Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник

Суббота, 8 августа 1778 года.

С раннего утра стояла нестерпимая жара, и Николя, несмотря на уговоры Катрины, окатился холодной водой, накачав ее насосом в большое ведро. Он сразу почувствовал облегчение. Примчавшаяся кухарка принялась промокать его тело губкой, дабы он не стал растираться и не содрал корки с подживающих ран. К счастью, ни один из шрамов не начал кровоточить. Едва он успел позавтракать, как ему сообщили, что его спрашивает какой-то старик. Не говоря ни слова, старик передал ему письмо, запечатанное простой печатью без герба и иных опознавательных знаков: в записке ему назначалось свидание в часовне Валь-де-Грас в десять часов утра. Послание заинтриговало его прежде всего потому, что автор, несмотря на анонимность, явно был уверен, что Николя непременно явится на свидание. В оставшееся время он, сидя на кухне, поболтал с Катриной и Марион, безмерно счастливыми, что у него нашлось для них время. Обе относились к нему по-матерински — возможно, потому, что ни у одной, ни у другой детей не было.

Пуатвен привел ему Резвушку. Вычищенная, накормленная и обласканная старым слугой, кобыла радостно била копытом. Сначала они поедут в аббатство Валь-де-Грас, а потом в Управление полиции, где ему надо рассказать Ленуару о последних событиях и доложить, как продвигается расследование. Путь на улицу Сен-Жак лежал через Сите. Проезжая по мосту Нотр-Дам, он услышал, как кто-то громко позвал его по имени. Обернувшись и узнав Сортирноса с его переносным нужником, он остановился. Приблизившись, осведомитель приветствовал его.

— Послушай, Николя, куда ты так торопишься на этой кляче?

Резвушка забила копытом о землю и недовольно заржала.

— О, она сама тебе ответила, — рассмеялся Николя. — Плутовка очень чувствительна. Но ты как раз вовремя. Ты мне нужен.

— Всегда к твоим услугам, — ответил Сортирнос, стараясь держаться от лошади на расстоянии.

— Знаком ли ты с Филином?

— Ночной человек, что-то вроде всевидящего хромого беса. А то нет!

— Он постоянно меняет место жительства. Постарайся найти его как можно скорее и передай ему, что я буду ждать его сегодня в шесть вечера в известном ему месте. Запомнишь?

— Порядок, голова еще работает. Бегу на охоту и, уверен, быстро отыщу твоего субчика. Тебе не придется долго ждать!

— Не сомневаюсь! — ответил Николя, бросая ему двойной экю, который Сортирнос подхватил на лету.

Толпа пешеходов стала столь плотной, что Николя пришлось ехать шагом, и он смог насладиться зрелищем уличной жизни, кое всегда считал необычайно поучительным. На стенах еще висели обрывки афишек, расклеенных лордом Стормонтом перед его отъездом из Парижа.

Покидая Париж, английский посланник просит всех, кто считает, что он ему задолжал, как можно скорее явиться к нему в особняк, дабы уладить дело; после 20-го числа сего месяца никакие претензии приниматься не будут. Издано в Париже, во вторник, 17 марта 1778 года.

Разрешено к печати и расклеиванию 17 марта 1778 года

Большинство афишек были порваны, а сохранившиеся испещряли грубые ругательства, нацарапанные куском угля. В очередной раз Николя поразился, как много в столице нищих. Провинции выплескивали на грязные парижские улицы все больше и больше людей. Одни едва сводили концы с концами, другие сразу становились на стезю преступлений. Но и городской житель, уделом которого являлся тяжелый физический труд, тот, кому приходилось спускаться в карьеры по добыче камня или, преодолевая головокружение, подниматься на крыши, всего лишь поддерживал сиюминутное существование, не имея возможности обеспечить себе достойную старость. И когда этот парижанин не сможет больше работать, выбор у него будет не велик: паперть или богадельня. Но кто захочет добровольно отправиться в богадельню, где предоставляемая из милосердия кровать в сто раз ужаснее голых досок ложа бедняка? С этими мыслями Николя прибыл в аббатство Валь-де-Грас.

В монастырском дворе стояла карета без гербов, явно принадлежавшая знатной особе. Надвинув шляпу на лицо, на козлах, подобно статуе, застыл кучер. Николя привязал поводья Резвушки к кольцу. На мгновение ему показалось, что таинственное свидание, как уже не раз бывало, таит в себе ловушку. Да и место подходящее.

