Палач приходит ночью - Валерий Георгиевич Шарапов
Верхний слой мы разминировали своими силами. Я уже не раз мысленно благодарил моих товарищей по партизанскому отряду. Подрывники у нас были с Большой земли, собаку съевшие на взрывном деле. И меня учили, как ставить мины у железнодорожных путей, так и снимать их. Здесь же все взрывные устройства и ловушки были знакомыми.
Сняли мы несколько мин. А потом нам в помощь прикатил саперный взвод из ближайшего гарнизона. Притом с техникой и инструментами. И работа пошла куда более бодро.
А работы был непочатый край. Применяли даже стальной трос с деревянным блоком. Промаялись почти трое суток.
Потом подвели страшный итог: почти полтора десятка тел. В колодец на протяжении пары месяцев бандиты сбрасывали людей, в том числе детей. Кого-то еще живым, кого-то уже мертвым. Но живые могли только позавидовать мертвым. А потом забили колодец бревнами и минами. И не уверен, что такой колодец в моей практике последний.
Потом мы протоколировали показания селян в Степняках. Нужно было попытаться установить, что же за банда такая покуролесила. Чтобы было, с кого спросить по всей строгости.
— Что за бандеровцы были? — спросил я председателя сельсовета, чудом выжившего, поскольку соблюдал правило — не ночевать два раза в одном месте и ни на миг не терять бдительности. Он сумел зарыться в овине и дождался, когда бандиты уйдут. Винить его в этом трудно. С одним наганом много не навоюешь.
— Рассмотрел только издали. С Подхолмских болот пришли. Это же вообще не люди, а черти болотные! И вел их тот долговязый, ну чистый леший!
— Что за долговязый?
— Да известная сволочь. До войны в каком-то оркестре играл. А сейчас бандеровец. Он в нашем селе был за пару дней до прихода этих баранов. Заходил к кому-то.
— К кому? — заинтересовался я.
— Да не знаю… Этот музыкант… Он у бандитов вроде разведчика. Приходит. Цели намечает. А потом… Потом приходит банда. Раз — и в колодец. — Председатель вздохнул горестно.
Я еще поспрашивал у него про этого самого музыканта. И убедился в правильности своей догадки. Да это же Скрипач! Который меня еще в 1941 году обещал пристукнуть. И которого я в лесу вместе со Звиром на мушке держал. Тогда все становится понятным. И кто приходил. И кто колодец наполнил.
Чего же вы постеснялись и свою метку на колодце не оставили, «Корни»? Ну, твари, не будет вам ни амнистии, ни пощады!..
Глава седьмая
Когда мы вернулись из Степняков, начальник, приняв мой рапорт, сочувственно поинтересовался:
— Умаялись?
— Больше обозлились.
— Понимаю. Значит, «Корни».
— Они.
— Ничего. Рано или поздно мы эти «Корни» выдернем. А ты пока с личным составом отдыхай. Вижу, еле на ногах держитесь. Выезд за выездом.
— Есть!
С капитаном Розовым мы как-то сразу сработались и даже душевно сроднились. Он был страшно обаятелен, неизменно оптимистичен и ленив. И не уставал повторять любимые поговорки, ставшие девизом отдела: «Все будут расфасованы и упакованы». Или «Все будут схвачены и расхреначены».
При всей своей внешней лености, дела в отделе он организовал на отлично. Отлаженный им механизм работал как часы. Уже потом я понял, что это высший уровень управления, когда кажется, что все делается само собой. На выездах он преображался в настоящую гончую, появлялся в нем горячий азарт и неудержимое стремление гнать врага до конца, невзирая на препятствия и риск. А еще в нем просыпался зверь при нерадивости подчиненных и халтуре — тогда он щедро и эмоционально сыпал самой площадной руганью и выдумывал такие иезуитские наказания, что в эти минуты вызывал у подчиненных ужас вместе с восторгом.
А еще он всегда стоял за своих людей. И в бою, и перед начальством. «Под мою ответственность» — не многие готовы произнести такие слова, притом что ответственность в боевой обстановке — это когда действительно отвечаешь головой.
В общем, повезло нам с ним. И бесценные навыки оперативных премудростей, а он был их энциклопедией, передавал мне тоже невзначай, но все въедалось в память намертво.
Выйдя из кабинета руководителя, я наскоро перекусил в солдатской столовой. Чуть не задремал за столом. И отправился к себе перевести дух и наконец выспаться на чистых простынях.
Да, заснуть сейчас часов на двадцать. И проснуться, когда мерзкие ощущения от того, что мы видели, немножко сгладятся. Кошмары лечит только время. Свежий, не сглаженный хотя бы сном кошмар слишком тяжело давит на грудь. А вообще, коллекция кошмаров у меня теперь велика и множится с каждым днем.
Я поднялся по ступеням на второй этаж. Отпер дверь своего жилища, по-спартански обставленного казенной мебелью с бирками «ХОЗО НКВД».
Сперва я жил в казарме внутренних войск. Но через месяц мне выделили комнату в единственном в райцентре трехэтажном доме, где когда-то было реальное училище, а теперь жили сотрудники разных ведомств. Комната была большая, когда-то являлась учебным классом. На антресолях я нашел учебные пособия по геодезии.
Сложив аккуратно одежду на единственном стуле, я повалился на узкую кровать, под синее солдатское одеяло. И вот же незадача — не шел сон, когда он так нужен. Этот колодец не пускал меня в него, все стоял перед глазами.
Может, напиться? Нет, не пойдет. В моей команде запрет на спиртное без особого на то повода. Расслабиться никто не возбранял, но только на побывке, а не когда в любую минуту тебя могут поднять по тревоге. Но напиться очень хотелось.
А еще подумалось, что вряд ли мне дадут всласть отоспаться. Жизнь наша полосами идет. И сейчас как раз такая полоса, когда на тебя градом обрушиваются события и приказы. И когда никакого продыха от них нет.
Подтверждением верности этой теории стал явившийся через полтора часа по мою душу вестовой, сильно взволнованный:
— Товарищ младший лейтенант. Начальство из области прибыло. Вас кличут.
Ну что, отдохнул, пора на службу. Хорошо еще, не разоспался, тогда было бы тяжелее.
Быстро добравшись до райотдела, я увидел несколько тентованных грузовиков. Скорее всего, они приехали вместе с тем самым областным руководством. Для охраны их было слишком много. Значит, затевалась какая-то масштабная операция.
Зашел в кабинет начальника отдела, уже приготовившись чеканно доложиться заезжему руководству.
— Товарищ… — начал я.
Тут меня сгребли в охапку, похлопали радостно по плечам.
— Орел! — радостно воскликнул Логачев.
Он и был тем самым начальником из области. Сменил землянку командира партизанского
