Эллис Питерс - Исповедь монаха
Кадфаэль замедлил шаг лошади — не мешало бы спросить дорогу у кого-нибудь из прохожих. Вскоре он поравнялся с деревенской околицей и увидел женщину, выгонявшую овец с ягнятами попастись на травке. Она с готовностью указала кратчайший путь, в обход Вайверса, что вполне его устраивало — он не испытывал желания сталкиваться с Сенредом и его людьми. Покамест ему нечего было им сказать, да и вообще говорить с ними должен был не он.
Свернув на указанную женщиной дорогу, он поскакал быстрее и не сбавлял скорости, пока не добрался до цели. У ворот Элфорда он остановил лошадь и спустился на землю.
Из томительного одиночества Хэлвина вывела юная привратница. Она постучала и вошла к нему в комнату тем же утром, только позже, когда солнце уже залило все вокруг золотистым светом и трава в садике стала подсыхать. Он быстро обернулся, ожидая увидеть Кадфаэля, и уставился на нее широко раскрытыми, недоумевающими глазами.
— Меня прислала мать аббатиса, — мягко пояснила девушка, стараясь его успокоить, — он показался ей каким-то потерянным, будто не понимал, что происходит. — Она просит тебя пожаловать в ее покои. Пойдем, я провожу тебя.
Он послушно потянулся за костылями.
— Брат Кадфаэль ушел и до сих пор не вернулся, — медленно проговорил он, словно с трудом пробуждаясь ото сна. — Приглашение относится и к нему тоже? Может, мне следует дождаться его?
— Нет-нет, это ни к чему, — остановила она его. — Брат Кадфаэль уже был у матери Патриции и сказал ей, что у него есть кое-какие срочные дела. И чтобы ты покуда спокойно ждал его здесь, отдыхал и ни о чем не думал. Так ты идешь?
Хэлвин рывком поднялся на ноги и пошел за ней через задний двор к покоям аббатисы, доверчиво, словно дитя, все еще слабо отдавая себе отчет в своих действиях. Маленькая привратница заботливо приноравливала свою летящую походку к его неловким шагам и так мало-помалу довела его до нужной двери. На пороге она обернулась и с ободряющей улыбкой кивнула ему.
— Входи, тебя ждут.
Она открыла дверь и придержала ее, чтобы он мог пройти, ведь обеими руками он сжимал костыли. Он перенес тело через порог и остановился, намереваясь для начала засвидетельствовать свое почтение матери аббатисе. Он замер, вдыхая запах дерева и всматриваясь в полумрак тускло освещенной комнаты, и вдруг начал дрожать, с каждой минутой все сильнее и сильнее: женщина, которая сидела в центре комнаты, безотчетно протягивая к нему руки, словно хотела помочь ему приблизиться, была вовсе не аббатиса, а сама Бертрада де Клари.
Глава двенадцатая
На стук Кадфаэля неторопливо, вразвалочку вышел грум — узнать, какие гости к ним пожаловали и чего им надобно. Это не был ни Лотэр, ни Люк, а какой-то незнакомый долговязый парень, совсем молодой, до двадцати, с всклокоченными темными волосами. Он пересек двор, который показался Кадфаэлю необычайно пустым и тихим, только несколько слуг передвигались по нему взад-вперед, занятые своими повседневными обязанностями, словно и не было недавнего переполоха. Судя по всему, хозяин и большая часть его людей все еще рыскали по округе, надеясь отыскать след злодея, погубившего Эдгиту.
— Ежели ты к лорду Одемару, — с ходу начал парень, — тебе не повезло. Он еще не вернулся из Вайверса. Две ночи назад там убили женщину, слыхал? Вот он из-за этого и уехал. Но управляющий на месте, так что насчет ночлега можешь с ним потолковать.
— Благодарствую, — сказал Кадфаэль, передавая ему поводья. — Только мне нужен не лорд Одемар. У меня дело к его матери. Я знаю, где ее покои. Присмотри-ка за лошадкой, а дорогу я сам найду и сам спрошу ее служанку, не соблаговолит ли госпожа принять меня.
— Ладно, коли так. Э, а ты ведь давеча был у нас, — удивился парень и, прищурив глаза, внимательнее пригляделся к гостю. — Как же, совсем недавно, на днях, с тобой еще был другой монах, тоже чернорясник, хромой такой, на костылях.
— Точно, — похвалил Кадфаэль. — И у меня с леди был тогда один разговор. Не думаю, что она уже забыла об этом, или обо мне, или о том увечном брате. Если леди откажется принять меня, что ж, так тому и быть, но сдается мне, она не откажется.
— Хочешь сам попробовать, давай пробуй, — безразлично согласился конюх. — Она еще здесь, и служанка при ней. И она сейчас в доме. Последние дни она вообще не выходит.
— С ней были два грума, — припомнил Кадфаэль, — отец и сын. Мы познакомились с ними пока жили тут у вас. Я бы не прочь скоротать с ними часок-другой потом, когда повидаю их хозяйку. Если, конечно, они не отбыли в Вайверс вместе с другими людьми лорда Одемара.
