Евгений Сухов - Аристократ обмана
– Кажись, нужно за их благородием послать, – высказался один из гвардейцев, – без него нам не разобраться.
– Оно и верно.
– Ты во че, Степан; я сей миг за его благородием схожу, он, поди, в карты режется, а ты тут без меня побудь. А ежели что не так, так ты ентова немчину прикладом по шеям!
– Ясное дело, Мирон, – с готовностью сказал статный гвардеец, – не оплошаю. Поспешай!
Степан вошел в тот самый момент, когда на стол легли карты, – их оставалось только поднять и сделать ставку. Отчего-то капитан Вольф был уверен, что этот кон останется за ним, а потому карты поднимать не спешил, оттягивая удовольствие.
Дверь распахнулась в тот самый момент, когда его ладонь легла на разложенные веером карты и подушечки пальцев почувствовали прохладу глянцевой поверхности.
– Ваше благородь, – смешался Степан, натолкнувшись на суровый взгляд капитана. – Тут енто, такое дело…
– Не мямли, что там стряслось? – слегка повысил голос капитан, посмотрев на партнеров. Весь его вид говорил: что поделаешь, вот с такими гвардейцами приходится заступать в караул к императорскому дворцу.
– Там у входа немчина один шибко сердится, все ручищами машет.
– И что же ему надо, братец? Государя, что ли, требует? – хмыкнул поручик.
– Не можем знать, ваше благородь, – отрапортовал Степан, чувствуя себя неловко под взорами офицеров.
– Так гони его в шею! Будут всякие проходимцы у дворца толочься.
– Вам бы глянуть на него нужно, ваше благородь, он того… орет шибко. Все бумагой какой-то трясет, как бы неприятностей не вышло. С подводами приехал, всю площадь заставил.
Застегнув мундир, Вольф подошел к окну и с удивлением увидел подле Александрийского столпа несколько десятков подвод, на которых по-хозяйски восседали мужики с ломами. Некоторые из них настолько пообвыклись на площади, что кормили застоявшихся лошадей овсом; иные, сбившись в круг, хлебали кашу. И уезжать они никуда не собирались.
– Это что за дела? – удивленно протянул капитан, поглядывая на подводы, рассыпанные по всему полю. – Чего они сюда приперлись?
– Не могу знать, ваше благородь!
Преодолев соблазн заглянуть в карты, Вольф поднялся и произнес:
– Прошу прощения, господа! Служба. Партию придется отложить.
Застегнув мундир на все пуговицы, он взял со стула фуражку и вышел из комнаты. Уже приближаясь к главному входу, он услышал громкие крики, раздававшиеся с крыльца. Распахнув дверь, капитан увидел крупного толстого раскрасневшегося человека, одетого в клетчатый фрак, будто флагом, размахивающего какой-то бумагой. Он что-то громко говорил, по всей видимости, выкрикивая проклятия, однако гвардейцы, стоявшие в карауле, его действия воспринимали как спектакль Петрушки на воскресном балагане. Почему бы не позубоскалить, когда для этого представилась возможность? Глядишь, и служба в тягость не будет.
Увидев вышедшего на крыльцо офицера, гвардейцы взяли на караул, щелкнув каблуками. Теперь все внимание американца было обращено на капитана. Тотчас умолкнув, он неровным шагом направился к Вольфу и протянул ему бумагу. Из огромного количества слов, произнесенных американцем, он понял лишь одно: «купчая».
– Позови корнета Самсонова, – распорядился капитан, обратившись к солдату, стоявшему рядом, – он по-английски калякает.
– Слушаюсь, ваше благородь, – с готовностью произнес гвардеец и скрылся за дверью.
Через минуту солдат вернулся с молодым корнетом, совсем мальчиком, на узкой губе которого едва пробивался белесый пушок.
– Вот что, корнет, спроси у этого иностранца, какого дьявола ему нужно в Зимнем дворце? И почему на площади такое большое количество подвод?
Кивнув, корнет, тщательно подбирая слова, перевел.
Американец засветился радостью, улыбаясь корнету, как лучшему другу, а потом что-то быстро заговорил, показывая на дворец.
– Ты чего улыбаешься? – буркнул невесело Вольф, думая о разложенных на столе картах. – Что он там наговорил?
– Он говорит, что купил Зимний императорский дворец, у него на это есть даже купчая. Сейчас он намерен разобрать его по кирпичику и на подводах перевезти их на корабль. А потом сложить дворец уже в Техасе, на своем ранчо.