Он вошел в святилище с залитой солнцем улицы, и глаза его некоторое время привыкал к полумраку. В соборе царила прохлада, и по его испещренному шрамами телу пробежала дрожь. Он подошел к главному алтарю. Мраморная скульптурная группа под балдахином изображала младенца Иисуса, Деву Марию и святого Иосифа. Подняв голову, он залюбовался росписью купола: изображенный на нем небесный свод казался творением не человека, а самого Создателя. У него закружилась голова. Взволнованный, он преклонил колени и принялся шептать заученные в детстве молитвы.

Внимание его привлек левый алтарь, ярко освещенный огнями множества свечей слева; алтарное помещение, убранное тяжелыми черными драпировками, расшитыми серебряными язычками пламени, окружала искусно выполненная бронзовая решетка. Он приблизился, и перед статуей Анны Австрийской заметил коленопреклоненную женщину, закутанную в черную вуаль. Сердце основательницы аббатства покоилось в склепе рядом с сердцами Тюренна, Конде и других членов королевской семьи.

— Наконец-то вы пришли! — раздался приглушенный женский голос, показавшийся ему знакомым. — Толкните калитку, входите и опускайтесь на колени рядом со мной.

Подчинившись, он занял указанное ему место, и его немедленно окутали ароматы румян и фиалки. Повернувшись к нему, женщина осторожно приподняла уголок вуали и быстро опустила его обратно. Но за этот миг он сумел узнать надменное лицо Мадам Аделаиды, дочери покойного короля.

— Я последовала совету моего отца. «Вы можете доверять нашему дорогому Ранрею», — часто говорил мне он. Уже дважды, сударь, вы оказали мне поистине бесценные услуги. Не зная, какому святому молиться, я вынуждена снова прибегнуть к вашей помощи.

— Поверьте, Мадам…

— У нас нет времени на соблюдение этикета. Почему все ополчились против меня? Несчастная давно уже живет в стороне от двора, но все почему-то хотят вновь заманить ее в сей нечестивый вертеп.

— Не может ли Ваше Высочество объяснить мне, каким образом я могу быть вам полезен?

— Вы правы. Несколько дней назад во время прогулки ко мне подошел какой-то человек. Я подумала, он хочет вручить мне какое-нибудь прошение. Однако он настоял, чтобы я выслушала его, и я это сделала. Зная о моей любви к королю — моему племяннику, он попросил меня оказать Его Величеству важную услугу и предупредил, что если я откажусь, может разразиться скандал, и брызги грязи полетят в королевскую семью. Представляете, как я разволновалась: ведь я была одна, без сопровождения. Что говорить? Что делать? Я даже представить себе не могла….

Понимая, что пора прервать поток слов, иначе Мадам никогда не доберется до сути дела, Николя промолвил:

— Не могу ли я попросить вас в точности передать его слова?

Мадам Аделаида взглянула на памятник Анне Австрийской, поджала губы и, переведя взор на Николя, вздохнула, перекрестилась и вытерла несколько слезинок.

— Я не осмеливаюсь произнести слова, которые он мне сказал. Этот человек передал мне копию, а может, и первую страницу… Право, не знаю. Действительно, моя племянница слишком часто забывает, что ее положение обязывает. Какое легкомыслие! Какая неосторожность! Почему бы ей не брать пример с нашей матери, такой набожной, такой скромной. Зачем отстранять госпожу де Ноайль? Она давала такие разумные советы! Словом, в этой грязной бумажке осмеливаются намекать… Нет! Я не смогу этого произнести.

Она вытащила из рукава листок бумаги, явно читаный-перечитаный, скомканный, расправленный и снова свернутый, и протянула ему. Он узнал его с первого взгляда: это была копия текста, который инспектор Ренар передал Ленуару.

— Следовательно, сударыня, некто предложил вам в обмен на кругленькую сумму сделать так, чтобы сей пасквиль исчез и не получил распространение среди публики. И вы, таким образом, становитесь тайной спасительницей репутации королевы и репутации Их Величеств, обеспечив тем самым неприкосновенность трона.

— Он говорил так настойчиво и убедительно, что я едва не пошла у него не поводу. Но потом опомнилась. Срок, данный мне, чтобы собрать выкуп, остудил мой пыл. И я вспомнила о вас. Я не забыла оказанных вами услуг. Сейчас я в растерянности и жду вашего совета.

— Могу ли я попросить, тем более что, полагаю, вам это будет не трудно, описать мне человека, посмевшего подойти к вам с подобным предложением.

— Ранрей.

Ее интонации так напоминали покойного короля, что Николя вздрогнул.