Авалон - Александр Руж
Не верилось ему, что бабушку накрыло-таки слабоумие или еще какая-нибудь мозговая болезнь вроде той, что описал в начале века немец Альцгеймер.
– Увидишь! – парировала Верейская обидчиво. – И очень скоро. Это не я говорю, это вот… – Она рассекла воздух обугленным вороньим пером и спрятала его в ридикюль вместе с остальным реквизитом. – И не надо меня в мракобесии обвинять. Ты не агитпроп-с, а я не крестьянка отсталая. Я Владимирские женские курсы окончила, у меня высшие баллы по зоологии и всеобщей истории, и кто такие звероящеры, я еще до твоего рождения знала.
– Где же они передо мной предстанут? Здесь, в Ленинграде?
– Да. Точное место указать не могу, но если ты отсюда не уедешь, все это случится… Зеркала не лгут.
Вадим призадумался. Бабушкины речи отдавали мистификацией, но – тысяча чертей! – кто бы отказался посмотреть на птеродактиля, летающего над Зимним дворцом или Петропавловкой? Хотя дело не в этом. Советский высший свет окутала невидимая паутина. В центре ее сидит ненасытный и расчетливый паук, дьявольски изобретательный. Он подманивает жертв, оплетает их липучими сетями и убивает. Котовский, Фрунзе, Есенин – это только начало. Сколько еще сенсационных смертей последует, если пауку не дать укорот?
Средоточие паутинных нитей здесь, в Ленинграде. Почему? Вадим не ответил бы, откуда у него такая убежденность. Но она есть, с ней нельзя не считаться.
– Уезжай, – попросила Баррикада Аполлинарьевна. – Пропадешь…
– Не уеду. Сдохну, но правду р-раскопаю!
– Весь в прабабку, – констатировала она и поглядела на него не с укоризной, а с любовью.
– В кого?
– В Анну Сергеевну. Тоже авантюристка была.
О прабабке у Вадима было совсем мало данных. А ведь личность приметная! Испанка (вот откуда у него раскатистое южноевропейское «р-р»!), переехала в Россию, вышла за военного инженера Алексея Петровича Максимова. Но вместо того чтобы по примеру петербургских барынь стать чинной матроной-домоседкой, отправилась с мужем в путешествие, которое растянулось на годы. Тяга к приключениям не раз приводила ее на грань…[2] Неприкаянная натура, сорвиголова! Узнать бы о ней поподробнее, но даже Баррикаде Аполлинарьевне, ее родной дочери, не все известно.
Приведенное бабушкой сравнение польстило Вадиму, но до него не сразу дошло, при чем здесь Анна Сергеевна.
– Вот при чем. – Верейская достала из безразмерного ридикюля спичечный коробок, а из него – рыжевато-оливковый комочек, напоминающий обломок коралла или минерал. – Наследство. Она из Южной Америки привезла.
– Что это?
– С ботаникой у меня хуже, чем с зоологией, – нехотя созналась Баррикада Аполлинарьевна. – Это смола дерева, которое растет в Бразилии, Венесуэле… Кажется, разновидность гевеи, но могу заблуждаться. Индейцы используют ее для ясности ума. Матушка предупреждала: оно действует очень сильно. Достаточно откусить кусочек величиной с фасолину, тщательно прожевать и проглотить – это позволит избежать гипнотических состояний, снимет опьянение, устранит сонливость… Я однажды попробовала. В тринадцатом году сидели мы компанией в кофейне на Литейном, нюхали эфир и ликером запивали. Нас Николай Степанович научил… Гумилев… – Ее глаза заплыли мечтательным флером. – Наутро мне было так гадко! Я умирала. Но от этого снадобья все как рукой сняло. Возьми!
Вадим принял подарок, помял его пальцами. Ссохшаяся смола твердостью могла посоперничать с базальтом.
– А как же ты?
– Мне ни к чему. А тебе может пригодиться. Помни: враг у тебя коварный, совладать с ним непросто… А теперь прощай, я опаздываю на поезд.
– Я тебя провожу!
– Не нужно. Я возьму извозчика, он довезет меня до вокзала. Мы и так непозволительно долго просидели вдвоем взаперти. Что подумают наши друзья? – Она шаркнула сухими губами по Вадимову лбу; это означало у нее проявление наивысшей нежности. – Береги себя.
– До свиданья, ба…
Вадим предупредительно открыл дверь. Верейская королевским полунаклоном поблагодарила его и, опираясь на палочку, вышла из номера.
Глава VII,
которая начинается с убийства и заканчивается пожаром
Здание в истоке Лиговского проспекта когда-то вмещало в себя не только лютеранскую кирху, но и немало других богоугодных заведений – в частности, женскую больницу, убежище для престарелых гувернанток и приют имени Святой Магдалины, где обретали покой раскаявшиеся гетеры. После семнадцатого года бóльшая часть помещений была разорена и пришла в запустение. Имелись планы передать впоследствии этот и два соседних дома научным работникам, но городского бюджета недоставало на воплощение всех замыслов.
Слякотным мартовским вечером в этом месте, невдалеке от улицы Некрасова, показались три человека. Они не очень-то хотели быть замеченными, поэтому держались поближе к стенам и при каждом удобном случае скрывались в подворотнях, срезая путь через дворы.
Процессию возглавлял Вадим Арсеньев. Утром он получил с нарочным письмо Фурманова, где упоминалось о скульпторе с Лиговки, который подарил Есенину музыкальный портсигар. Вадим решил безотлагательно наведаться к дарителю и разузнать о причинах, побудивших его сделать столь дорогой презент. Интуиция подсказывала: если взять этого мастака за жабры да хорошенько потрясти, он укажет дорогу в центр паутины. На то, что это и есть сам паук, надеяться не приходилось – не тот калибр. И главарь не стал бы так легкомысленно подставляться.
На рандеву со скульптором Вадим взял своих официальных помощников – Эмили и Горбоклюва. Он бы с удовольствием поменял их на Макара с Пафнутием, но сейчас это было рискованно. Эмили и так недвусмысленно намекнула, что его одиночные отлучки из гостиницы противоречат указаниям Вячеслава Рудольфовича. И чтобы скрыть присутствие поблизости порученцев Барченко, Вадиму пришлось ограничить свои вылазки. Он придумал связываться с Чубатюком и Поликарповым через официанта, который работал попеременно то в буфете «Астории», то в буфете «Англетера». Вадим писал записки буквенным кодом, принятым в особой группе для внутренней корреспонденции, а официант передавал их адресатам, незаметно подкладывая под тарелки. Обратная связь осуществлялась таким же способом.
Эмили уже трижды спрашивала, не настал ли час возвращаться в Москву. Аналогичный вопрос задавал и Макар, которого беспокоило, что любимый шеф остался без верного сателлита. Если бы Вадим мог посвятить их в пророчества Верейской! Но нет. Услышат про птеродактилей в зеркалах, махание горелым пером
