Андрей Добров - Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев

– А если все-таки наберется достаточно много фруктов с изъянами? – спросил я. – Что вы будете делать? Продавать по дешевке неимущим? Через охотнорядские лавки?

– Нет, – сказал Елисеев. – Это также предусмотрено. Все остатки скоропортящихся продуктов продавцы должны будут съесть вечером, после закрытия магазина. Мы не можем их выбрасывать, мы не можем продавать их по дешевке, мы не можем давать работникам выносить их из магазина домой и съедать там. Потому что мой товар должен ассоциироваться исключительно с высочайшим классом. Уцененный товар, бесплатный товар – это исключено. Наша марка не может ассоциироваться с таким товаром. У нее – репутация! Так что машина запущена, и ее уже нельзя останавливать.

– А если взорвать магазин? – в шутку предположил я.

Елисеев ошарашенно посмотрел на меня.

Я вздохнул:

– Надеюсь, что люди, которых я попросил помочь мне в поиске Бориса Ильина, все же сделают свое дело. Раньше они никогда меня не подводили.

– Я не верю, что студент может взломать сейф, даже если узнает о том, что деньги привезены, – задумчиво сказал Елисеев. – Послушайте, Владимир Алексеевич, вы подозреваете кого-то еще?

– Кто будет отвечать за сохранность денег? – спросил я в ответ.

– Безусловно Теллер. Он примет саквояж с деньгами на вокзале, довезет до магазина и положит в сейф конторы. Хотя мне теперь это совершенно не нравится. Мало того, скажу вам, что в данный момент мои люди подыскивают нового начальника московской охраны.

– Вы все-таки уволите Теллера, несмотря на все его обстоятельства, – спросил я.

– Да, – ответил Елисеев. – Я сделаю это. Я не могу подвергать опасности проект, который обходится мне в миллионы чуть не каждый месяц. Но я больше не доверяю Теллеру, как доверял ему раньше. Я считаю, что он по-прежнему старается, хранит верность делу, но я переоценил Федора Ивановича. Он не тянет. Однако повторю вопрос, на который вы не ответили, Владимир Алексеевич. Вы подозреваете кого-то кроме Бориса? Я это чувствую. Кого?

Я достал табакерку и выскреб из нее остатки табака. Мне нужно было немного времени, чтобы попытаться сформулировать одну мысль. Чихнув, я сказал:

– Действительно, я не уверен, что все это – дело рук Бориса Ильина.

– Но записки? Разве они не указывают именно на него? Так или нет?

– Да, записки были написаны его рукой, – согласился я. – Вернее, его почерком.

– Подделка?

– Мне трудно судить. Я сверял записки с другим письмом Ильина. Почерк был идентичен. Или очень, очень похож. Но, видите ли, Григорий Григорьевич, о существовании подземных ходов знал еще один человек.

– Подземные ходы замурованы, – возразил Елисеев. – Я сам лично перед отъездом проверял.

– Замурованы только те ходы, которые мы нашли, – ответил я. – Но существует еще третий подземный ход – и его мы не обнаружили. Возможно, именно им и пользуется Ильин. Но также им может пользоваться другой человек, с которым я недавно встречался. Некто Сергей Красильников. Я рассказывал вам о нем?

– Не помню уже, – поморщился Елисеев. – Я веду несколько дел одновременно. – Давайте еще раз.

Я коротко рассказал про Красильникова и его участие в революционной ячейке Мураховского. И о том, что теперь Красильников стал большим человеком в криминальном мире Москвы.

– В этой версии был бы смысл, – заметил сосредоточенно слушавший меня Елисеев, – если бы ваш Красильников знал, что скоро прибудет крупная сумма денег. И хотел бы дестабилизировать ситуацию, внести хаос и заставить нас нервничать. Но откуда ему знать про деньги?

– Не могу сказать, – честно ответил я. – Вот только Красильников собирает информацию, чтобы использовать ее в своих интересах. Это его слова. А подробности и детали – это ключик к любому сейфу с деньгами.

– И про сейф?

– Точно так, – подтвердил я.

– Мог ли он этим невольно выдать свои мысли? – спросил Елисеев.

Я пожал плечами.

– Откуда, вы говорите, он черпает информацию?

– Я точно знаю, что он и его люди прочитывают каждую газету от корки до корки. Но также подозреваю, что у него могут быть свои информаторы. Он долго жил среди профессиональных нищих и воров. Наверняка у него остались связи в этой среде. Мог ли он от них получить информацию о прибытии в ваш магазин крупной суммы денег?

– Вряд ли, – задумчиво произнес Елисеев. – Все мои люди были досконально проверены, прежде чем их наняли. Среди них нет случайных или нелояльных лиц.

Так уж и нет, подумал я, вспомнив про Теллера.