Капитан внимательно всмотрелся в корнета: время не самое подходящее для веселья, но похоже, что тот и не шутил.
– Это что же получается, он купил дворец вместе с императором и его семьей, так, что ли?
– Ему это перевести? – с готовностью отозвался корнет.
– Не надо. Лучше спроси, у кого это он купил дворец?
Корнет быстро перевел. Американец заговорил, показывая на бумагу.
– Он сказал, что купил его у хозяина дворца.
– Хм… Получается, что у государя. Что же его императорское величество не поставило нас в известность?.. Спроси вот что, как выглядел этот хозяин?
Корнет быстро перевел. Американец быстро заговорил, с надеждой уставившись на Вольфа.
– Понятно… Говорит, что он был в роскошном мундире, как и у вас, господин поручик. Дескать, по всей видимости, фельдмаршал, никак не меньше! Хотя и молод. Может, лет тридцать, а может, чуть поменее. Высокого роста, со светлыми усами…
– Варнаховский! Ах, шельмец! Узнаю его проделки… А я-то думал, почему он раньше времени с караула ушел. Спроси у него, а где же тогда купчая.
Корнет перевел. Американец, широко улыбаясь, протянул «купчую». Развернув ее, граф Тучков прочитал написанное по-русски:
«ДОЛГОВОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Настоящим удостоверяю, что податель сего, подданный Америки, уроженец штата Техас, мистер Морган Генрих должен сумму в 5 000 000 рублей государю императору Александру Второму.
Подарок от преданного подданного.
Ниже широкая размашистая подпись, после которой небрежно было дописано:
Дураков в России не сеют и не жнут».
Прочитав «купчую», граф Вольф долго хохотал, а потом вернул ее обескураженному американцу.
– Ай да молодец, Варнаховский!
* * *Поправив очки, начальник сыска посмотрел на простофилю-американца, сидевшего в углу его кабинета на продавленной тахте. Кажется, незадачливый бизнесмен понемногу стал осознавать действительность. Со своей «купчей» он помыкался по всем возможным и невозможным инстанциям, вызывая своим рассказом у каждого официального лица гомерический хохот. И только на четвертый день после значительных мытарств по кабинетам министерств он оказался в правлении сыска, где в лице Владимира Гавриловича Филимонова нашел понимающего собеседника, пожелавшего выслушать его печальную историю.
Дело оборачивалось скверно: Леонид Назарович Варнаховский, воспользовавшись своим служебным положением, мошенническим путем выманил у подданного Америки пять миллионов рублей и скрылся в неизвестном направлении. С такими деньгами вряд ли он будет сидеть где-нибудь в Мытищах и терпеливо дожидаться ареста; ему прямая дорога в Европу, а то и в Америку. Афериста следовало привлечь к ответственности, вот только сначала его следовало изловить.
Макнув перо в чернильницу, Владимир Гаврилович быстро написал: «Российским сыском Его императорского величества разыскивается особо опасный государственный преступник, поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Варнаховский Леонид Назарович тридцати двух лет от роду. Ему ставятся в вину аферы и многие мошеннические действия. Преступник может менять внешность и проживать под другими фамилиями, например граф Эд Дюнуа. В связи с обоюдным договором о задержании и выдачи противузаконных элементов, российский императорский сыск обращается с просьбой о задержании означенного злоумышленника и передачи его российским властям. Поручик Варнаховский Леонид Назарович заочно приговорен санкт-петербургским судом к длительной ссылке в Сибирь.
Поставив число, Владимир Гаврилович написал:
Начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга, действительный статский советник, г. Филимонов В.Г.».
Позвав адъютанта, он распорядился:
– Вот что, голубчик, отправь это по всем министерствам в Европе, где у нас есть договоры о выдаче уголовных злоумышленников.
Часть II
Казино
Глава 18
Чемодан денег
Поселившись в Ницце, Варнаховский купил самый роскошный дом, с которого открывался прекрасный вид на море. Вместе с виллой были приобретены три экипажа: один с открытым верхом, другой – ландо, запряженное четверкой вороных рысаков, и третья была тяжелая золоченая карета с упряжью в три пары лошадей. Так что в зависимости от погоды использовались все три экипажа. Леонид нанял русских горничных и поварих. Даже извозчики у него были русские, с большими окладистыми бородами, а когда они погоняли лошадей, то скверно ругались, как это было заведено на родине, и неистово орали на всякого перебегавшего дорогу: «Поберегись!»
