Валерио Манфреди - Оракул мертвых
Однако Норман прежде хотел съездить в Македонию, туда, где нашли труп его отца, и попробовать найти там какие-либо следы или получить новую информацию, помимо той, что официально сообщил ему Скотланд-Ярд.
Они решили разделиться и созваниваться через день, а потом через десять дней снова встретиться в Афинах и обменяться информацией, если ее удастся собрать. Обоим это показалось хорошим решением.
Норман добрался до долины Струмы прекрасным сентябрьским днем, и представший его взгляду потрясающий пейзаж почти заставил его забыть о цели поездки. Река широкими излучинами вилась среди поросших лесом берегов и чудесных пастбищ. В местах разливов вода замедляла свой бег, и поверхность их была покрыта тончайшим ковром из кувшинок и цветущих лилий. Многовековые платаны и буки склоняли кроны к реке, в самые жаркие часы дня туда спускались на водопой и в поисках свежести стада. Прекрасная родина Орфея и Залмоксиса, мифическая земля кентавров и химер!
Он провел ночь в частном доме, в чистой комнатке, пахнувшей побелкой, недалеко от границы. Городок назывался Сидирокастро, и действительно там казалось, будто звезды находятся совсем близко. Млечный Путь изгибался над гребнем Пинда, словно покрывало богини, трепещущее во мраке, и звезды, светившие низко над землей, выглядели душистыми горными орхидеями.
Вечером в таверне он выяснил, можно ли нанять гида, хорошо знающего окрестные места по обе стороны границы, говорящего по-влашски, на диалекте, распространенном в горах, в том числе в югославской Македонии. На поиски ушло немного времени, учитывая предложенное Норманом щедрое вознаграждение — пятьдесят долларов в сутки. На следующий день на закате к нему явился охотник лет сорока по имени Аралам-бос Акирис. Уроженец тех мест, он знал каждую пядь земли в лесу и на берегу реки в радиусе двадцати километров, в том числе на югославской территории, где у него водились знакомые. Акирис был контрабандистом и сам же признался в этом Норману, но в целом оказался серьезным и надежным человеком.
Норман рассказал ему о причине, заставившей его приехать в здешние горы, и спросил у него, что он знает или что слышал об английском джентльмене, приезжавшем сюда на охоту в начале лета, убитом стрелой и найденном со связанными руками и кляпом во рту.
— Я об этом слышал, — ответил Акирис. — Могу сказать вам — тот, кто его убил, родом не из этих мест, иначе б мы его знали и более или менее представляли себе причину. Мы в курсе всего, что происходит в здешних горах. Есть тут браконьеры, которые по-прежнему ходят на охоту с луком, чтобы их не услышал егерь, но их стало мало. Они стары и не стали бы убивать человека за все золото мира. Кое-кто тут также перевозит через границу турецкие наркотики, но у них другие повадки.
— Предлагаю тебе специальное вознаграждение в триста долларов, — проговорил Норман, — если ты поможешь мне собрать информацию касательно возможного убийцы и обстоятельств смерти этого человека. Однако если ты меня обманешь, я не заплачу тебе даже за услуги гида.
На следующий день они выехали в путь на машине, пересекли югославскую границу, после чего поставили автомобиль в гараж на шоссе и двинулись пешком по направлению к горному хребту, а потом снова по долине Струмы.
— Если кто-нибудь здесь что-нибудь знает, мы его обязательно найдем, — пообещал Акирис, указывая на селение, расположенное на середине склона, на другом берегу. Они перешли реку вброд и часам к трем дня попали в деревню, практически пустую. Только одетые в черное старухи время от времени проходили по главной улице со снопом травы на голове или с кувшином воды. Здесь не было полицейского участка, но существовал деревенский полицейский, принимавший на дому. Акирис рассказал ему, зачем они приехали, и несколько минут объяснялся с ним по-влашски.
— У тебя есть двадцать долларов? — спросил он после Нормана.
Норман протянул ему несколько банкнот.
— Ну и?..
— Тут есть две интересные вещи: он первым осматривал труп. Говорит, мужчина умер за несколько часов до того, как его нашли.
— И что он обнаружил?
— На кармане пиджака жертвы был листок с посланием, полицейский попросил своего друга, знающего по-гречески, переписать его, прежде чем отдал записку агентам, приехавшим из Белграда.
— А почему?
— Двадцать долларов кажутся тебе недостаточной причиной? Он решил — рано или поздно документ может обрести свою цену.
— Значит, можно получить записку?
— Конечно.
