А. Веста - Язычник
– Кто знает? Здесь у нее не было соперниц. Может быть, в кино, но тоже вряд ли… Знаете, она очень отличалась от наших «мотыльков». В ней было то, что все труднее отыскать в современных девушках. Я бы назвал это целомудрием души. Оттого она была так неотразимо обаятельна. Она восходила, как звезда женственности и чистоты над нашим падшим миром. И вдруг эта нелепая смерть… Припоминаю: это была обычная уголовщина, нападение, изнасилование, убийство.
– А ее покровитель?
– А вот без этого в нашем деле совершенно невозможно. Модель зарабатывает на жизнь своим телом и красотой. Она должна «выглядеть», а это очень дорого. Она должна одеваться в дорогих магазинах. Она должна оплачивать дорожные расходы на заграничные кастинги. А начинающие модели бедны. Им просто необходим «папик» с тугим денежным животиком.
Я не слушал его бормотания. Я вновь ревновал: ее подавали к столу, облепленную зеленью, вместо приправы к устрицам и лобстеру. И она уже не была Венерой, звездой зари, она была холодной и расчетливой девкой, с сумочкой, набитой зеленой слизью.
На прощание Павел Соломович жеманно вручил мне свою визитку и, закатив глаза, умолял позвонить, чтобы продолжить наше приятное знакомство.
Выйдя из агентства, я бросил яркую картонку в первую мусорную корзину.
Итак, мне было нечем порадовать Лягу, я отправился в свое имение. Сквозь мелкий унылый дождь и влажный туман я разглядел вымокшего пешехода с посошком, бредущего вдоль обочины. Я притормозил и только теперь узнал отца Паисия. Поверх рясы он был одет в коричневый плащ с капюшоном, в руках – большой «докторский» саквояж. Я вызвался подвести священника до храма.
– Благодарствуйте, – ласково улыбнулся он, устраиваясь на сиденье.
Он продрог, но был весел. Лицо, мокрое от дождя, алело яблочным румянцем.
– Хорошую дорогу проложили, а то, бывало, бредешь по ухабам, иной раз грязью всю рясу забрызжет…
Машина беззвучно рассекала дождь. Все звуки гасли за пуленепробиваемыми стеклами и корпусом из легированной стали. Обучая вождению, Абадор похвастался, что даже машины «персонала» изготовлены по спецзаказу и могут выдержать затяжной штурм.
– Вот ведь, если вдуматься, – через пару километров заговорил батюшка, – весь современный мир пронизан чудесами. Машина, спутниковый телефон, разве не чудо? Вы несетесь по шоссе на огромной скорости, а голос опережает вас на сотни километров? Или самолет? Три часа, и вы на другом континенте. Святой Никита, епископ Новгородский, верхом на бесе за одну ночь в Иерусалим слетал и обратно. Выходит, что он со скоростью самолета перемещался. Только у него цель была святая – литургию у Гроба Господня отстоять. А у нынешних чудес нет цели… И это страшно.
– Но ведь, согласитесь, на машине быстрее, это и есть цель…
– Так-то оно так. Только, бывало, идешь с посошком по этой дорожке и столько удивительного видишь по обочинам и в небе. За близких молишься, дальних поминаешь. Любимые места примечаешь. А здесь словно и не было дороги, словно и не жил… Вот так мечется человек по всему миру, а мира в душе его давно нет и все кругом одинаково…
– А что же такое настоящее чудо?
– По-православному, чудо есть временное нарушение законов бытия, но не насильное попрание, а как бы по высшему разрешению, для утверждения величия Божия. И уж тогда у верующих непременное ликование и прославление. Добрые должны быть чудеса… А нынешние черные чудеса ничего в душах не утверждают, оттого и безрадостные. Вот клонирование, прости Господи, – дьявольская затея, «черное воскрешение».
– Но святые тоже могли воскрешать…
– Не святые воскрешали, а Господь по их молитве, – тихо ответил батюшка и умолк до конца пути.
Я искоса поглядывал на отца Паисия. Он был почти мой ровесник. Но пока я мучительно блуждал в потемках, пытаясь переплавить неподатливый свинец страстей и мук в золото духа, он получил все это «бесплатно», только за то, что чистым сердцем по-детски уверовал в чудо. В чудо Воскресения из мертвых! Но ведь и я призывал Великого Бога, и я веровал в чудо всем сердцем, и ждал его с нетерпением самого пылкого верующего. Человек, однажды ужаснувшийся злу и начавший с ним бороться, всегда прав, хотя и безумен. Как ДонКихот.
