Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина
Света растерянно обернулась к мужу, не понимая, шутит следователь или всерьез сердится. Коля подмигнул в знак поддержки, хотя, если честно, и сам не слишком понимал, что у коллеги может быть на уме.
— Нашел! — вдруг радостно воскликнул следователь. — Вот где у нас не сходится. Если вы такая умница, да еще и книги так хорошо знаете-любите, то отчего же вас из библиотеки имени Короленко уволили? Чует мое сердце, наверняка там у вас был конфликт.
— Был, — ответила Света, и Коля насторожился. Про обстоятельства смена места работы он жену еще не расспрашивал. — Только вам это ничего не даст, — продолжила она. — Вот если бы в мою бывшую начальницу стреляли, то вам бы повезло, вы бы смело могли меня подозревать. А наоборот это не работает. Я в данном случае обиженная сторона. А Софья Павловна, наверное, уже и забыла, что я у нее в отделе когда-то трудилась. Там глупая вышла история. И очень неприятная.
— Обожаю неприятные истории, случавшиеся в прошлом пострадавших, — словно сытый кот, промурлыкал Опанас Владимирович. — Они вселяют в меня надежду найти мотив покушения…
— Дело было так, — послушно начала Света. — В ноябре первого года оккупации вокруг Харькова, в колхозных полях, лежало огромное количество еще не выкопанного картофеля. Война помешала копке. Каждый дурак понимал, что при первых же морозах картошка погибнет. И фашисты тоже понимали, но почему-то запрещали людям ее выкапывать и разбирать по домам. Но однажды прислали к нам в библиотеку грузовик. И, как ни странно, не для того, чтобы очередную порцию ценностей украсть, а для хозяйственных работ. Приказали выделить сотрудников помоложе, которые могут поехать копать картошку. — Света глянула на свои руки и зябко поежилась. — То еще было приключение! Инвентарь никакой не выдавался, работа сопровождалась выкриками и подтруниваниями со стороны привезших нас немцев. Зато потом каждому копавшему в награду пообещали выделить мешок картошки. Я немецкий немного понимала уже тогда, потому все переговоры велись через меня. — Тут Света вспомнила, что считает эту историю не заслуживающей особого внимания, потому решила говорить без подробностей. — В общем, если вкратце. Мой дом был по пути, поэтому меня с мешком картошки высадили сразу, а остальные сотрудники поехали вместе со своим богатством в библиотеку. И там, представьте, объявился какой-то новый немецкий начальник, который постановил всю выкопанную картошку у библиотеки изъять. Всю-всю, вместе с обещанными в качестве награды мешками.
— Совсем очумели! — Коля едва удержался, чтобы не разразиться бранью.
— Утром я пошла ругаться к возившим нас немцам. Они глаза-то, конечно, отводили, но усердно делали вид, что не понимают, о чем я говорю. Не было, мол, никакой договоренности об оплате. Ругалась я с ними так, — тут Света покраснела, — что удивительно, как меня там на месте не пристрелили. Никогда до той поры так не бранилась, а тут… В общем, вскоре начальнице моей пришло распоряжение как-то меня наказать. Дескать, я все выдумываю и очерняю сотрудничество библиотеки с новой властью. — Света тяжело вздохнула. — Вот так меня и уволили.
В этот момент в дверь деликатно постучали. Пока Опанас Владимирович с зычным криком «Занято!» пробирался к двери, в кабинет заглянул коренастый мужчина с хитрым прищуром. Он деловито промокнул лысую голову измятым картузом и с заговорническим видом сообщил:
— Дело есть. Важное! Выйдем, Опанас Владимирович?
Следователь заверил присутствующих, что это ненадолго, и вышел в коридор.
— Самое противное, что некоторые мои коллеги поверили, — продолжила свою историю уже для Коли Света. — Кто-то решил, что я свои знания языка преувеличила и всех с толку сбила. Кто-то — что я нарочно все это провернула, лишь бы себе домой картошку завезти. Уволили меня с нелепейшей формулировкой: за «дезорганизацию снабжения сотрудников продовольствием»… После стольких лет работы! После того как мы с этой самой Софьей Павловной, рискуя головами, тайком переносили самые ценные книги из взятых немцами на учет фондов в другие хранилища…
Коля даже не знал, что сказать. Он и в свой-то адрес несправедливости не терпел, а когда слышал о чем-то подобном про жену, готов был разнести весь свет.
— Ложная тревога, дорогой, — раздался громкий возглас Владимировича из-за двери. — Про все это знаем и держим на контроле. Но за бдительность — хвалю.
Через секунду следователь уже снова был в кабинете.
— Ишь! — хмыкнул он, кивая в сторону коридора. — Информатор мой уже про вашего Морского прознал. Странные, говорит, люди. Только по одному адресу разместились, а уже переезжать надумали. Он у нас извозом занимается. Ну, то есть не у нас, а сам у себя. А мы ему этот грешок прощаем, в обмен за ценные сведения о настроениях разъезжающей на извозчике публике. Толковый он мужик, умеет разговорить, расположить к себе. С Морским, конечно, у него осечка вышла, но в целом, я его понимаю. Вид у этих супругов Морских, говорит, слишком ненашинский, так что обойти вниманием не могу.
— Я сначала думала мешок этот на работу принести и поделить по-честному, а потом, как увидела такое отношение, так плюнула на всех и на всё, — закончила свой рассказ Света, нарочно игнорируя слова следователя об информаторе.
Коле тоже подобные темы не нравились. Сам он во времена работы в угрозыске о своих информаторах никому не рассказывал и, уж тем более, не хвастался их успехами.
— Можете мне списочек тех сотрудников, что с вами картошку копали, написать? — Опанас Владимирович все понял правильно и тут же переключился на текущие рабочие задачи. — И фамилию того полицая, которого вы вокруг пальца обвели с обложками книг. Вдруг прознал, что вы его обманули, и сердится. Сейчас, между прочим, поборники фашистского режима по большей части никуда не уехали, а живут себе среди нас, маскируясь под мирное население.
— Этот точно среди нас не живет, — уверенно заявила Света. — У нас с ним еще одна история связана. По его вине одного хорошего человека расстреляли в этом январе. Так «татаркины дети» вместе с Ларисой его подстерегли и камень на него с крыши главного корпуса сбросили. Чуть не прибили. Буквально в миллиметре камень этот от него упал.
— Что? — не поверил своим ушам Коля. — И ты только сейчас про это вспомнила? Вот же явный недоброжелатель.
— Затем и вспомнила, чтобы сказать, что