Полицейский достал из шкафа сосуд, опустил туда руку, вытащил листок в клеточку, хранящий несколько строк, и протянул его Норману. Тот быстро пробежал текст глазами:
Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужиВ битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, —Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер.
Акирис с интересом наблюдал за выражением лица Нормана.
— Это стоило двадцать долларов? — спросил он.
— Гораздо больше, — ответил Норман. — Это стоило человеку жизни…
Акирис еще немного поговорил со своим собеседником по-влашски. Никого, казалось, не удивили слова Нормана.
— Есть еще кое-что, — сказал он наконец, — но это стоит в два раза больше — сорок долларов.
— Хорошо, — согласился Норман, снова опуская руку в кошелек. Полицейский пропал в комнате, после чего вернулся с газетным свертком в руках и положил его на стол. Норман развернул сверток: там лежала стрела.
— Он нашел ее в стволе дерева на высоте двадцать метров, — перевел Акирис, — недалеко от того места, где обнаружили тело твоего отца. Он выковырял стрелу охотничьим ножом и принес ее домой. Несомненно, это оружие иностранца.
— Значит, сначала он промахнулся… — пробормотал Норман про себя. — Быть может, рука дрогнула… — Он обернулся к гиду: — Пусть объяснит, где нашли тело, и отведи меня туда.
Полицейский проводил их до окраины деревни, а там, широко размахивая руками и указывая в сторону долины реки, объяснил, как добраться до места преступления. Норман велел отвести себя туда, в лесистый и влажный овраг, где среди песчаника росли гигантские буки с разветвленными стволами, покрытые стелющимся мхом. Норман поднял голову и посмотрел на солнце, чьи лучи проникали сквозь листву, а потом опустил глаза на колоссальный ствол, возле которого бил из земли источник с кристально чистой водой.
— Если я правильно понял, это случилось здесь, — сказал он гиду, указывая на нечто вроде ниши между двумя огромными корнями.
Норман сел на камень и провел рукой по морщинистой коре дерева, к которому пригвоздила его отца смертоносная стрела.
Некоторое время он со слезами на глазах слушал шелест листвы, журчание источника и неясные голоса леса среди дневного покоя.
— Это хорошее место, чтобы умереть, — проговорил он наконец. — Прощай, отец.
Очутившись в Афинах, снова увидев Акрополь, Политехнический университет, французскую археологическую школу, Национальный музей, Мишель испытал сильное волнение. Как будто стрелки часов его жизни повернулись в обратную сторону, возвращая его в то мгновение, когда его, с трудом стоящего на ногах, с истерзанным телом и душой, вывели из управления полиции, чтобы посадить на самолет.
Он остановился в гостинице в окрестностях Плаки, где предварительно забронировал номер и координаты которой оставил Норману для связи, и пустился бродить по городу без определенной цели. Он прошел мимо Олимпиона и площади Синтагмы, где туристы подкарауливали солдат во время смены караула, чтобы сфотографировать их, а потом заглянул в бар на углу улицы Стадиу, где столько раз проводил вечера с друзьями. Сев за столик, он заказал пива «Фикс».
— Его больше не делают, сударь, — сказал официант.
— Тогда «Альфу».
— Ее тоже больше не производят. Видимо, вы давно не приезжали в Грецию. Здесь теперь продают только импортное пиво.
— Да, я долго отсутствовал… В таком случае не надо пива. Принесите мне кофе. Турецкого.
Официант принес ему кофе, и он принялся наблюдать за компанией молодых людей на другом конце зала. Те шутили и смеялись. Ему захотелось присоединиться к ним, настолько исчезло в его сознании прошедшее время. Ему захотелось присоединиться к ним, словно он был одного с ними возраста, как будто ничего не произошло. Однако он вдруг увидел себя в боковом настенном зеркале, с проседью на висках, с мелкими морщинами в уголках глаз — одинокого и окруженного призраками, погруженного во тьму и пустоту. И он сбежал, с комком в горле, смешавшись с толпой, вытекавшей из офисов и магазинов, спешащей по домам, — он не знал, куда спрятаться, и то мчался, то шел торопливым шагом, пока вдруг не очутился на улице Дионисиу, по странности длинной и пустой.
Он остановился и медленно побрел по тротуару с правой стороны, следя взглядом за четными номерами напротив. Вечерело, и серое афинское небо окрашивалось бледным и туманным пурпуром. Мимо проехал мальчик на велосипеде. Ребенок выглянул на балкон, чтобы забрать оттуда мяч, и секунду молча смотрел на него. Где-то далеко пролетел самолет, оставив в небе шлейф белого дыма.
