Аманда Скотт - Код Майя: 2012
— Это хорошая веревка?
— Великолепная. Сизаль во всех отношениях превосходит пеньку, он крепче, грубее, жестче и гораздо больше подходит для нужд кораблей, путешествующих по морю, чем все, что мы производим в Европе. Мы будем выращивать это растение так, как туземцы выращивают бобы, а потом делать из него веревки, которыми обеспечим флот не только христианского мира, но и всех прочих миров. Поверьте мне, мы станем самыми богатыми людьми в Европе. Взгляните на мой гороскоп и скажите мне, что меня не ждет великая судьба.
Только очень уверенный в себе человек мог бросить вызов судьбе с таким высокомерием. По правде говоря, гороскоп де Агилара действительно указывал на блестящее будущее, его портила всего лишь одна точная квадратура между Меркурием и Юпитером, на куспиде третьего дома. Соединение Солнца с Венерой, восходящее в Овне менее чем в одном градусе от асцендента, противостояло опасному влиянию этого аспекта.
Туземцы кое-что знали про астрологию, и Оуэн уже понял, что они придают Венере образ мужчины и называют ее «утренней звездой» и «воином». Будь у него время, он бы спросил их мнение относительно положения Венеры на карте Фернандеса. Но времени у него не было, и ему пришлось полагаться лишь на свои классические знания, преподанные ему доктором Ди и Нострадамусом. По его представлениям, звезды указывали на опрометчивые поступки и, возможно, великое будущее, если удастся обуздать импульсивность.
Ничего этого Оуэн не сказал вслух и не собирался говорить. Он откинулся на камень, надвинул шляпу на глаза, чтобы хоть как-то защитить их от яркого солнца на безоблачном небе и отвратительно вида красного города вдалеке.
— Фернандес, я доверил вам мою жизнь, но не готов доверить деньги. Чтобы вырастить это растение в таких количествах, о которых вы мечтаете, вам понадобится очень много воды, а ее здесь нет. Сегодня утром, пока вы занимались разгрузкой корабля, я обошел поля вокруг города. У здешних жителей воды едва хватает, чтобы их перец не сох на корню.
— Нет, друг мой, все это потому, что мой дед не был их советником. В свое время он объехал эти земли, когда находился в рабстве у туземцев, и рассказал мне вещи, о которых даже они забыли, — во внутренних землях, где джунгли задушили города, или на границе этой голой равнины туземцы издревле строили города около естественных подземных резервуаров. Под слоем земли находится слой мела, а под ним проходит водоносный слой, удерживающий воду. Моему деду не удалось объединить эти два знания — о воде и о растениях. Моей семье тоже.
Камень был теплым, но не горячим. Оуэн лениво растянулся на нем, стараясь прогнать боль в спине.
— Звучит неплохо, — сказал он наконец. — Вы можете использовать воду, чтобы поливать растения, а если нам удастся убедить отца Гонсалеса, который уже стал наполовину туземцем, помочь нам получить монополию на производство веревок во всей Новой Испании, вы сумеете…
— Седрик! Не шевелитесь!
Впервые за все время их знакомства де Агилар назвал его по имени. Оуэн замер и посмотрел на него. Пот стекал по его вискам и так быстро промочил рубашку, что он почувствовал прохладу на груди.
— Что?
— За камнем змея, — ровным голосом проговорил Фернандес. — Из тех, про которых нам вчера рассказывал отец Гонсалес, очень опасная, желтая с красными и черными полосами. Она вас еще не увидела. Если вы не будете шевелиться, я прикончу ее шпагой… не дышите, мой английский друг, и все будет прекрасно. Как хорошо, что вы вылечили мне руку, потому что теперь я могу воспользоваться шпагой… а вы лежите спокойно, пока я… вытащу шпагу из ножен и направлю ее… так… а потом я… О! Нет!
— Фернандес!
Оуэн вскочил на ноги и резко развернулся.
«Желтое с красным для людей опасно». Накануне вечером, прежде чем они отправились спать, священник предупредил их о змеях, даже прочитал по-английски стишок, чтобы они лучше запомнили.
Оуэн потешался над его предупреждением, когда они остались одни. Теперь же пожалел об этом, а главное, корил себя за место, на котором решил посидеть, и за свою возмутительную невнимательность. Змея была кораллового цвета, с красными и черными полосами. Дико извиваясь, она висела, вцепившись зубами в манжет белой льняной рубашки испанца, который он закатал, спасаясь от жары, примерно посередине его недавно сломанной руки. Маленькие капельки алой крови, похожие на ягоды рябины, перепачкали манжет. Змея умудрилась прокусить не только ткань, но и руку.
Де Агилар замер в неподвижности, а его глаза побелели. Шпага с грохотом упала на землю.
