Бретёр - Юлия Юрьевна Яковлева
И наконец изволила снова заметить Мурина:
— Как же ее звать?
— Кого? — не понял Мурин.
Мадемуазель Прошина почесала нос о мягкое дымчатое темя:
— Ее.
— Ее?! — изумился Мурин. Глаза его остекленели. Мысли взорвались, как фейерверк.
Мадемуазель Прошина странно глянула на него:
— Конечно. Это же кошка. А вы что думали — кот? Ах, мужчинам такое невозможно разобрать. А женщина увидит сразу. Да что вы так удивлены? Мы, женщины, многое замечаем такого, чего мужчинам не понять.
— Бритва, — еле просипел Мурин.
— Бритва? Весьма странное имя. Куда же вы? Господин Мурин!
Дверь хлопнула. Стало тихо. Она пожала плечиком.
— Странный тип.
И снова зарылась носом в дымчатый мех, потеряв к Мурину всякий интерес:
— Какая же ты Бритва? Ты такая мягкая, такая красавица. Какой милый бантик на тебе. Можно я буду звать тебя Шушу?
Глава 8
На лице Андриана промелькнуло удивление, когда Мурин торопливо вышел один и молча сел в коляску.
— А я думал, мы будем вязать мерзавца, — разочарованно заметил Андриан, обернувшись к седоку.
— Индюк думал — и в суп попал, — буркнул Мурин. Но тут же опомнился: — Извини, братец. В данном случае индюк этот — я сам.
— Да я сам вижу, что ты не в духе.
— Мало сказать! Ох, как же я опростоволосился, — Мурин потер лицо ладонями. — Где ж я ошибся? Что упустил?
— Слышь… — негромко позвал Андриан. — Только головой не крути.
Тон его насторожил Мурина, который тотчас же бросил стенать, обратился в зрение и слух. Но ничего необычного не заметил. В окнах домов отражалось небо. Катили экипажи и телеги. Шли мастеровые, приказчики. Дворник с совком вспугнул воробьев, замел на совок свежую навозную кучу. Обычная улица в обычный день.
— За нами от самого Демута тарантас ездит.
— Брось. Совпадение.
— Не-а. Мы встали. И он встал.
— Может, ждет, пока его барыня в лавку пошла.
— Будто вынюхивает что.
— Да ну…
— Ну. Нас, — подтвердил Андриан. — Гнедая лошадь под синей дугой. Я еще подумал: что за фетюк — гнедую масть с синим цветом женить.
Он не поворачивался, но слишком уж старательно: в позе его Мурин уловил напряжение, к которому следовало отнестись со всей серьезностью. Бывалый солдат умел распознать маневры чужого лазутчика.
— Вот что, — решил Мурин. — Чтобы убедиться, совпадение это или нет, давай сделаем кружок. Если этот тарантас не отстанет, то поезжай по Большой Морской. Когда будем проезжать мимо лавки ювелира Болье, сбрось ход. У него большие окна. Я и погляжу на отражение, кто это за нами таскается.
— Знать бы еще зачем, — поднял вожжи Андриан.
— Узнаем. В свой черед.
Они выехали на бульвар, потом с Невского проспекта свернули на Морскую. У магазина Болье Мурин обернулся на витрину. По ней пробежали Палаш, облака, коляска с его собственной фигурой, пешеходы. А позади, деликатно, но прилипчиво, в самом деле, следовала гнедая упряжка. Номер на бляхе Мурин разглядеть не смог. Только седока, его кряжистый силуэт. И хотя лица он не рассмотрел, он был уверен: этот человек напал на них в квартире Колобка.
— Усек? — спросил Андриан.
— Нет, — соврал Мурин.
И приказал:
— К Демуту. Езжай спокойно. Пусть не думает, что мы заметили слежку или струхнули.
Палаш плавно подкатил к подъезду Демутовой гостиницы.
— Обожди здесь, — велел Мурин.
Поднялся в свой номер, взял нужное, спустился. В его планы не входило ничего иного, кроме как притвориться, что у него в гостинице небольшое дельце, но притворяться не пришлось: дельце нарисовалось само. Мурин стоял в прихожей, когда за спиной его деликатно кашлянул лакей и протянул поднос:
— Вас дожидалась записка.
Мурин уже увидел красный восковой пятачок с инициалами Ипполита. «Что-то мне уже не передохнуть от братней любви и заботы». Он раздраженно сгреб записку, не читая, сунул в карман и поспешил выйти.
Он отсутствовал не долее чем пять минут. Помедлил, прежде чем сесть. Показал взглядом, который Андриан перехватил: виднелась рукоять пистолета. Андриан чуть приподнял брови. Мурин взобрался и сел:
— Стоит все еще этот друг наш?
— А как же. Выжидает. Думаешь, до пистолета дело дойдет?
Мурин усмехнулся:
— Надо смотреть правде в глаза, тут этот мерзавец Егорушка прав. Тридцать тысяч — это только для моего товарища Прошина не деньги, а так, случайная улыбка судьбы: сегодня есть, завтра нет, послезавтра опять есть. Для многих других это большой куш.
— Очень большой.
— Для очень многих. И я совершенно уверен: все дело — именно в этих деньгах. Но только это, увы, пока единственное, в чем я уверен, — вздохнул он.
— Куда ж теперь?
Мурин вынул из рукава записку Ипполита, сорвал печать, развернул и прочел. «Невыносимо». Ипполит просил приехать для важного разговора к нему домой, но на сей раз — необычно для Ипполита — было указано время. Мурин вынул брегет, щелкнул крышкой.
Время у него еще было. Приказал:
— В дом Катавасова.
— А этот, который за нами таскается, припугнуть бы его малость. Чтоб отлез. У меня и дубина с собой, если что.
Мурин поморщился:
— Нет. Он мне понадобится. Но не сейчас. Сейчас он мне ни к чему.
— Ну так как быть-то?
— А, да просто стряхни эту улитку. Покажи, на что Палаш способен.
— Штраф в управу заплатишь?
— С превеликим удовольствием.
— Не жалуйся потом, — весело пригрозил Андриан.
Как все гусары, Мурин любил быструю скачку и с наслаждением откинулся на сиденье.
Андриан, казалось, и не шевельнулся. Только Палаш вдруг пошел от тротуара танцующим шагом, во всем его теле чувствовалась сжатость пружины. Андриан набрал полную грудь воздуха и заревел, так что эхо отскочило от домов и, хлопая крыльями, взвились голуби:
— Па-а-абер-р-р-регись!
Странно было видеть игорный дом днем. Ореол роскоши улетучился, видимо, с криками петуха. Тусклый свет северного солнца пробивался сквозь немытые окна. На бархатных шторах были плеши. Паркет испещрен царапинами. Потолок был желт от въевшегося табачного дыма. От пустых бутылок — на столах, на полу, на подоконниках, где попало — тянуло кислятиной. А от всего места — чем-то убогим, надрывным. Воздух был одновременно душным и холодным. Печи еще не топили. Мурину впервые пришло в голову, что веселья в картах маловато. А скуки, отчаяния — больше, чем кто-либо готов признать. Из дальней двери вышел, зевая, лакей с мешком, стал собирать пустые бутылки. Он был без ливреи. Несвежую рубашку перехлестывали подтяжки, крепившиеся к штанам пуговками, похожими на два глазка. Глаза самого лакея были мутные, красноватые, опухшие. Мурин не сразу попал в их поле зрения. И тогда они приоткрылись, но не слишком.
— Кого…