— А, эти! Нет, они не с ним — это ее люди. Но здесь их тоже нет. Они вчера ни свет ни заря уехали по какому-то ее поручению. Куда? Откуда мне знать куда? Верней всего назад, в Гэльс. Старая леди-то ведь в основном там живет, почитай весь год.
« Интересно, — думал Кадфаэль, направляясь к покоям леди де Клари, в то время как парень повел его лошадку в конюшню, — да, очень было бы интересно посмотреть на Аделаис де Клари, если бы она услышала, как конюх ее сына назвал ее „старая леди“. Конечно, с мальчишки какой спрос — она для него и точно седая древность; но ясно и то, что она лелеет и бережно сохраняет остатки былой, поистине редкой, красоты, и не допустит, чтобы другие о ней забыли. Не даром же в служанки себе она выбрала такую рябую страхолюдину: на фоне некрасивых, простецких физиономий ее собственная красота сияла особенно ярко».
Слуге у входа он сказал, что просит допустить его к госпоже, и слуга удалился, а к нему вышла Грета, исполненная высокомерного презрения, сознания собственной значимости и необходимости всячески ограждать госпожу от докучливых посетителей. Он не сообщил слуге своего имени, и теперь она, узнав его, недовольно скривилась — эти двое из Шрусбери в рясах, не успели уехать, как на тебе, один уже снова на пороге, только его и ждали!
— Госпожа сейчас не в таком настроении, чтобы с прохожими разговоры разговаривать. Нечего беспокоить ее по пустякам. Какое у тебя важное дело? Ночлег да пропитание? На то есть управляющий лорда Одемара. Ступай к нему, он распорядится.
— У меня дело к самой леди Аделаис, — спокойно объяснил Кадфаэль, — и кроме нее о том никому знать не положено. Доложи ей, что тут, мол, брат Кадфаэль опять пожаловал, прибыл из Фарвеллского аббатства и покорнейше просит дозволить ему перемолвиться с ней словечком. Знаю, знаю, она не принимает. И все же думаю, мне она не откажет.
При всей своей заносчивости, служанка не посмела, не спросясь госпожи, дать ему от ворот поворот — она только смерила его уничтожающим взглядом, злобно тряхнула головой и с тем удалилась, предвкушая, как через несколько минут вернется к нему с отказом. Однако, когда она появилась вновь, вид у нее был неважный, и не стоило большого труда догадаться, что ее лишили удовольствия указать ему на дверь.
— Миледи просит тебя войти, — сказала она ледяным тоном и, распахнув дверь, пропустила его в покои. Несомненно, она рассчитывала задержаться и послушать, о чем пойдет речь, но и в этой милости ей было отказано.
— Оставь нас, — раздался голос Аделаис де Клари откуда-то из темноты, со стороны закрытых ставен. — Да не забудь закрыть за собой дверь.
На сей раз при ней не было никакого рукоделия, хотя бы для отвода глаз. Она не пожелала притворяться, будто занята вышиванием или прядением, просто неподвижно сидела в полумраке в своем высоком деревянном кресле, положив руки на подлокотники и сжимая пальцами украшавшие их резные львиные головы. Когда Кадфаэль вошел в комнату, она не шелохнулась, ничем не выдала ни удивления, ни беспокойства. Ее выразительные глаза смотрели на него в упор без особого интереса или сожаления. Можно было подумать, что она сама поджидала его и была готова к этой встрече.
— Где ты оставил Хэлвина? — спросила она.
— В Фарвелле, в тамошней обители.
Она немного помолчала, в задумчивости глядя на него. Хотя на лице ее нельзя было прочитать ровным счетом ничего и пронзительный взгляд оставался неподвижным, он всеми фибрами ощутил, как воздух в комнате дрожит от напряжения. Постепенно его глаза привыкли к полумраку, и ее фигура стала проступать из темноты, в которую она намеренно себя заключила. Наконец глухим, чуть сдавленным голосом она промолвила с расстановкой:
— Я больше его не увижу.
— Да, не увидишь. Как только со всем этим будет покончено, мы отправимся домой.
— Но ты!.. — вздохнула она. — Впрочем, я так и знала, что ты вернешься. Раньше или позже, но вернешься непременно. Что ж, может оно и к лучшему! Все пошло совсем не так, как я мыслила. Ну, да ладно, ты пришел говорить со мной, так говори! А я помолчу.
— Так не пойдет, — возразил Кадфаэль. — Это ведь твоя история.
— Тогда соизволь, расскажи мне мою историю, освежи мою память! Дай мне послушать, как моя история будет звучать на исповеди, если найдется священник, который примет мою исповедь. — Она неожиданно вытянула вперед свою узкую длинную руку и королевским жестом предложила ему сесть. Но он остался стоять там, откуда мог наилучшим образом видеть ее. Она не попыталась уклониться от его взгляда и невозмутимо позволила ему себя рассматривать. Ее красивое, породистое лицо было спокойно и непроницаемо, ничего не подтверждая и ничего не отрицая. И только огонь, полыхавший в глубине ее темных глаз, жил и говорил о чем-то горячо и страстно.
