Питер Тремейн - Очищение убийством
Фидельма в свою очередь язвительно усмехнулась.
— Напротив, этого-то я и не забыла. Сестра Ательсвит действительно слышала, как все это происходило. Она спросила, стоя за дверью, что здесь случилось. Это предупредило убийцу. И он, взяв дубинку, спрятался в единственном возможном месте — под кроватью. Несколько нитей из одежды убийцы зацепились за растрескавшуюся ножку койки, и несколько пятен крови упали с его дубинки. Ты можешь сам все это увидеть. Когда сестра Ательсвит вошла, в келье было только тело Ательнота. Потом она побежала искать настоятельницу Хильду, а убийца преспокойно ушел.
Эадульф почувствовал, что краснеет. С какой легкостью даются Фидельме эти умозаключения!
— Прошу простить меня, — медленно проговорил он. — Я-то полагал, что от моих глаз никакие ухищрения не укроются.
— Не важно. — Фидельма при виде его удрученного лица почувствовала к нему что-то вроде жалости. — Главное, что мы обнаружили правду.
— О чем нам могут сообщить эти нити? — поспешно продолжил Эадульф.
— К сожалению, почти ни о чем. Вполне обычная ткань. Такие нити могли быть вырваны из одежды кого угодно. Но есть такая вероятность, что мы встретим кого-нибудь в порванной или замаранной пылью одежде, и это будет улика.
Эадульф почесал переносицу.
— Тогда следующий вопрос: зачем убийца лишил жизни Ательнота?
— Тут я могу только предположить, что Ательнот знал нечто такое, что могло быть вменено в вину настоящему убийце, либо что убийца решил, что Ательнот что-то знает. Его убили, чтобы он не мог рассказать нам это что-то. — Она помешкала, а потом сказала твердо: — А сейчас нам лучше отправиться к матери настоятельнице и сообщить, что мы по-прежнему далеки от окончания этого дела.
Настоятельница Хильда встретила их с несвойственной ей улыбкой.
— Король Освиу будет доволен вашей работой, — начала она, указав им места поближе к очагу, в котором тлел торф.
Сестра Фидельма бросила на Эадульфа многозначительный взгляд.
— Нашей работой?
— Конечно, — продолжала Хильда с удовлетворением. — Тайна раскрыта. Этот несчастный Ательнот убил настоятельницу Этайн, а потом его загрызла совесть, и он покончил с собой. А всему виною плотская страсть. Ничего общего с политикой церкви. Брат Эадульф объяснил мне это.
Эадульф покраснел в замешательстве.
— Говоря тебе это, мать настоятельница, я еще не знал о существовании некоторых не замеченных мною улик.
Фидельма решила не помогать монаху-саксу — пусть выбирается из затруднительного положения, в которое сам же себя поставил.
Хильда раздраженно насупила брови.
— Ты хочешь сказать, что ошибался, когда говорил, что тебе уже все ясно?
Эадульф кивнул с несчастным видом.
Рот Хильды захлопнулся так, что Фидельма вздрогнула, услышав, как лязгнули ее зубы.
— А сейчас ты не ошибаешься? — осведомилась она.
Эадульф в отчаянье посмотрел на Фидельму. Она сжалилась над ним.
— Мать настоятельница, тогда брат Эадульф не знал самого главного. Смерть Ательнота — это еще одно убийство. Убийца по-прежнему на свободе, здесь, в монастыре.
Настоятельница Хильда прикрыла глаза и не смогла подавить тихий стон, сорвавшийся с ее губ.
— Что я скажу Освиу? Сегодня уже третий день диспута, и теперь между соперниками стоит кровь. Между братьями Колумбы и римскими братьями уже произошло не меньше трех драк. За пределами обители ходят слухи, молва распространяется во все стороны, подобно лесному пожару. И он может поглотить нас всех. Неужели вы не понимаете, сколь важен этот диспут?
— Это я понимаю, мать настоятельница, — твердо сказала Фидельма. — Но выдумывать заключение, которое противоречит истине, не есть благо.
— Небо да пошлет мне терпение! — воскликнула настоятельница Хильда. — Ведь распри и междоусобицы раздирают эту страну на части.
— Мне это известно, — успокоила ее Фидельма, сочувствуя настоятельнице, возложившей на свои плечи столь тяжкое бремя. — Но истина превыше даже подобных соображений.
— А что же я скажу Освиу? — проговорила Хильда чуть ли не с мольбой.
— Скажи ему, что расследование продолжается, — ответила Фидельма. — И как только появятся новости, ты и Освиу о них узнаете.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Когда Фидельма и Эадульф выходили из покоев настоятельницы, прозвонил колокол, объявляя о первой утренней трапезе. И тут Фидельма поняла, что голодна и что во рту у нее пересохло. Она повернула было к трапезной, но Эадульф коснулся ее руки, останавливая.
