Мигель Монтаньес - Могила Колумба

Дома она найдет разгадку! В этом нет ни малейших сомнений.

Глава 15

ПАНАМА

Мои спутники подверглись невероятным опасностям и претерпели лишения. Я умоляю Ваши Высочества уплатить им в дальнейшем причитающееся, поскольку они бедны, и оказать милости каждому сообразно личным достоинствам, ибо уверяю вас, что они, по моему разумению, принесут наилучшие вести из всех, когда-либо доходивших до Испании.

Расчет маршрута, которым следовал славный адмирал, его записи в судовом журнале, а также корректировка расстояний, в действительности преодоленных, стали первоочередной задачей охотников за погибшим кораблем.

За исходное значение приняли величины, указанные Тосканелли: по его вычислениям, между побережьем Европы и Азии к востоку дистанция составляла 230 градусов, к западу — 130.

Из чего явствовало, что протяженность Земли, по оценке флорентийского ученого (что подвигло Колумба искать новый западный путь к специям), была меньше истинной.

— Следовало бы соотнести все расчеты, сделанные Колумбом, с реальными координатами с учетом действительных размеров Земли, — сказал Оливер.

— Хочу тебя порадовать: у нас есть размеры земного шара с точностью до миллиметра, по данным новейших спутников, — заявил Рональд.

— Превосходно. Единственная проблема теперь — восстановить единицы измерения, принятые Колумбом, принять эти единицы за основу расчета расстояний, подставить в систему указанные им значения и сделать перерасчет с учетом современной градусной сетки. Чем точнее мы это проделаем, тем больше вероятность найти корабль.

Оливер стал вспоминать все, что знал поданному разделу истории открытий, извлекая из памяти нужные факты. Его преподавательская подготовка пришлась как нельзя кстати. И все же он владел темой недостаточно, чтобы решать столь сложные задачи.

Но он может напрямую связаться через океан с одним из крупнейших экспертов по истории открытия Америки. Он прикинул разницу часовых поясов; дядя Томас, должно быть, встает с постели, в Мадриде сейчас рассвет.

— Здравствуй, Томас, — не без волнения произнес Оливер в трубку. — Это Андрес. Я звоню из Панамы. Хочу уточнить кое-что насчет Тосканелли и Колумба. Ты как, в состоянии разговаривать?

И Оливер поведал о последних событиях, не забыв упомянуть о специальном примечании Тосканелли для Колумба, где говорится о протяженности земного шара.

Дядя с ходу пустился в объяснения: — Хотя и считается, будто Колумб доказал, что Земля круглая, тем не менее об этом знали и раньше…

— Ради Бога, Томас, ближе к сути! — взмолился племянник.

— Да, прошу прощения! Итак…

Томас Оливер рассказал, что Колумб не соглашался с предложенными Тосканелли расстояниями, более того, имел собственные географические представления.

— Он придерживался теории, которая нашла отражение в составленной им карте, что море-океан отделяет Иберийский полуостров от Катая и области Сиамба с большим островом Сипангу, или Японией, посередине. Но он ни разу не обращался к градусным расстояниям, вычисленным Тосканелли, у него они всегда получались меньше, чем у флорентийца.

— Известно, насколько меньше?

— На четверть, то есть минус двадцать пять процентов. По Тосканелли, лига составляла три мили, по оценке Колумба, лига соответствовала четырем милям.[41]

— Ты наш ангел-хранитель! — воскликнул Оливер-младший. — Теперь мы сможем внести нужные нам поправки!

— Мне очень жаль огорчать тебя, — остановил его Томас, — но это вам не поможет. Все не так просто. — Оливер замер, слушая дядю. Тот продолжал: — Давай я поясню подробно, чтобы ты лучше ориентировался. За долгие годы плаваний адмирал накопил большой опыт и собрал множество сведений, которые легли в основу его проекта поиска нового пути в Индии. Опираясь на результаты своих наблюдений и другие источники информации, он разработал теорию о протяженности Земли. Особенно его заинтересовали воззрения арабских ученых, полагавших, что миля соответствует величине, чуть меньшей двух тысяч метров. Однако в ту эпоху итальянская миля была эквивалентна одной тысяче пятистам метрам. Таким образом, если мы примем в расчет арабскую милю, то длина экватора составит где-то сорок тысяч километров, что приблизительно соответствует реальной величине. Тогда как у Колумба, с его «колумбианскими» мерами длины, протяженность экватора достигала тридцати тысяч километров, то есть на двадцать пять процентов меньше, чем у арабских ученых.[42]

— Иными словами, ты считаешь, что необходимо увеличить на двадцать пять процентов все значения, указанные в его заметках?

