Дарья Иволгина - Ядовитая боярыня
Авдотья была в отчаянии. Она по целым дням не отходила от хворого мужа, подносила ему еду и питье, держала его за руку.
Постепенно ее заботы сделали свое дело — больному стало существенно лучше. К осени 1552 года он окреп настолько, что смог уехать на Москву. Там, вдали от нежной супруги, он внезапно ощутил резкие боли. Ему сразу стало хуже, и Туренин снова слег — чтобы больше не подняться. На Москве он и умер. От осенних дождей дороги раскисли, и Авдотья не смогла прибыть на похороны мужа.
Впрочем, в имении Туренино, удаленном и от Москвы, и от Новгорода, никакой скорби по усопшему не наблюдалось. Знали об этом лишь домочадцы Авдотьи. У многих имелось собственное мнение насчет случившегося, однако мнение это они благоразумно держали при себе.
В те годы для женщин — отравительниц собственных мужей — существовала особенно жестокая казнь: их закапывали в землю, оставляя на поверхности только голову.
Все тело начинало жечь, как огнем, на коже появлялись пролежни, со всех сторон на нее давило землей. Добавлялись муки жажды и голода, поскольку пить и есть таким преступницам не давали и строго следили за тем, чтобы «сердобольные» граждане не пытались облегчить их муки.
Нет, Авдотья совершенно не имела намерения погибать подобной смертью. Напротив, она хотела жить — и жить в собственное удовольствие.
Мокей Мошкин теперь всегда находился у нее под рукой, готовый пособить боярыне в ее намерении. Верховая езда, охота, совместная баня с можжевеловым веником, кофепитие и даже табакопитие — она и это мужское занятие попробовала! — все радости и удовольствия земной жизни были теперь к услугам Авдотьи.
Заточенная в своей глуши, полновластная царица в пределах удаленного имения, Авдотья не могла забыть одно важного эпизода своей жизни, и постепенно это воспоминание заполнило все ее мысли, сделалось стержнем ее устремлений и ключом к ее душе…
В 1546 году, когда царю Иоанну было всего семнадцать лет, произошло событие, чрезвычайно важное для всего Российского царства. Начиналось все таинственно: молодой государь призвал к себе митрополита Макария и долго беседовал с ним наедине. Разговор этот оставался тайной; однако видели, что митрополит вышел от царя с лицом веселым, оживленным. Он отпел молебен в Успенском соборе и послал за боярами — не забыв даже тех, которые находились в то время в опале.
Готовилось нечто очень существенное. Народ как будто замер, охваченный ожиданием праздника. Подобно митрополиту, бояре изъявляли радость, но ничего до поры не открывали. С нетерпением все ждали объявления счастливой тайны.
Наконец, по прошествии трех дней, собрался весь царский двор: первосвятитель, бояре, приехавшие со всех концов России, кто успел, знатные сановники.
Молодой царь Иоанн выступил перед ними, сказав:
— Уповая на милость Божию и на святых заступников земли Русской, имею я намерение жениться. Ты, отче, — поклонился он митрополиту, — благословил меня. Первой моей мыслью было искать себе супругу в иных царствах, как делают мои собратья иноземные государи. Однако, рассудив основательно, я отложил эту мысль. Воспитанный в сиротстве, с младых лет лишенный родителей, — вдруг не сойдусь я нравом с иноземкой? Будет ли мое супружество счастливым, если приведу жену чужого воспитания и незнакомых нравов? Нет! Желаю найти себе невесту в России — по воле Божией и твоему благословению, отче.
Обрадованный столь здравым рассуждением юного царя, митрополит Макарий воскликнул:
— Сам Господь внушил тебе намерение, столь вожделенное для подданных твоих! Благословляю его именем Отца нашего Небесного.
Решение было поддержано всеми боярами — по слухам, многие из них проливали слезы умиления, а некоторые затаили в сердцах глубокую радость, предвкушая, что, может быть, их дитя будет избрано для венчания с государем.
Знатные сановники, окольничие, дьяки принялись по приказанию царя объезжать всю Россию, чтобы видеть девиц благородных и представить лучших из них государю. Среди них была и Авдотья…
Однако Иоанн предпочел Анастасию, дочь вдовы Захарьиной, муж которой, Роман Юрьевич, был окольничим. Эта Анастасия была, по словам Авдотьи, «немкой», ибо предок ее, Андрей Кобыла, въехал в Россию в XIV веке из Пруссии.
Но не знатность, а личные достоинства девушки оправдали выбор царя.
Анастасия, воспитанная в уединении, в строгости и молитве, была целомудренна, смиренна, набожна, чувствительна… и к тому же умна, как утверждают. Кроме того, Анастасия Захарьина была очень красива — а это считалось необходимым условием для царской невесты.
