Игорь Середенко - Иконописец

— Но ведь вы убивали, чтобы овладеть этими полотнами, — сказал Руперт.

— Я не убиваю без надобности. Кроме того, я лишь приказы отдавал. Мне нужны они, и я их получил. Это мои люди убивали. Это их деяния и их решения. Я плачу, а другие выполняют. Это их выбор.

— Но ведь вы подталкивали их к этому своими приказами, — не соглашаясь, сказал Руперт.

— Каждый волен принимать решение, и лишь он и никто иной может свершить свой поступок. Это лишний раз подтверждает, что все они слабы, потому что ограничены сводами правил и повиновений, — Царев вынул пистолет и направил его на Руперта.

— Как? Ведь здесь же…

— Что, контроль, полиция? Но разве для истинного человека, владеющего в совершенстве собой, не может быть исключений, — ответил Царев. — Я пожелал так. Сядьте ан стул.

Руперт отошел от стола и сел.

— Теперь вы чувствуете, что и вы ограничены в действиях, — продолжал Царев. — Вы увидели опасность в этом предмете и теперь находитесь в его узах и петлях. Страх сковал вашу волю и диктует вам новые правила.

Царев спрятал пистолет и вынул наручники с ключами. Он положил их на стол. Руперт покосился на новые предметы.

— Не бойтесь. Это всего лишь предостережение, не более. Я приветствую вашу покорность мне, хоть она и была вызвана страхом. Но страхом за свою жизнь, а это естественное чувство. Это в вас пробудился один из самых древних инстинктов — самосохранение. Это нормально. Я лишь пробудил его, чтобы вы почувствовали его силу перед ничего незначащими словами, которые вы изрекли. Истинное предназначение человека — это пробудить в себе всё то, что церковь называет грехами. Не нужно их бояться, их нужно подчинить, а не быть от них зависимым. Ни одна религия мира не может удовлетворить все человеческие потребности, потому и изощряется в различного рода ограничениях. Они уничтожают самое ценное в человеке — его порыв, волю к своим желаниям. Все эти ими придуманные искусственные правила не нужны, ибо человек поддерживает жизненные силы, данные ему с рождения. Их все еще можно пробудить, несмотря на многовековые запреты в воспитании и непрекословие Богу и церкви. Им не удалось уничтожить их. Разве это не говорит о том, что человеческая плоть сильней ее души. Превосходство естественного над искусственным. А знаете ли вы, что тело Бога никто не видел, оно не описано ни в одной книге. Быть может, Библию и законы Божие составил не Бог?

— А кто же тогда? — спросил Руперт.

— Дьявол. Не была ли у вас такая догадка? Бог лишь создал Землю и людей. Он сделал то, что Сатане не под силу. На земле с самого ее зарождения, правит не Бог, а Дьявол. Библия Дьявола — вот истинная книга. А Библия — лишь копия, снятая с нее и переписанная податливыми и корыстными монахами, уничтожившими подлинную Библию. Именно я, как ревностный ценитель и истинный поклонник Сатаны, могу стать преданным слугою его, пророком, Моисеем Сатаны.

— А вы не думали, что иконы, за которыми вы гоняетесь по всему миру, написал человек набожный. Они были приняты церковью и там находились. Разве не Бог…

— Тут вы заблуждаетесь, — перебил Царев. — Эти иконы охраняются Дьяволом, хоть и находились некоторое время в монастыре. Если бы вы повнимательнее проанализировали хотя бы последние события, то знали бы это. К этим полотнам не касались ни руки Господа, ни слова лживых молитв его слуг.

— И все же, я не понимаю, зачем надо было убивать Германа. Ведь вы считаете себя всемогущим. Вы могли его спасти, — сказал Руперт.

— От расстрела — да, от желания — нет.

— Вы хотите сказать, что он сам пожелал смерти? — спросил Руперт.

— Если бы не случайность, я бы ничего не знал о нем. Он для меня до сих пор остается загадкой — сказал Царев. — Может это его крест, и он, подобно Христу, решил покинуть земной мир, выполнив свою функцию на Земле. Я впервые о нем узнал несколько лет тому назад. Когда один из моих людей, убежденный в силе Дьявола, рассказал мне о чудотворной иконе в одном из монастырей. Вы были там. В этом монастыре Герман писал свои полотна. Поначалу я не поверил. Но решил все проверить. Мои доверенные люди следили тайно за ним. Узнали его прошлое. Я лично побывал в его художественной мастерской. Этот человек себя во многом ограничивал. Он жил довольно просто, если не сказать нищенствовал. Брал деньги лишь на хлеб. Я пытался понять, что он собой представляет: заблудшая больная душа, или страждущий и подлинный приверженец истинной веры.