— Я не хочу есть, — сказал он. — Мне надо бы повнимательней осмотреть тело Ательнота.
— Брат Эдгар, лекарь, вполне может позаботиться об этом.
Эадульф покачал головой.
— У меня появилась некая идея. Но тебе надо поесть, а я не хочу мешать тебе.
— Так и не мешай, — улыбнулась Фидельма. — Давай встретимся в келье Ательнота попозже. Там и обсудим все, что нам стало известно.
Она повернулась и пошла вслед за вереницей монахов, поспешающих в трапезную. Там заняла свое место, рассеянно кивнув в ответ на приветствия сестер, рядом с которыми сидела.
Какая-то сестра произносила нараспев «Beati immaculati» перед началом чтения.
Кувшины с холодным молоком, кувшины с медом стояли на каждом столе и еще paximatium — лепешки, испеченные на угольях.
И не слышалось почти ни звука, только монотонный голос, читающий из Евангелий.
Фидельма почти покончила с едой, когда увидела монаха с волосами цвета соломы. Сиксвульф. Он пробирался между столами к выходу из трапезной. Сейчас Фидельму он не интересовал, но вдруг она заметила странное выражение глаз молодого человека, когда его взгляд упал на нее. Как будто он хочет поговорить, но так, чтобы не было заметно для окружающих.
Когда Сиксвульф добрался до места, где сидела Фидельма, он остановился и посмотрел на свои сандалии. Потом наклонился и начал поправлять ремешок, как если бы тот развязался.
— Сестра!
Он говорил свистящим шепотом и, к ее удивлению, по-гречески.
— Сестра, я надеюсь, ты понимаешь этот язык. Я знаю, что ты плохо знаешь язык саксов, а я еще меньше — ирландский. Я не хочу, чтобы нас услышали и поняли.
Она хотела было повернуться и ответить, но тут Сиксвульф прошипел:
— Не смотри на меня! Я думаю, что за мной следят. У меня есть новости насчет смерти Этайн. Я буду в винохранилище у бочек с вином. Через четверть часа.
Сиксвульф выпрямился, как будто заново завязал ремешки своих сандалий, и снова двинулся к выходу из трапезной.
Фидельма, стараясь не выказать нетерпения, завершила завтрак.
Наконец, она склонила голову над пустой миской, встала, преклонила колени и покинула зал.
Сначала она вышла за ворота обители и миновала сад. Шла она, склонив голову, но рыскала глазами во все стороны, чтобы понять, не следит ли кто-нибудь за ней и не идет ли следом. Только сделав круг и убедившись, что никто за ней не наблюдает, она ускорила шаг, проскользнула обратно в обитель и направилась ко входу в усыпальницу и обширные монастырские подземелья.
Фидельма остановилась на мощенной булыжником площадке перед лестницей, ведущей в темные катакомбы. Рядом с дверью имелась деревянная полка, на ней в ряд стояли свечи и горящая масляная лампа, от которой их можно было зажечь. Она взяла свечу, зажгла и начала спуск в темноту. То был путь, по которому сестра Ательсвит вела ее с братом Эадульфом. Фидельма понимала, что к винохранилищу наверняка существует путь более легкий, но ей не хотелось никого спрашивать о том, как ей пройти на свидание с Сиксвульфом.
Монастырское подземелье служило прежде всего местом упокоения. Просторные помещения были облицованы плитами из песчаника, своды же опирались на мощные арки. Коридоры образовали лабиринт, в котором хранилось множество всякой всячины. Фидельма пыталась вспомнить путь туда, где хранились ряды больших деревянных бочек с винами, привезенными из страны франков, из Рима, из Иберии.
Остановившись у подножия лестницы, она огляделась.
В подземелье было холодно и сыро. Она вздрогнула, пожалев, что не дождалась Эадульфа и не сказала ему, куда идет.
Тихо пройдя по центральному проходу, она миновала ряды каменных полок с деревянными гробами, в которых покоились останки монахов Стренескалька, умерших за многие годы его существования. Застоявшийся запах смерти висел в воздухе. Фидельма закусила губу. Она миновала нишу, в которой лежало тело настоятельницы Этайн. Тело же Деусдедита, архиепископа, как она знала, было вынесено из монастыря для сожжения — так обычно поступали со всеми жертвами желтой чумы.
Понятно, что всякий раз, когда бывает нужно наполнить фляги вином, кухонной прислуге не приходится одолевать этот путь. Наверняка из кухни к винному погребу есть другой проход.
