А. Веста - Доля ангелов
З а окнами маяка брезжило раннее утро. Сонно перекликались чайки. Подперев ладонью щеку, Маша читала рукопись Тайбеле.
«...Май 1953 года запомнился мне шалым, будоражащим ветром, и вместе с первым вешним теплом возвращались освобожденные и реабилитированные.
Люди, отсидевшие по десять-пятнадцать лет, встречались повсюду. Коротко остриженные, в старых выношенных ватниках, опустошенные и больные, они с испугом оглядывались вокруг, чувствуя страх перед внезапно открывшейся свободой. Они походили на жителей другой планеты, которым еще только предстоит освоить новые законы выживания.
Я дал несколько представлений в женских колониях ГУЛАГа. Фокусы и иллюзион перемежались с номерами гипноза и угадывания. Принимали очень тепло: женщины, многие еще молодые и привлекательные, были охвачены энтузиазмом и надеждами на близкое освобождение.
В Москву я возвращался на перекладных. Сначала поездом «Воркута – Вологда», в Вологде я должен был пересесть на скорый до Москвы. Незнакомая женщина боязливо вошла в мое купе. Села у окна, стараясь не смотреть в мою сторону. Через несколько минут я понял, что не могу отвести от нее глаз. Вскоре между нами завязалась обычная дорожная беседа. Незнакомка отвечала сначала скованно, потом все веселее. Оказалось, она видела меня в лагере во время концерта.
Что можно сказать о молодой, стройной и все еще привлекательной женщине, которая больше четырнадцати лет провела в заключении? Ее радость свободы и любовный голод сквозили в глазах и движениях, и в том, как она курила: жадно, чувственно, немного скосив яркие золотисто-карие глаза, и в том, как смотрела и говорила. Да и нужны ли были слова?
Сознаюсь, в первые минуты я был так ошеломлен ею, что невольно применил свои способности. Гипноз тесно связан с сексуальностью. Взгляд глаза в глаза воспринимается большинством женщин, как любовная магия, но прежде я никогда не злоупотреблял своим даром.
Я все еще не решаюсь назвать ее по имени, хотя столько лет прошло... Ее звали Вера.
Опьянев от близости друг друга, мы сошли с поезда.
Мы были беспечны и веселы. Мы шли по городу, держась за руки, как самые первые, самые невинные влюбленные. В привокзальном ресторане я заказал ей фруктов, мяса и вина. Она поднесла рюмку к лицу, вдохнула аромат и сказала тихо:
– Запах вина называют «долей ангелов». Я не знала любви и вина шестнадцать лет.
В нарушение всех контрактов с Госконцертом, я остался на неделю в городке, разбуженном весной.
Она ничего не рассказывала мне о лагере и о своей жизни за все эти годы, словно их и не было. Словно только сегодня она впорхнула в мир, коротко остриженная и стройная, как подросток. Мы сняли комнату в частном доме и провели несколько дней в сладком плену. Она волшебно изменилась, стала еще ярче и моложе. Но время шло, и нам обоим нужно было ехать в Москву. Ей оформить документы на реабилитацию; мне разобраться с дирекцией цирка. В Москве мы решили зарегистрироваться.
В последний вечер она была грустна и тиха:
– Оскар, я должна сказать тебе нечто важное – у меня был сын.
– Сколько ему лет?
Она печально усмехнулась:
– Он, должно быть, твой ровесник. Ты – ясновидец, помоги мне разыскать его.
Я всеми силами желал «увидеть» ее ребенка, но видел только бархатную тьму, похожую на задернутый занавес, так бывало, когда меня спрашивали о человеке, которого уже не было в живых.
Она все поняла по моему лицу и равнодушно глядела в темное, залитое дождем окно. На город накатил черемуховый холод. В стекла стучал ледяной ливень.
– Ничего страшного, – сказала она, – я обязательно разыщу его. Он наверняка попал в один из детских домов. А там сделали все, чтобы он забыл свою мать и отца: «врагов народа».
– Подожди, милая, сейчас мы спросим о нем алый камень.
Я вынул перстень из шелкового платка в моем кармане.
Она внезапно выхватила перстень из моих рук. Губы ее дрожали.
– Откуда он у тебя, говори! – она приблизилась ко мне, держа за ворот рубашки.
Она словно обезумела. Я вдруг понял, что эта женщина моя мать...
Я молчал. Я был на грани помешательства. И если в Тибете есть чтецы кармы, читающие людской путь по черным и рубиновым кристаллам, то в эту минуту они, должно быть, порвали все свои священные свитки и разбили магические зеркала.
– Говори, где ты взял его? – она держала перстень в кулаке, как гадюку.
По моим щекам текли слезы, «кровавые слезы Эдипа».
