Клод Изнер - Происшествие на кладбище Пер-Лашез
— Вас что-то смущает? — поинтересовался Кэндзи, обеспокоенный его молчанием.
На языке вертелась подходящая к случаю восточная пословица — «Когда кукушка совьет гнездо, ее голос станет песней», — но Виктор счел за лучшее не дразнить компаньона.
— Я прикидывал объем работ. Придется проверить, не течет ли крыша.
Лицо Кэндзи просветлело: он мог надеяться на счастливое разрешение дела. Подруга Виктора не сразу покинет их дом, но он терпелив, он подождет. Развеселившись, Кэндзи подошел к нише и спросил:
— Вам не кажется, что этот альков идеально подходит для кухни?
Таша раздевалась с хорошо рассчитанной неторопливостью, и Виктор не выдержал.
— Я люблю тебя, — прошептал он, сунув ладони ей под сорочку, — позволь мне помочь.
Она включилась в игру и дала себя раздеть. Виктор увлек ее на кровать, и девушка обняла его.
Нужно ловить момент, иначе он никогда не осмелится сказать ей о мастерской.
— Я был сегодня в одном месте. Квартирка для нас с тобой. Комната очень большая, ты сможешь там работать.
— О чем это ты?
Виктор почувствовал, как напряглась Таша, и еще крепче обнял ее.
— Плата невелика, ты легко ее осилишь, а я займусь обстановкой… Злишься?
— А комната и вправду большая? — промурлыкала Таша.
Мысли о расследовании не давали Виктору покоя, и он поднялся с постели среди ночи. Таша спала, обнимая подушку. Он натянул длинные кальсоны, девушка застонала во сне, он наклонился и поцеловал ее в щеку, очень довольный своим маневром: она согласилась завтра же посмотреть будущую мастерскую.
Виктор подсел к секретеру и зажег лампу. Ему не терпелось сличить почерк. Он положил перед собой доставленное Денизе по пневматической почте письмо, разгладил листок ладонью, пристроил рядом послание за подписью Зенобии и анонимную записку, которую получила мадам де Бри.
Нужно выбрать букву — скажем, «т». Сравнить нажим и наклон… Нет, он не бредит, буквы совершенно идентичны! Все они написаны с наклоном влево.
Значит, эти три послания — дело рук одного и того же человека.
Глава девятая
Уж грелся на солнце, свернувшись кольцом на плоском камне. Раздался хруст: два черных остромордых чудища приближались по траве к его убежищу. Уж испуганно скользнул в кусты.
Ноги в остроносых туфлях нерешительно топтались на месте.
— Я видела змею! — вскрикнула худенькая девушка.
— Тебе показалось, Элиза. Здесь тебе не Сенегал, а Париж! — успокоил ее шестнадцатилетний паренек с бачками, в кепке.
— А как мы найдем выход? — спросила она, отцепляя подол юбки от колючего ежевичника.
— Я знаю это место как свои пять пальцев, лучше убежища не найти. Тут живет один старый болван, но он вечно пьян в стельку, так что…
— Ой, Фердинанд, там какой-то зверь!
— Это просто кот, не бойся, идем.
Он провел ее за руку вдоль обвалившейся стены к укромному уголку под выступом, скрытым занавесом густого ломоноса.
— Шикарное местечко! Настоящее любовное гнездышко!
Парень расстелил на траве куртку, но девушка отпрянула.
— Ты рехнулся? Земля же мокрая!
Кавалер схватил подружку за подбородок и впился ей в губы жадным поцелуем.
— Мне больно! — жалобно пролепетала она, вырываясь.
Фердинанд разозлился и оттолкнул ее.
— Чего ломаешься? Сама ведь согласилась!
— Ага, но… мне страшно, понимаешь?
— Да ты всего боишься — змей, кошек, кустов!
— Как же не бояться, в первый-то раз?! И потом… вдруг ты меня обрюхатишь?
