Лора Роулэнд - Интимный дневник гейши
— Он упал на пол, — продолжала мадам Юэ. — Я бросилась к дочери и спросила: «Ты в порядке?» И тут от ее вида у меня оборвалось сердце. Я ожидала, что она испугана и плачет. А она стояла совершенно голая, с высоко поднятой головой. — Мадам Юэ встала, как воплощение жестокого торжества. — Она сказала: «Я люблю его, мать. И он любит меня, а не тебя. Он женился на тебе, только чтобы заполучить меня, я единственное, что ему было нужно. И теперь, когда я стала достаточно взрослой, он собирается на мне жениться». Я не могла поверить. Стояла как громом пораженная и глядела на нее, открыв рот и качая головой. — Поза женщины соответствовала словам. — Затем Глициния обратилась к моему мужу: «Скажите ей, что это правда. Скажите, что намерены развестись с ней, как обещали, чтобы мы могли пожениться».
Рэйко была ошеломлена рассказом, а мадам Юэ продолжала:
— Я повернулась к мужу. «Она лжет, — сказала я ему. — Скажи мне, что она лжет». Но он только опустил голову, сидя на полу. И я поняла, что это Глициния его соблазнила, кинулась к ней и закричала: «Грязная шлюха! Как ты посмела украсть моего мужа?» Я била ее по лицу. Таскала за волосы. Я швырнула ее на пол и принялась топтать. Она просила моего мужа спасти ее. Но тот даже не пошевелился, даже не смотрел на нас. Глициния зарыдала. Я проклинала и била ее, пока не лишилась сил. Мы молча просидели в комнате остаток ночи.
Мадам Юэ опустилась на колени, на лице ее застыла беспощадность. Рэйко представила виноватого мужчину, беснующуюся жену и плачущую девушку персонажами театральной трагедии.
— Вот почему я должна была избавиться от дочери. — Мадам Юэ вызывающе посмотрела на Рэйко. — На самом деле муж не собирался жениться на ней и выгонять меня вон, но если бы она осталась, то заставила бы его сделать это. — От горечи голос женщины зазвучал хрипло. — Я не могла просто выставить ее из дому, потому, что она бы вернулась и убедила мужа опять принять ее. К тому же она заслуживала наказания.
Когда наступило утро, я сказала им, что именно собираюсь сделать. Глициния умоляла меня о прощении, но я не обращала на нее внимания. Муж отвез нас на пароме вверх по реке, в Ёсивару. Мы подошли к воротам, и я сказала стражнику: «Я хочу продать дочь». Он привел владельцев борделей. Они чуть не подрались из-за Глицинии, так она была красива. Я продала ее тому, кто предложил наибольшую сумму. Подумала, достаточно того, что она будет навсегда заперта в Ёсиваре. Когда хозяин повел ее в квартал, она стала просить мужа не оставлять ее. Проклинала меня и кричала, что я пожалею об этом, но я просто повернулась и ушла. Муж пошел за мной. Мы вернулись домой.
Рэйко была ошеломлена. Мадам Юэ поступила хуже бедных крестьян, которые продавали детей, потому что не могли их содержать. Те отказывались от дочерей, чтобы их кормили и одевали в борделях, а мадам Юэ намеренно приговорила Глицинию к пожизненной проституции. Рэйко взглянула на О-хана, и та самодовольно кивнула, словно говоря: «Я же сказала, что ложь звучит лучше, чем правда». Должно быть, Глициния придумала себе новую биографию, скрывая, что сама навлекла на себя позор и ее мать победила в борьбе за мужчину, которого они обе хотели. Рэйко задумалась, как ложь проститутки может быть связана с делом об убийстве. По крайней мере, она свидетельствует, что Глициния более сложная личность, чем они с Сано думали.
Мужчина, одетый в темное добротное кимоно из хлопчатобумажной материи, какие носили преуспевающие торговцы, заглянул в дверь гостиной. Мадам Юэ увидела его, и в ее взгляде мелькнула едва прикрытая досада.
— Досточтимый муж! Вы сегодня рано вернулись с работы. — И суетливо представила его Рэйко.
Они поклонились друг другу, пробормотав вежливые приветствия. Рэйко отметила, что мужчина на несколько лет моложе жены и красив. Его робкое поведение указывало на слабый характер, и Рэйко подумала, что он всегда пасовал перед теми, чья воля сильнее. Его падчерица не имела ни малейшего шанса устоять против разъяренной, властной матери.
Мужчина удалился. На минуту в комнате повисло неловкое молчание, мадам Юэ нервно хрустнула пальцами.
— Не люблю вспоминать прошлое, когда муж рядом, — наконец вымолвила она и деланно улыбнулась Рэйко. — Благодарю вас за оказанную мне честь. Надеюсь, поездка домой будет приятной.
