Святой сатана - Анатолий Олегович Леонов
– Это что же за работа – пить как лошадь?
Готовцев всей пятерней почесал лоб под надвинутой на брови шапкой.
– На мельнице пара саженных жерновов – в триста пудов каждый – пороховую смесь перетирают, а чтобы не рвануло, смесь мастер вином из лейки поливает. На одну закладку четверть ведра уходит. Хочешь не хочешь, а пристрастишься к дармовому зелью. Я не осуждаю! Мужик, как баба померла, совсем затужил! Один, детей нет. Может, и околел где-нибудь под забором.
– Ишь ты, не знал! – покачал головой Образцов. – Ну а вторая, Серафима, у нее родичи есть?
– Эти есть, – оживился объезжий голова, – в Кречетниках, на Сторожевой проживают. Тут рядом совсем!
– Ну так пошли!
Некогда добротный дом Медведевых, стоявший в конце Сторожевой улицы, нес на себе следы хозяйского оскудения, близкого к обнищанию. Конопатая и курносая дворовая девка, встретившая незваных гостей у калитки, сверкая голыми пятками, убежала в дом, не проронив при этом ни слова. Вместо нее на пороге появился молодой человек лет двадцати, опрятно, но весьма скромно одетый. Юноша оказался племянником хозяина. Он учтиво поинтересовался, с кем имеет честь говорить, а узнав, невольно вздрогнул и едва заметно побледнел. Впрочем, уже в следующий миг от былой растерянности не осталось и следа. Он провел сыщиков на хозяйскую половину дома, по дороге извинившись за дядю, давно прикованного к постели и не имевшего возможности встретить их лично.
– Кто там, Мишаня? – раздался из горницы сдавленный голос очень больного человека.
– Гости у нас из Земского приказа. Хотят о тете поговорить.
– А чего? Знать, не договорили прошлый раз?
Макар Медведев в белоснежном исподнем лежал в красном углу на широкой лавке, заваленной пуховыми подушками. Увидев вошедших, он сделал попытку подняться на локтях, но, сморщившись, откинулся назад с протяжным стоном.
– Простите, государи мои, в другой раз встретил бы вас добрым угощением, да немощь проклятая!
– Не переживай, хозяин, мы к угощениям не сильно привыкшие, – улыбнулся Образцов, входя в горницу.
Услышав голос, больной удивленно поднял брови и радостно улыбнулся.
– Григорий Федорович, ты ли это? Вот не ждал, не гадал!
Образцов с интересом посмотрел на калеку.
– Никак знаешь меня? Откуда?
Медведев только рукой махнул.
– Не признал, воевода? В 99-м[84] служил под твоим началом в отряде Василия Янова, когда мы войско крымского хана Газы Герая из-под Москвы погнали.
Образцов невольно улыбнулся, помянув в мыслях славные дни прошлого.
– Добрая была сеча! Вспомнить приятно! Крымчаков с ногаями 150 тысяч, нас едва ли треть от их числа. Однако зарубились так, что святых выноси! Государь Феодор Иоаннович мне после шубу за пятнадцать рублей пожаловал!
Больной оживился, лихорадочно сверкая глазами на спутников Образцова.
– Да ты скажи, Григорий Федорович, за что пожаловал! Он в поединке до полусмерти посек саблей нурэддина[85] ихнего, Сафу Герая, да привязав к седлу, в полон поволок!
– Ну, не уволок же, – засмеялся Образцов, – ханские сеймены[86] гуртом налетели, отбили царевича. Сам от чертей еле ноги унес. А ты, воин, неужели с тех самых пор горе свое мыкаешь?
– Господь с тобой, Григорий Федорович! – покачал головой Медведев. – Пять лет назад недуг мой приключился. По весне, через полгода после свадьбы с незабвенной моей Серафимой. Соседские мальчишки в Пресненском пруду на льдине катались. Льдина перевернулась, озорники тонуть стали, а я как раз мимо шел. Парней-то я спас, у них даже насморка не получилось, а меня вот расслабило![87]
Он грустно оглядел более чем скромную обстановку своей горницы.