– Конечно, – произнес Елисеев. – Нельзя исключать ничего, даже самой невероятной возможности. Красильников не мог узнать про деньги со стороны. Значит…

– Значит, он мог узнать об этом от кого-то из сотрудников, – закончил я. – Возможно, в вашем магазине, несмотря на тщательную проверку, все же завелась крыса? Ведь Красильников мог завербовать кого-то уже после проверки.

– Почему бы и нет? – спросил себя Елисеев.

– Но тогда это ужасно! – воскликнул я. – Что если это, например, тот самый покойный учитель немецкого Пустоватов? Вы только представьте себе, Григорий Григорьевич, что Красильников получал от него сведения о происходящем в магазине, и наконец дождался хорошего куша. Сто тысяч! Для таких господ это не шутка. А чтобы обезопасить себя, он убил информатора. Ведь такое могло случиться?

– Вы сами верите в такую возможность? – с сомнением спросил миллионер, он явно не хотел соглашаться с тем, что кто-то из его сотрудников мог оказаться крысой.

– Я сейчас пытаюсь проанализировать факты, которые мне казались странными и необъяснимыми.

На самом деле, в душе я считал, что учитель немецкого тут ни при чем. Скорее информатором Красильникова мог быть Теллер, поскольку они были знакомы с Красильниковым. И тот мог шантажировать Теллера историей его жены. Ведь он сам рассказал мне ее. А Теллер совсем недавно в сигарном магазине показал, что боится шантажа – с моей стороны. Но, возможно, как Красильников проговорился про сейф, так и Теллер проговорился про шантаж. И тогда все встает на свои места – все действующие лица получают мотив, и их действия становятся понятны. А жертвы, скорее всего, подписали себе смертный приговор, просто став случайными свидетелями встреч между Теллером и Красильниковым в помещениях магазина.

Я не стал рассказывать это Елисееву, потому что и он прежде не был откровенен со мной. Однако у меня начал складываться в голове план – дерзкий и опасный. Но только так я мог бы прояснить судьбу пропавшего Бориса.

– Григорий Григорьевич, – сказал я, – у меня к вам просьба. Когда привезут деньги, я хотел бы оказаться поблизости. Возможно, что эти деньги действительно постараются похитить. Кто – это второй вопрос. Главное – как и когда. И я хотел бы также находиться рядом с охраной, приставленной к сейфу, пока не прибудут ваши конторские люди из Петербурга.

– Вы думаете, может что-то случиться? – серьезно спросил миллионер.

– Я уверен, что-то обязательно случится. Уж слишком все сходится.

– Значит, Красильников? – спросил Елисеев. – Может, мне вызвать побольше охраны?

– Нет-нет, – ответил я. – Мы сделаем все по-другому.

На следующее утро дождь, казалось, прекратился, и солнце даже ненадолго выглянуло из-за облаков, но скоро тучи опять заволокли небо, и прохожие раскрыли зонты. Я представил себе, как Маша на даче, сидя в плетеном кресле-качалке на открытой веранде, кутается в плед, пьет чай и смотрит на калитку, ожидая, вдруг я приеду – непременно с шумной компанией друзей. Я вздохнул.

За обедом Коля спросил меня:

– Владимир Алексеевич, не можете мне кое-что объяснить?

– Что, Коля?

– Я тут читал одну басню Крылова, «Ларчик», и не смог ее понять. Ну, вы помните, как мастеру принесли ларец, он искал способ его открыть, но не смог. И вот в конце написано: «Потел-потел, но, наконец, устал, от ларчика отстал и, как открыть его, никак не догадался: а ларчик просто открывался».

– Ну и что здесь тебе непонятно? – спросил я.

– Так как открывался ларец? – спросил Коля.

– То есть как это – как открывался?

– Там написано – он просто открывался. Как именно «просто»? Защелка у него была, шпингалет или крючок? Каким способом он открывался?

– А, дорогой ты мой, – рассмеялся я. – И ты попал в эту же ловушку старика Крылова!

– В какую ловушку? – удивился Коля.

– Видишь ли, это была первая басня, написанная Иваном Андреевичем. И многие, читая ее, задавали такой же вопрос, как же именно «просто» открывался ларчик? Все дело в том, что в последней строке надо обращать внимание не на слово «просто», а на слово «открывался». Он просто – открывался, то есть надо было просто откинуть крышку. Понимаешь, Коля – просто откинуть крышку. Многие критики тогда писали, что это неудачная басня, что Крылов не смог сформулировать правильно последнюю строчку, что как поэт он не справился с задачей. А ведь это неправда, Коля! Я считаю, что это одна из самых замечательных басен дедушки Крылова. Потому что она сама является ларчиком! Если ты знаешь, как она просто открывается в последних строках, то и смысл понятен. А если ты этого не понимаешь, то и будешь думать, пока не устанешь и не смиришься с тем, что это какая-то нелепица.