Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова
Вдруг двери распахнулись и в «люкс» ворвалось несколько полицейских. Тщедушный штабс-капитан, который, видимо, предводительствовал этой атакой, топорща рыжие усы, заорал:
— Оставаться на местах, руки за голову!
Соколов, роняя кресло, вскочил на ноги и гаркнул:
— Руки вверх, носом к стене! Стреляю без предупреждения! — и для убедительности выхватил из кобуры, всегда висевшей под мышкой, «дрейзе».
Воинственный дух полицейских вмиг улетучился. Они уткнулись носом в стену, задрав руки. Соколов неспешно подошел к штабс-капитану, за микитки оторвал его от пола, заглянул в лицо:
— Ты, чиж, какого рожна залетел сюда?
Штабс-капитан свою промашку уже понял. Болтая в воздухе ножками, промямлил:
— Виноват, ваше благородие! В соседнем номере труп задавленный обнаружен. Портье доложил, что никого посторонних не было. Преступники где-то рядом... А из ваших дверей кто-то подозрительно выглядывал. Решили проверить, вот и ошиблись.
Соколов опустил на ковер свою жертву, с профессиональным интересом спросил:
— Ограбление?
— Похоже, так. Какая-то англичанка, миллионерша. С ее камеристкой истерика.
Бриллианты
Соколов, а за ним и все остальные вышли в коридор. У соседних дверей толпились полицейские и любопытные из прислуги и постояльцев. Пожилая, некрасивая девушка в домашнем халате и туфлях на босу ногу тихо всхлипывала:
— Я — Наталья Захарова, здешняя уроженка. Шесть лет назад нанялась к мисс Рэдман. Мы с ней словно родные сделались. — Девушка опять запричитала: — Что я натворила? Зачем уговорила мисс сюда приехать. Оставались бы мы дома, в Челси...
Утерев батистовым платочком глаза, она продолжила рее спокойней, лишь иногда нервно передергивая плечами:
— Вчера днем мы посетили Русский музей Императора Александра Третьего, расположенный в Михайловском дворце. Госпожа долго пробыла в тридцатом зале, любовалась картиной Шишкина «Верхушки сосен», даже спрашивала, нельзя ли ее купить, пусть и дорого. Потом мы прогулялись по Невскому, а вечером сидели во второй ложе бельэтажа Мариинского театра. Давали «Жизнь за царя». Госпожа надела бриллианты — очень богатые, фамильные. Одно колье — целое состояние. На госпожу даже мужчины заглядывались.
Кряжистый сыщик посмотрел на Соколова:
— Все сперли! Очень может быть, что убийца приметил жертву в театре, а потом выследил.
— В театре у госпожи разболелась голова, и мы после первого акта вернулись домой, — продолжала девушка. — Госпожа сразу же легла в постель. В первом часу ночи я зашла к госпоже — вот двери моего номера, напротив. И сразу поняла, что произошло что-то плохое. Ночник почему-то был затушен. Я зажгла его, вижу — кругом разбросаны вещи. Глянула на постель — госпожа удавлена, — и девушка вновь безутешно зарыдала.
Окаянная рука
Соколов прошел через гостиную в спальню. На широкой кровати лежала без одеяла, свесившегося на пол, молодая женщина. Ночная рубаха была задрана, оголяя стройные белые ноги. Из разреза выглядывала крепкая девственная грудь. Соколов снял с трюмо фото, протянул министру:
— Мисс Рэдман — хороша, право!
Сильвестр, держась за рукав Соколова, произнес:
— Смотрите, Аполлинарий Николаевич, это убийство совершила та же рука, что в Москве, — проволочная удавка, такая же закрутка. Как на трупах осведомителя Хорька, проститутки Клавки...
— Нет, это душил другой человек — левша, закрутка как раз слева. А в Москве — всегда справа. Но почерк — общий, московский.
Сильвестр не успел ничего ответить, ибо кряжистый сыщик произнес:
— Господа, мешаете проводить фотосъемку! Прошу покинуть помещение.
Под стражей
Компания вернулась в «люкс». Но доброе расположение духа было испорчено. Вскоре Сахаров похлопал по плечу Сильвестра:
— Тебе, милый друг, завтра ранним поездом номер сто шестьдесят пять уезжать в Саратов. Отправляйся в свою гостиницу на Морскую, во «Францию», выспись!
Когда за Сильвестром закрылась дверь, Макаров сказал:
— Теперь мы можем обсудить в конфиденциальной обстановке некоторые оперативные вопросы. Цель нашей операции с фон Лауницем двоякая. С одной стороны, мы должны в деталях выявить планы Ленина по «разложению империи». Но для нас еще важнее — убедиться в истинной враждебности Германии по отношению к России и получить двадцать миллионов франков, предназначаемых для Ленина. Вы, Аполлинарий Николаевич, твердо убеждены, что Ленин и его окружение не знают в лицо Барсукова-Штакельберга?