— А я? Разве я не красива? — ярилась Авдотья, разглядывая свое лицо в зеркале. Искаженное злобой, оно сейчас не было красивым — в нем отсутствовала тишина, необходимое условие для русской красавицы, которую традиционно сравнивают с лебедью белой, беззвучно скользящей по глади спокойных вод.
— Разве я не добродетельна? — шептала отвергнутая невеста Иоанна.
Да, она считала себя «отвергнутой», хотя всего лишь не была избрана — в числе многих. И эти многие смирились с царской волей, не считая себя обойденными. На все Божье расположение, говорили они.
Но только не Авдотья. Ее не избрали, ей предпочли другую! Ненависть ее к молодой Анастасии, к государю были беспредельны. Они свили себе гнездо в Авдотьином сердце.
Нет, не была она добродетельна и не была целомудренна, ибо целомудрие подразумевает не только одну физическую девственность, но целостность натуры, девственность нетронутой, ясной, кристальной души.
Спустя год после царской свадьбы просватали Авдотью за боярина Туренина. К тому времени она была уже испорчена своими мыслями, которые безнадзорно вызревали в хорошенькой головке под кокошником.
Какой-то Туренин! Поначалу Авдотья видимо смирилась с этой участью. Тем более что муж души в ней не чаял, ласкал и повсюду брал с собой, показывал ей московские дива, чудные храмы и палаты царские. Но Авдотья от этого только пуще наливалась злобой. Вот, значит, чего лишила ее своевольная судьба! Вот как обделил ее царь Иоанн, не избрав себе в супруги! Всем этим безраздельно владеет Анастасия Захарьина! И чем это она лучше, нежели Авдотья? Кто так распорядился — бояре, сам царь, злая судьба… или сам Господь Бог?
Авдотья ненавидела Иоанна Васильевича. Не любила она и мужа своего, Туренина, но терпела его и притворялась до тех пор, покуда он был ей нужен. В нежные лета трудно было ей настоять на том, чтобы нее имение ей досталось, а после властвовать там безнадзорно: стань она вдовой лет двадцати, и набежали бы ее родичи, пожелали бы наложить руку на имение и ею самой, Авдотьей, управлять. К тридцати годам избавиться от назойливой опеки родни было бы куда легче — вот Авдотья и выжидала…
После смерти Туренина все резко переменилось. Из-под спуда выступила, всем на страх, истинная Авдотья, — страшная, как мифологическое чудовище, с ледяным прекрасным лицом, с роскошным телом, с белыми руками, несущими смерть, с алыми устами, изрыгающими проклятия… Если бы непросвещенные русские крестьяне, которыми, на их беду, владела вдова Туренина, знали античную мифологию — столь популярную нынче в Европе — то сравнивали бы свою госпожу с Медузой Горгоной.
* * *На высоких перинах лежали Авдотья с Мокеем Мошкиным. Авдотья разметала свое роскошное тело, пышные свои волосы распустила, жарко вздыхала, глядя в низкий потолок. Мокей лобызал свою госпожу, не забывая постанывать — как бы от благоговейного удовольствия, — а сам все прикидывал в уме: хорошо бы денег на новое полукафтанье выпросить… и еще в подвале видел он бутыль вина заграничного — французского или немецкого — вот бы ее выпросить… намеком или еще как…
Оба они удачно делали вид, что соединяет их на преступном ложе любовная страсть. Всякие разговоры о деньгах представлялись невозможными, как для Мокея, как и для Авдотьи.
Тем не менее, она как бы невзначай делала ему подарки, а он смущенно их принимал и, если она ошибалась и дарила не то, чего он вожделел, втайне скрежетал зубами и бранил свою госпожу и благодетельницу самыми черными словами.
Изредка бывали случайные свидетели таких одиноких вспышек ярости, которым Мокей предавался наедине с собой, но воспользоваться узнанным им не удавалось: Мокей быстро от них избавлялся тем или иным способом. Поэтому люди научились и Мокея обходить стороной.
Мокей Мошкин явился к барыне утром того дня, когда на ливонца было совершено неудачное покушение. Приполз, издыхая, как пес.
Его увидели на дороге издалека, опрометью кинулись докладывать госпоже.
— Мокей вернулся!
Крикнул кто-то погромче и тотчас скрылся, чтобы Авдотья не увидела — кто принес ей дурную весть.
Авдотья на крыльцо вылетела, по сторонам глянула, но слуги ее хорошо научились бегать — никто на глаза не попался. Все попрятались. Авдотья поджала полные губы. Стало быть, не с добром явился Мокей, если никого на дворе нет!