— Точно. И все же, мне кажется, будет надежнее и математически более правильно, если ты возьмешь расстояния, пройденные во время первого путешествия и отмеченные в судовом журнале адмирала, восстановишь трассу на компьютере и сравнишь результат с реальными величинами.[43]

— Ты гений! Иногда мне кажется, ты знаешь о Колумбе все!

— Нет. Не все. Я понятия не имею, что он хотел сообщить своей подписью! Если узнаешь, поделишься со мной.

— Ты будешь первым, обещаю!

Как Оливер ни старался, ему никак не удавалось попрощаться с дядей; тот упорно и дотошно выяснял подробности их исследования.

Нетерпение Оливера имело вполне прозаическое объяснение. Он спешил. Вычисления займут в лучшем случае несколько часов, а затем нужно пересчитывать по выведенной формуле каждую из исходных величин, приведенных Колумбом. Перспектива отправиться спать, так и не узнав, какие плоды принесет предложение Томаса, энтузиазма не вызывала. Единодушно было решено работать до получения итогового результата.

Обработка данных из судового журнала и сопоставление их с реальными расстояниями потребовали времени больше, чем ожидалось. Приходилось высчитывать каждую дистанцию, а потом проделывать преобразование с учетом современных единиц исчисления. Процесс оказался более трудоемким, чем они предполагали вначале. К рассвету команда исследователей представляла собой печальное зрелище, люди буквально падали с ног. Окружавшая их обстановка красноречиво свидетельствовала о ночи, проведенной без сна за работой: бумаги, таблицы, карты, разбросанные по всему залу, груды пустых стаканчиков из-под кофе…

Наконец Оливер объявил во всеуслышание: центральный компьютер готов осуществить итоговый расчет.

Программа завершилась. На мониторе появилось удивительное изображение.

Сотни точек, рассыпанных на прежней карте, слились в одну.

Охотники за историческим наследием безмолвно переглянулись.

Первым обрел дар речи рисковый малый Джон Портер.

— Кажется, я знаю, где это место! — Он не мог оторвать глаз от экрана.

— Давай, стреляй! — отозвался Рональд из глубины зала.

— Это северная оконечность Плайя-Бланка, в центре Национального парка Портобелло, в Панаме. Короче, неподалеку отсюда.

У стойки в гостинице Оливеру сказали, что молодая женщина не выходила из номера. Испанец решил позвонить Альтаграсии. Он понимал, в каком она сейчас состоянии. Но как бы там ни было, у него имелись серьезные основания полюбопытствовать, по какой причине донья Мерседес с коллегами проявляла столь настойчивый интерес к данному делу.

Насколько серьезно профессора замешаны в преступлении? Неужели они причастны к краже останков?

Оливер воспользовался внутренним телефоном отеля. Услышав печальный голос, он не удивился.

— Плохо. Всю ночь не спала. А что у вас?

— Великолепно! Мы вычислили точные координаты. Выдалась нелегкая ночка, так что теперь мы намерены поспать немного, а потом встретиться за обедом и наметить план действий. А ты что будешь делать?

— Не знаю. Пока не решила, — ответила Альтаграсиа.

— Хочешь поговорить? — спросил Оливер.

— Да, поднимись, пожалуйста.

Ливень не утихал с раннего утра. Небо было свинцово-серого цвета, как и накануне, предвещая еще один дождливый день. За перемещениями членов команды внимательно наблюдали из машины, припаркованной рядом с гостиницей. Возможность проникнуть в здание агентства «ХиРо-Шипврек» представлялась сомнительной: американские охранники из службы безопасности, экипированные по последнему слову техники, дежурили день и ночь внутри и снаружи дома.

Кроме того, табельное оружие секьюрити наводило на мысль, что соваться в здание было не самым разумным поступком.

Следовательно, поступил приказ продолжать наблюдение.

Оливер поднялся в номер Альтаграсии. По ее глазам было видно, что она провела не лучшую ночь. Предательства ранят глубоко. Альтаграсиа всю жизнь стремилась достигнуть таких же высот в карьере, как донья Мерседес. И хотя на политическом поприще перед ней открывались заманчивые перспективы, в том числе и возможность осуществить на практике социальную и культурную программу, в глубине души она лелеяла мечту стать крупным ученым и однажды заслужить почет и уважение, которыми пользовался в республике узкий круг интеллектуальной элиты. Альтаграсиа не разделяла амбиций большинства коллег по политической партии в Санто-Доминго: те работали исключительно ради себя, набивая бездонные карманы.