— Твердые гарантии дает лишь страховое общество «Якорь», но Барсуков так говорил мне. Зато я знаю, как провести фон Лауница. Только надо, чтобы его жена не оказалась рядом с супругом-рогоносцем.
Сахаров весело расхохотался:
— Тебе, граф, следует так постараться, чтобы на сей раз вывести даму из строя недели на две.
Соколов рассказал о своей задумке. Макаров одобрил:
— Прекрасно, Аполлинарий Николаевич, вы талантливы, как ваш батюшка! Только... — министр замялся, — обстоятельства поворачиваются так, что вам лучше вовсе не выходить из вашего «люкса». Надо всячески сохранять инкогнито. И ваша жизнь так дорога, что мы хотим оберегать ее. Сейчас готовим вам фальшивые документы.
Министр кривил душой. Он очень боялся, что Соколов добьется встречи с государем и его лично попросит освободить из-под стражи Барсукова-Штакельберга. Макаров полагал, что это его унизит в глазах царя. Вот почему он уже отдал приказ выставить возле дверей «люкса» сменяемую круглосуточную стражу и никуда не пускать постояльца одного. И как можно скорее спровадить гения сыска в Австрию к Ленину.
Соколов усмехнулся. Теперь он понял, чего хотел министр.
— Что ж! Начальству видней.
Мужская голова
Начали прощаться. Часы показывали половину третьего ночи. В коридоре Соколов увидал двух здоровяков, развалившихся в креслах. При виде министра они вскочили, замерли, как по команде «смирно». «Моя охрана или, точнее, мои тюремщики!» — мрачно подумал Соколов.
В этот момент распахнулись обе створки дверей соседнего номера. Санитары тащили носилки, накрытые рогожей, — труп убитой. Кряжистый сыщик на спичке нагревал сургучную палочку — опечатывал дверь. Повернув лицо к министру, важно покачал головой:
— Подлецы, все драгоценности и деньги унесли! Виноваты коридорные и портье — недоглядели, как преступники выходили.
* * *Соколов побродил по гостиной — вперед-назад. Спать не хотелось. Огорчала мысль, что вот здесь, совсем рядом, за этой стеной, совершалось страшное кровавое дело, а он не почувствовал, не догадался, не пришел на помощь.
Открыл окно. Вокруг царила тихая ночь. Где-то на западе небо еще было покрыто аспидной мутью, а тут, над головой, оно расчистилось. Над сырой землей повис ущербный месяц, и бледный свет его серебрил купол Исаакия, крыши домов, мокрую мостовую. У входа в «Асторию» оживленно беседовали двое городовых.
Соколов вздрогнул: в номере, где было совершено убийство, вдруг осторожно заскрипела оконная рама. Затем оттуда высунулась мужская голова, огляделась. Затем на подоконник выбрался какой-то мужик, потянулся к водосточной трубе.
Соколов осторожно наблюдал. Он испытал прилив азарта. И не попусту: вскоре началась захватывающая охота.
КРОВАВАЯ ПРОПАСТЬ
Борису Иосифовичу Громову, талантливому журналисту и боксеру
Итак, Соколов глядел в окно гостиницы «Астория». И вдруг увидел, как из соседнего окна показались затылок, спина, а затем и полностью вылез странный, похожий на гориллу длиннорукий человек. На нем была форма посыльного — фуражка с коротким лакированным козырьком и курточка с блестящими пуговицами. «Несчастные пинкертоны. Как они искали в номере, что убийцу проглядели? — удивился Соколов. — Впрочем, эти ротозеи дали мне повод малость поразвлечься!»
Тем временем убийца (а что это был именно он, Соколов не сомневался) зацепился за водосточную трубу. Ловко захватывая ее ногами и подтягиваясь на руках, полез вверх. И он был прав: внизу продолжали что-то оживленно обсуждать двое городовых, не замечая тех потрясающих событий, которые развернулись в ночном петербургском небе.
Глупые стражники
Мысль Соколова работала быстро и четко: «Я могу, скажем, подстрелить убийцу. Но он при падении расшибется. Звонить в полицию? Пока те прибудут, убийца спокойно уйдет по крышам. И сколько нужно полицейских, чтобы оцепить большой участок? Сотню, не меньше. Где их найти в короткое время, к тому же ночью? Этот фрукт запрячется в любую щель, спустится вниз по любой черной лестнице и скроется».
Соколов вновь поглядел вверх: убийца, оперевшись ногой на парапет балкона на третьем этаже, споро и спокойно взбирался по крепко державшейся водосточной трубе. «И то сказать, — подумал Соколов, — “Астория” сдана всего лишь несколько месяцев назад, все добротное и крепкое — лучшая нынче в Европе. Однако пора действовать! Надо взять в помощь двух ребят, что киснут под моими дверями. Вместе что-нибудь сообразим!»