«Яд змеи действует на мышцы человека, они перестают работать — сначала замедляется речь, затем он не может есть. Через некоторое время он уже не в состоянии ни ходить, ни стоять, после этого перестают действовать мышцы груди, и останавливается сердце. Это происходит неминуемо. Единственная возможность спасти человека — это отсечь конечность. Мало кто остается после этого в живых. Ах, спасибо, Диего, если ты будешь так любезен и уберешь тарелки, мы выпьем снаружи, где уже прохладно, портвейна…»
Оуэн схватил шпагу, и в этот раз голос его наставника в фехтовании не зазвучал у него в голове. Да и голубой камень не пел свою песню, слышалось лишь приглушенное бормотание, возникшее сразу после того, как они ступили на эту землю.
Не думая о собственной безопасности, он поднял шпагу высоко над головой, а затем опустил ее так близко от руки де Агилара, что отсек кусок рукава льняной рубашки.
Но главное, его удар рассек голову змеи, тело упало, извиваясь, на землю, и из него потекла тонкая струйка темной крови. Передняя часть головы, с зубами и содержащимся в них ядом осталась на запястье де Агилара под легкой повязкой, еще не снятой с руки после перелома.
— Фернандес, будьте любезны, сядьте, пожалуйста. Я не могу ее вытащить, пока вы стоите, мне нужно, чтобы рука была опущена, как если бы я доставал головку стрелы. Прошу вас, сядьте.
Точно марионетку из дерева и кожи, он усадил де Агилара на камень. Употребив свой кухонный нож вместо скальпеля и оторванный от рубашки кусок льна вместо жгута, он воспользовался приемами военно-полевой хирургии, о которых читал в книгах Нострадамуса, думая, что ему никогда в жизни не доведется прибегнуть к ним.
Змея глубоко вонзила зубы в плоть испанца, и Оуэну пришлось отделить нижнюю челюсть, чтобы ее оторвать. Он засунул кончик ножа в кожу под мертвым глазом и принялся шевелить им, чтобы раскрыть челюсти. Они медленно отделялись друг от друга под ругань Оуэна.
Де Агилар сидел с белым, как полотно, лицом. В конце он посмотрел на четыре дырочки, оставшиеся у него на руке от укуса.
— Я мертв, — сказал он равнодушно.
Глаза у него блестели, но страха в них не было. Кожа приобретала зеленоватый оттенок, а в уголках рта пожелтела.
— Нам нужно вернуться в Заму. Я должен многое сделать, раз не поведу «Аврору» назад, домой. Если отец Гонсалес не ошибся относительно описания действия яда, у меня есть полдня, когда я останусь полноценным человеком, и я не намерен зря терять время. Хуан-Круз будет приличным капитаном при обычных обстоятельствах, но под его командованием «Аврора» никогда не станет великой. Вы бы могли с этим справиться, но, думаю, ваш камень не позволит вам уехать отсюда в скором времени, а корабль должен отплыть немедленно, пока команда еще не поняла всей прелести жизни на берегу… А позже мы примем решение. Пока же… — Он встал. — Не поможете мне сесть на мула? Жизни во мне осталось на один день. Завтра… — Он замолчал, и его взгляд остановился на море за известковыми скалами. — Я бы хотел еще раз увидеть восход солнца. Они говорят, что с маяка в ясный день можно разглядеть край мира и что у них все дни ясные. Вы посидите со мной в мой последний рассвет, Седрик Оуэн?
— Нет.
Оуэн плакал, чего не делал с тринадцати лет, тех пор, как голубой камень стал принадлежать ему. Он отпихнул ногой безжизненное тело змеи и подтащил поближе сопротивлявшегося мула де Агилара.
— Это не будет ваш последний восход солнца, — хрипло проговорил он. — Отец Гонсалес сказал, что ампутация может спасти вам жизнь.
— А еще он сказал, что это всего лишь предположение и никому не удалось выжить.
— Так говорят туземцы. Они не являются врачами, прошедшими обучение в Кембридже.
— А вы множество раз повторяли, что не являетесь хирургом. — Де Агилар сказал это мягко, без злобы, так старший брат упрекает младшего за излишнее рвение.
Оуэн снова выругался.
— Вы не понимаете. Нострадамус заставил меня прочитать книги по хирургии, которые у него были. И провести десять дней траура по принцу Франции в его вонючей гостинице, читать учебники и отвечать на вопросы, касающиеся вещей, о которых я в жизни не думал и не собирался думать. Он приказал мне сделать записи и взять их с собой. Он предвидел эту ситуацию, но не предупредил, что она разобьет мне сердце. Таким образом, я сделаю операцию, и вы не умрете.