Мне донесли об удивительном сходстве убитых людей с образами монахов, изображенными им на иконах. Я стал его подозревать в убийствах, хотя никаких прямых улик, доказывающих его причастность к преступлениям, не было. Единственными свидетелями были вот эти молчаливые иконы. Я сразу же понял, что он один из нас. Меня удивило в нем не только простота в жизни, без потребностей, присущих роду людскому, но и его одиночество. Он жил среди людей, несомненно, питался их способностями, но и ограничил себя в общении, став затворником даже среди монахов. Чтобы его лучше понять, я решил прочесть его дневник. Так я надеялся все прояснить для себя.

— Вы читали его дневник? — спросил Руперт.

— Он написал его на латыни. Часть текста была им, видимо, зашифрована, но кое-что мне удалось прочесть. Из его дневника я узнал, что служит он Дьяволу всю свою жизнь. Но ведь Сатана живет вечно, не то, что человек. Об этом я задумался, это не давало мне покоя. То, что его работы носят в себе дьявольскую силу, я убедился на многих примерах, и поэтому был весьма осторожный с ним. Я узнал тайну одного ритуала, который помогает ему вечно существовать. Он избранный. Но ведь можно его и заменить. Герман был слаб и недалек. Я могу больше сделать для Сатаны. И поэтому я решил заменить его. Герман сам пожелал своей смерти. «Пусть все будет так, как есть», — сказал он мне, когда я прибыл к нему за несколько дней до его казни. Он лишь просил меня оставить ему эти восемь его последних работ. Точнее, тогда их было семь. Восьмую он нарисовал в последний день, перед казнью. Разумеется, я позволил ему это. Я ведь тогда знал почти всё: о Библии Дьявола, о восьми недостающих страницах в ней. Я был уверен, что он выполнит свою работу перед заказчиком. А то, что он решил добровольно покинуть мир — это его желание, не более того. Он слаб и глуп, посчитал я тогда и позволил ему совершить над собой казнь. К тому же мне нужно было принести жертву Ему.

— Сатане? — спросил Руперт.

— Об этом говорится во многих книгах, что упоминают книгу Кодекс Гигаса. Приношение в жертву, чтобы самому стать его вечной слугой, каковым я и являюсь по сути. Но главное… Это ключ. Я достиг большой власти здесь на Земле, и теперь хочу получить восьмой человеческий грех — жить вечно. Побороть время и старение.

— Какой ключ?

— Тот, который откроет для меня вход к Дьяволу или пробудит его силу во мне. Эти восемь икон — еще полдела. Нужен ключ, чтобы все заработало. В дневнике Германа этого не было. К тому же он сжег его вместе со своими иконами. Там, в монастыре, когда пришли его арестовывать. Мы опоздали, он опередил нас, словно все знал наперед.

— А какую роль во всем этом сыграл бывший директор тюрьмы Владимир Лупов? — спросил Руперт.

— Этот идиот все испортил. Заставь дурака молиться, он и лоб себе расшибет. Я зачастил к Герману в камеру. Он не мог не заметить моей заинтересованности и, по-видимому, решил играть по своим правилам. Он что-то выяснил у Германа, а может и подслушал мой разговор с Германом, и когда мои люди пришли в камеру, чтобы забрать все восемь икон, то их там не оказалось. Директор исчез, я искал эту свинью повсюду: и совершенно случайно попал на одну из икон, она была в частной коллекции одного из коллекционеров. Я напал на след. Так я собрал лишь четыре иконы: остальные пропали, я уже потерял надежду, если бы не сообщение по одному из телеканалов Германии. Икона оказалась в руках какого-то профессора по психологии, но мои люди не добыли ее. Один человек погиб. Так я напал на ваш след. И мои люди преследовали вас до самой России. Я понял, что удача на вашей стороне, и потому не спешил. Я выжидал удобного случая. И такой появился. Кто умеет ждать, тот не теряет время, а аккумулирует его.

— А директор аукциона? Вы его тоже…

— Этот болван ничего не знал, но было поздно, мои люди перестарались, — сказал Царев. — Лупова я не убивал. Он разбился на машине, сгорел вместе с деньгами, вырученными за иконы. Так ему и надо.

— А вы не думали о том, что Герман договорился с Луповым, чтобы спрятать иконы от вас, — сказал Руперт.

— Может быть, но кто это может теперь подтвердить? — возразил Царев. — Мертвые не свидетели.

— Но они могут оставить после себя записи.

— Верно, и поэтому приступим к нашим делам. Я давно уже за вами наблюдаю, — он вновь вынул пистолет, — мне нравится, как вы работаете. Ни один мой агент не смог добыть последних записей Германа. А вы смогли. — Он навел пистолет на Руперта. — Отведите руки за спину. — Царев взял со стола наручники и закрепил их на руках Руперта, сковав его к стулу. — Вы будете наблюдать за всем. Я провел жертвоприношение. Им был Герман, вы будете свидетелем того, как я стану не только всемогущим, но и всесильным. Мне будет подчиняться смерть. Время отступит прочь, и откроется вечность.