Она явно спешила выпроводить гостий. Рэйко поблагодарила мадам Юэ за помощь и позволила женщине проводить их с О-хана до дверей. Полдень был пасмурным и блеклым; влага в воздухе, сгущаясь ледяными каплями, обжигала лицо. Помедлив возле паланкина, Рэйко повернулась к мадам Юэ:
— В тот день в Ёсиваре вы в последний раз видели дочь?
Мадам Юэ поджала губы.
— Я бы очень хотела, чтобы так и было. Однако Глициния приходила сюда года четыре назад.
— Да? — удивилась Рэйко. — Каким образом?
Проституткам запрещено покидать Ёсивару за исключением особых случаев. Таю может побывать дома лишь для того, чтобы навестить тяжелобольных родителей, а это обстоятельство Глицинии никак не подходило.
— Я вернулась домой из магазинов, — сказала мадам Юэ, — и застала Глицинию у себя в комнате. Она выросла, похорошела и была одета по последней моде. — Лицо женщины снова потемнело от злобы. — Она резала ножом мою одежду. На полу валялась целая куча клочков материи.
Я закричала: «Как ты сюда попала?! Что ты творишь?!» «Меня освободили, — сказала Глициния. — И я плачу тебе за то, что ты со мной сделала». Потом она помочилась на мою изрезанную одежду. Я стала гнать ее прочь. Она расхохоталась: «Желаю тебе испытать позор, который я вынесла». И вылетела из дома. Больше я ее не видела. И тем лучше! — Глаза мадам Юэ гневно засверкали.
Хулиганское поведение и грубость Глицинии были Рэйко отвратительны, но она могла посочувствовать стремлению проститутки отомстить. Еще рассказ давал возможную зацепку.
— Кто освободил ее? — спросила Рэйко.
— Она не сказала. Позднее я слышала, что это был богатый высокий чиновник.
Одна деталь поставила Рэйко в тупик.
— Если этот человек освободил Глицинию, почему она снова оказалась в Ёсиваре?
— Не знаю. — Гаденькая улыбка искривила губы мадам Юэ. — Но я рада, что она туда вернулась.
Рэйко решила, что должна установить личность того мужчины. Возможно, они с Глицинией поддерживают связь, и он знает, где ее можно найти.
— У вашей дочери были близкие друзья, с которыми я могла бы поговорить? — Стоило покопаться в прошлом Глицинии, которое казалось богатым на открытия.
— Была девочка по имени Юя. Когда они с Глицинией были маленькими, она жила ниже по улице. Я слышала, что она тоже испортилась, но не знаю, что с ней сталось.
— Если увидите Глицинию или услышите о ней, пожалуйста, пришлите весточку в имение моего мужа в замке Эдо, — попросила Рэйко.
— О, конечно, пришлю! — усмехнулась мадам Юэ, не скрывая, с каким удовольствием выдаст дочь сёсакану-саме сёгуна. — Ваш муж считает, что это она убила правителя Мицуёси?
— Он рассматривает эту возможность, — признала Рэйко.
— Что ж, можете сказать ему, что она достаточно ничтожна, злобна и коварна, чтобы стать убийцей, — заявила мадам Юэ — И когда он поймает ее, я с большим удовольствием повторю это на суде.
19
Стражники у здания суда открыли перед Сано широкую резную дверь. Он с четырьмя детективами вошел в большое помещение, заполненное людьми, рядами стоявшими на коленях до самого ширасу, места на полу, посыпанного белым песком — символом истины. Там стоял на коленях министр финансов Нитта. Голова опущена, на руках кандалы, лицо обращено к низкому возвышению в передней части комнаты. На возвышении восседал судья Аоки, а по обе стороны от него за столами с бумагой и письменными принадлежностями разместились два секретаря.
Сано и его люди опустились на колени позади присутствующих. Судья обратился к Нитте надтреснутым, но звучным голосом:
— Мы только что выслушали свидетельства того, что ты крал из казны. — Его лицо напомнило Сано дыню — оно было овальным и изрезанным морщинами, — глаза походили на черные камни, утопленные в глубоких складках. Черные церемониальные кимоно были украшены золотыми гербами. В лысом черепе отражался свет ламп, висящих над возвышением. — Если хочешь, можешь высказаться в свою защиту.
— Я признаюсь, что брал деньги, не оправдал доверия моего господина и обесчестил себя. — В тихом голосе Нитты отсутствовали какие-либо эмоции, но его плечи в отчаянии сутулились. Наказанием за воровство у клана Токугава была смерть, это знали все.
— Таким образом, я объявляю тебя виновным в хищении и измене, — провозгласил судья Аоки.
Сано набрал воздуха, чтобы попросить судью отложить исполнение приговора, пока он не раскроет убийство. Ему может потребоваться дополнительная информация от Нитты, и лучше, если все подозреваемые будут живы, пока он не установит, кто убийца. Но судья заговорил первым:
