование не окончено! Сенатору Трусевичу поручено…
– Да к черту вашего Трусевича! Ну хорошо. Я все расскажу. Вы сами поймете, что ничего с этой правдой поделать не сможете. Ни-че-го! – по слогам прокричал Спиридович. – Не в ваших силах. И жизнь моя вам тоже не нужна, равно как и ваша никому не потребуется. И все по той же причине. Вы ничего не сможете – не захотите – сделать! Дайте воды…
Жадно, в три глотка, выпив из мятой кружки теплую воду, Александр Иванович выждал драматическую паузу, а после медленно заговорил:
– Что бы ни накопал Трусевич, я готов присягнуть на Библии: все закончится лишь обвинениями в халатности. Козлом отпущения назначат бедного Кулябко, да и того накажут несильно: отставят на время от должности, но на паперть не отправят, даже совсем наоборот, внакладе он не останется.
– Кто?
– Что «кто»? – нахмурился Спиридович.
– Кто отдавал приказы?
– Приказы, дорогой мой Владимир Гаврилович, отдают генералы. Иным лицам привычнее повелевать.
По спине Филиппова пробежал холодок понимания.
– Вы хотите сказать?..
– Не хочу. И вам не рекомендую. Дайте еще воды. Конечно, – продолжил он, напившись, – никакого повеления не было. Опытные царедворцы должны уметь угадывать несказанное.
– Но… Почему? За что?
– У нас, конечно, уйма времени, но, право слово, лень перечислять мотивы, они у каждого имелись свои. Можно было бы дождаться отставки господина Столыпина, к тому и шло, но не все желали ждать. Павел Григорьевич Курлов, например, очень хотел, чтобы новый глава у правительства появился уже сразу после киевских торжеств. Поскольку старому не нравилось, как господин генерал-лейтенант Курлов распоряжается подотчетными ему казенными средствами. Что вы так смотрите? У Павла Григорьевича молодая супруга, это, знаете ли, удовольствие не из дешевых.
– То есть все из-за денег?
– Ну не упрощайте, конечно, не все. Некие люди во дворце – не те, о которых мы договорились не упоминать всуе, – были недовольны, что покойный Петр Аркадьевич никак не освободит пост министра внутренних дел. Им бы очень хотелось видеть там того самого генерала Курлова: он и так-то довольно сговорчивый господин, а в свете своих «малых» прегрешений и вовсе стал бы ручным. Думаю, что и станет. Ну и само собой, не стоило Петру Аркадьевичу – упокой Господь его душу – ссориться с Распутиным и уж тем более высылать того из столицы.
– Ну а вам-то что за нужда?
– Дорогой мой, видно, что вы отличный сыщик, но совсем никудышный политик. Полковник Спиридович с удовольствием примет благодарности и генерала Курлова, и обитателей дворца, и его хозяев.
– И вы из этих побуждений обрекли отчизну на гибель? Из-за жажды званий и должностей?!
– Бросьте вы, Владимир Гаврилович. Я не верю в роль личности в современной истории. Если России суждено остаться великой, она будет такой и без Столыпина. А коль судьба ей утонуть в пучине времен, то никакого масштаба правитель не сумеет ее спасти. Неужто вы верите, что, не будь Бонапарта, не нашлось бы другого такого выскочки? Может, годом или десятилетием позже, но он бы появился, он продукт истории, а не творец ее. Кстати, уж откровенность за откровенность: как вы вообще на меня вышли?
– Не я. Свиридов, Александр Павлович, мой помощник.
– Как? Он же…
– Что «он же»? Что с моим помощником? Где он?
– Боюсь, что вам придется подыскивать себе нового помощника, – задумчиво пробормотал Спиридович. – Но тут виноваты дрожащие руки Богрова.