– С тех пор бревном на полатях лежу. Хозяйство в упадок пришло. От деревеньки три двора осталось. Дворня разбежалась. В общем, веселого мало!
– Что же ты молчал? – нахмурился Образцов. – Надо было в Разрядный приказ писать. Царю челобитную. Грамотный, порядок знаешь. Тебе же ноги расслабило, а не голову!
– Нет, – усмехнулся гордый калека, – совестно мне!
– Чего?
– Совестно. Совесть, она первая отличает человека от скота лукавящего! В Москве без меня хватает увечных воинов, Христа ради за черствый хлебушек побирушничающих. А мне-то еще ничего, жить еще можно, вот только зачем? Пока лебедушка моя жива была – знал, а теперь?
По пепельно-серой щеке несчастного стекла скупая мужская слеза, которую он неловким движением руки смахнул на подушку.
– Обидно мне, Григорий Федорович. Не должна была она умереть раньше меня. Несправедливо! Зачем, спрашивается, столько лет нянчилась с убогим калекой, чтобы вот так вот… под забором…
Образцов печально улыбнулся и ободряюще похлопал Медведева по плечу.
– Держись, воин! У тебя нет выбора. Рано или поздно каждый из нас проиграет свою войну, но пока живы, поле боя за нами! Понимаешь, о чем я?
– Понимаю!
– Ну вот и славно! А теперь скажи, что ты помнишь о том дне, когда Серафиму убили?
– Да почти ничего, – ответил Медведев без раздумий, – в беспамятстве был. А когда в себя пришел, объезжий голова новостью оглушил!
– Все так, – подтвердил Готовцев, – я еще подумал, что и этот Богу душу отдаст!
– Ну а домочадцы?
– Да какие? Из дворни одна Фроська рябая осталась да Мишка, племянник, в захребетниках живет. Вот и все домочадцы. Их Готовцев допрашивал.
– Это правда! – еще раз кивнул объезжий голова. – Ничего не знают. Утверждают, что весь день дома были. Вроде не врут?
– Понятно!
Образцов глубоко вздохнул и поднялся с лавки.
– Ладно, герой, отдыхай пока, я подумаю, что могу для тебя сделать.
Медведев вспыхнул как лучина и горделиво задрал голову.
– Не стоит беспокоиться, Григорий Федорович, у меня есть все, что нужно!
– Это уж, Макар, позволь мне решать.
Дружески похлопав Медведева по плечу, Образцов в глубокой задумчивости направился к выходу.
– Григорий Федорович, а можно не за меня, а за племянника попросить? – раздался за спиной робкий голос Медведева. – Миша – парень толковый, только бедный. Ему бы на службу хорошую определиться?
Услышав обращенные к нему слова, Образцов не обернулся, а только молча пожал плечами и вышел за дверь.
Во дворе он дождался поспешивших следом спутников и, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес с сожалением:
– Вот ведь, совсем его не помню! А должен! Бывают такие люди. Их не видишь, не знаешь, они тебя ничем не трогают и сами лишний раз стараются не напоминать о себе. А потом вдруг осознаешь, что именно на таких вот Макарах земля русская и держится!
Образцов в задумчивости погладил холеную, аккуратно подрубленную лучшим московским банщиком бороду, и резко сменил тон разговора.
– Ладно, – произнес жестко, – чувствительность оставим для будущих воспоминаний. Сейчас о деле. Сдается, кое-кто в этом доме недоговаривает…
Закончить он не успел. Громыхая подкованными сапогами, с красного крыльца во двор, словно боясь опоздать, сбежал племянник Медведева Миша.
– Господин судья, – с низким поклоном обратился он к Образцову, – не слушайте дядюшку, он добрый и хочет мне помочь, а я его доброты не заслужил.
– Так. Продолжай.
Образцов, скрестив на груди руки, с холодной улыбкой смотрел на Мишу, точно заранее знал, что тот собирался ему сказать.
– Вот дядя давеча про совесть сказал. Так я не хочу быть скотом лукавящим! Признаться хочу. Не могу больше в себе держать. Виноват я в смерти Серафимы!
– Так это ты ее убил? – удивился дылда Семенов, глядя