– Не смей плакать, фигляр, – она нервно курила папиросу за папиросой. – Ты знаешь, что это за вещь? Сколько людей погибло из-за него? Этот перстень передал мне муж, перед тем как его забрали в ОГПУ. Когда за мной пришли, я привязала этот перстень на шею своему сыну...
Она зажала ладонью рот и затряслась от немых рыданий. Я выскочил под дождь. Там, в разоренной комнате осталась не моя возлюбленная и не моя давно потерянная мать, а видение, которое я желал бы забыть навсегда.
Я знал то, о чем скоро догадается она: в ее чреве дремала завязь жизни – жестокая печать Эдипова проклятия.
В семь часов вечера она должна была сесть в московский поезд, и я равнодушно ждал этого часа, зная, что когда тронется ее вагон, я уже буду мертв. В моем чемодане, под грудой чистого белья лежал тщательно смазанный трофейный пистолет, тайно купленный в Москве на Тишинском рынке.
Она уехала, небрежно бросив перстень на подушку. Я вынул пистолет, но спусковой крючок раз за разом сухо щелкал и давал осечку. Владелец перстня не мог погибнуть от пули.
Что значит отдельная человеческая травинка под колесом истории, под косой войн, репрессий? И кто виноват, что через шестнадцать лет разлуки мать не узнала потерянного сына и в жажде любви зачала от него ребенка? Но виновник есть, и всем известно его имя. В основании его империи лежат кости моих родителей и мой страшный Эдипов грех, и пусть я не убивал своего отца, но я радостно служил его убийцам.
Наш сын родился в феврале 1954 года. Он был записан на девичью фамилию матери, как Данилевский. Он вырос, окончил Московский университет и стал геологом. Все годы я издалека следил за его судьбой, помогал деньгами, но так и не решился познакомиться с ним.
После 1964 года я прекратил концертную деятельность и поступил на работу в секретную лабораторию в Крыму. Десять лет я занимался выработкой навыков подводного боя у дельфинов. Благодаря перстню я понимал их язык и достиг необыкновенных результатов в общении с «людьми моря», но все мои афалины погибли, выполняя боевые задания во время Карибского кризиса.
Я заканчиваю свой труд поздним вечером. На улице свирепо хлещет ливень. Догорает свеча. Когда пишу, всегда ставлю перед собой свечу, чтобы тени прошлого слетались на огонь памяти...»
Маша оторвалась от рукописи и закрыла лицо руками. Я не решался окликнуть ее.
Миф об Эдипе – пожалуй, самый страшный и загадочный из всех описанных Софоклом: однажды подгулявший житель Коринфа обозвал юного царевича Эдипа «подкидышем». Да так оно и было: младенца нашли в горах пастухи и бездетная царская чета усыновила его. Желая узнать правду о своем происхождении, Эдип отправился к прорицателю. Оракул предрек юному царевичу Эдипу, что тот убьет своего отца и женится на матери. Эдип в ужасе бежал из Коринфа. Он искренне любил своих приемных родителей и не желал принести им бесчестие. В результате он все же убил своего родного отца, фиванского царя Лая и женился на Иокасте, которая была его настоящей матерью.
Трагедия Эдипа, как ни странно, тесно связана с гипнозом и внушением. Запретное влечение к матери и тайный страх перед отцом Зигмунд Фрейд назвал Эдиповым комплексом, хотя сам Эдип был абсолютно свободен от этого комплекса. С подачи Фрейда гипноз в гипнотических практиках разделился на два вида – отцовский, основанный на страхе и подчинении, и материнский, базирующийся на любви и ласке. Сталин, мощный природный гипнолог, соединял эти два вида внушения: страх перед карающей силой государства и любовь к Родине. Отсюда и известный цинизм его высказываний в кругу близких друзей. Бывший семинарист, уж он-то знал наверняка: «Каким бы ни был предмет вашей веры, реальным или воображаемым, вы достигнете одинакового успеха, если вера ваша будет искренней». Первыми это осознали священники и фокусники-гипнотизеры.
– Ты был прав: история повторяется, – прошептала Маша. – Но неужели Маркел и вправду был внуком Тайбеле?
– Я постараюсь разобраться в этом.
Через несколько дней работы в отделе «реабилитированных» в Центральном архиве и фондах Академии Наук я знал о сыне Оскара Тайбеле и Веры Земличной почти все. Он действительно состоял в недолгом браке с Фирой Горской. Но вот закавыка: Маркел родился через восемь месяцев после того, как Данилевский погиб в экспедиции на Северный Урал, а ушел он туда и того раньше. В это время Тайбеле плавал на эсминце в Карибском море и дрессировал дельфинов. Вернувшись, он навел справки а, может быть, лично встретился с Фирой. Во время встречи он, возможно, и намекнул о сокровище, обладателем которого он являлся. И Фира уверила Тайбеле в том, что Марик его внук и единственный наследник загадочного предмета.