От батюшки я узнал о тревожных и странных событиях, случившихся в Шаховском в ночь моего отъезда. Ранним утром Рубен Яковлевич и Абадор укатили в аэропорт, они должны были лететь в Париж по каким-то внезапно возникшим обстоятельствам. Сразу же после их отъезда в комнате Леры вспыхнул пожар и с девочкой случился сильнейший припадок. Назавтра батюшка собирался окрестить Леру.
Весь следующий день в усадьбе шли приготовления. Все посерьезнело и замерло. Видимо, обряд крещения «девочки со странностями» был сопряжен с риском. Всю мебель, которую можно было сдвинуть, охранники вынесли из детской. Сняли ковры, занавески, светильники, оставили только обгорелую кровать и маленький столик. В светлой, гулкой комнате сейчас же поселилось эхо. К окнам спешно приварили стальные решетки.
Все эти изменения проводились без ведома Вараксина, и всю ответственность за происходящее брала на себя Диона. Она была совершенно спокойна и благожелательна ко мне, как в ту первую встречу, когда меня неодолимо потянуло к ней. Она лично попросила меня присутствовать при крещении Леры, так как батюшка предупредил, что может понадобиться сила двух дюжих мужчин.
Одетый поверх рясы в белую епитрахиль отец Паисий сначала освятил комнату Леры, потом провел водосвятие в большой серебряной купели, привезенной из ближайшего монастыря. Все это он делал с веселостью и воодушевлением. Я невольно любовался его сосредоточенной готовностью к сражению. В том, что предстоит сражение, никто не сомневался. Опасливый шепот прислуги и торжество в глазах батюшки предвосхищали битву. В помощники, кроме меня, пригласили охранника, силача с квадратными бицепсами.
Лера спала на этаже Дионы. С вечера я подобрал ей крепкое успокоительное…
– Я должен предупредить вас о трудностях и опасностях, которые предстоят нам. Я впервые назову вещи своими именами. Барышня Валерия не отвечает за свои поступки. Больны и тело ее и душа. Крещение – таинство, в котором верующий при троекратном погружении в воду умирает для жизни греховной и рождается в жизнь святую, но, как всякое рождение, оно связано с немощью и страданиями плоти, и с опасностями для новорожденного. Обряд крещения предполагает троекратное отречение от Дьявола и в случае с барышней Валерией это не просто слова, ибо дух-разрушитель еще никого не оставлял добровольно. Вам понадобится все ваше мужество. Вы не должны быть смущены непристойностями, бранью и прочими явлениями такого же рода. Будьте готовы к личным оскорблениям, многие ваши тайны и секретные стороны жизни могут быть раскрыты присутствующим. Будьте готовы к виду крови и телесных выделений. Если вы не уверены в себе, то лучше отказаться уже сейчас.
Восприемниками от купели, крестными родителями Валерии должны были стать сам отец Паисий и Диона.
Я так и не смог вспомнить за собой никаких особых проступков. Диона смиренно помогала батюшке, обихаживала Леру и всем видом давала понять, что между нами ничего не было. Такие натуры наверняка испытывают адское сладострастие, совмещая в душе Бога и Сатану. «Цветы ангельские, а когти дьявольские», – пошутил когда-то Антипыч, «заганув» мне загадку о розе-шиповнике. Могучий охранник, по всей видимости, имел тайных прегрешений не больше, чем ореховый комод, стоящий в коридоре.
Перед крещением я заглянул к себе во флигель, достал из-под кровати сумку, с которой вернулся из Бережков. Крученая плеть все еще лежала там. Я повертел плеть в руках. Крестик на рукояти потемнел, ремешки посеклись, но вещь была крепкая и все еще пригодная не только для изгнания бесплотных бесов, но и для полнокровных злоумышленников. Антипыч пользовался ею нечасто. Кто он был? Я впервые задумался над этим, вызывая в памяти его родной, привычный облик. Деревенский знахарь? Но его слушалось все видимое и невидимое. Не обладая ни особым умом, ни жизненной искушенностью, ни духовным саном – он повелевал духами стихий, дождями, ветрами, водою, снегом, волками, пчелами, деревьями, цветами, людьми, их кровью и болезнями, их жизнью и смертью. Он никогда не истязал себя лишениями, не ходил в церковь, и все свои священные дары приобретал и совершенствовал в процессе жизни. И он никогда не просил у Всевышнего ничего, кроме того, что уже дала ему природа. От одержимости он избавлял наложением рук на лоб больного, тихими уговорами и даже лаской. Плеть же была, скорее, ритуальной частью, предметом грозным и символичным. «Главное, не изгнать, а заключить», – вспомнил я наставления старика. По мысли моей, Антипыч уже при жизни пребывал в раю, сотворенным Богом для своих любимых чад. В это состояние безгрешности и благодати лишь мечтал вернуться отец Паисий, чувствуя мучительный разлад, томление узника в темнице, греховность всего своего существа от самого мига зачатия.