Он глумливо хмыкнул.
— Ничего, может, хоть чуток поправишься, а то плоская, как доска! Уж и не знаю, что там у тебя под корсажем! Ладно, раз так — я сваливаю, желающие и без тебя найдутся. Взять ту же Жени — она хоть сейчас со мной пойдет, а уж у нее есть за что подержаться!
Он закинул куртку за плечо.
— Не бросай меня, Фердинанд, ты говорил, что любишь.
Парень с недовольным видом поддел камень носком ботинка.
— Слюнявые поцелуйчики еще не любовь.
— Обещаешь быть нежным? — прошептала девушка, прижимаясь к нему всем телом.
Парень снова бросил куртку на траву, завалил подружку на спину и принялся целовать, нетерпеливо расстегивая пуговички на платье. Возбужденно пыхтя и не расцепляя объятий, они покатились по земле и наткнулись на торчавшую из земли палку. Фердинанд вскрикнул от боли.
— Это еще что за дрянь? — разозлился он, схватился за возникшее на их пути препятствие, резко дернул и, не рассчитав силу, опрокинулся навзничь. Девушка расхохоталась, а он с глупым видом уставился на свою добычу — палка оказалась зонтиком.
— Тебе смешно, а я ногу ушиб!
— Красивая штука, дай-ка мне! Погляди на ручку — похоже на слоновую кость. Можно я его возьму? Отвечай, Фердинанд! Ты что, оглох?
Парень не шелохнулся. На его лице застыло выражение ужаса. Девушка медленно опустила голову, проследив взгляд своего дружка: он смотрел на землю у корней сиреневого куста. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем из ее горла вырвался вопль ужаса.
Пять розовых перламутровых пятнышек в центре зеленой лужицы не были цветами.
Золотистый свет проникал через грязное стекло, оставляя на полу сверкающий крапчатый рисунок. «Как на картинах Сёра», — подумала Таша, обходя мастерскую. Придя сюда в первый раз, она ужаснулась, но теперь ее охватили возбуждение и азарт. «Здесь я поставлю мольберт. За ним — подиум для натурщика. Там — столик. А вон в том углу я буду заниматься гравюрами, конечно, если смогу добыть станок».
Таша восхищенно замерла перед раковиной. Из крана капала вода. Какое счастье: здесь есть водопровод! Больше не придется по сто раз на дню таскаться в коридор!
— В алькове поставим двуспальную кровать — самую широкую, какую найдем. Покойся с миром, доска факира, покойся с миром, ты славно нам послужила! — воскликнул Виктор.
— Но-но, умерь пыл! Я не миллионерша!
— Я ведь сказал, что обстановка будет моим подарком. И отделка, разумеется, тоже. Тебе необходима туалетная комната — знаю-знаю, это тривиально, но…
Виктор увлеченно делился с Таша грандиозными планами, а она вспоминала своего предыдущего любовника Ханса, художника из Берлина. Она оставила его не потому, что он женился, — ее бесило, что Ханс позволяет себе вмешиваться в ее творческий процесс. Должна ли она держать Виктора на расстоянии по той только причине, что он стремится облегчить ей жизнь? Он ведет себя благородно и великодушно, не покушаясь на ее независимость. И никогда не пытался влиять на ее творческую манеру. Чем она, собственно, рискует, принимая его предложение? Она заявила, что станет сама платить аренду, но гуашь такая дорогая, что, даже отчаянно экономя на еде и нарядах, она может не потянуть все расходы.
— Итак?
— Ну что же, думаю… Да, я согласна!
Виктор порывисто обнял Таша.
— Здесь ты создашь шедевры! — шепнул он.
— Ты прав, пора сюда перебираться, иначе мои бедные холсты скоро зарастут плесенью. Крыша снова течет.
— Ничего удивительного, дождь идет не переставая. Послушай, что я предлагаю…
— Ты меня пугаешь.
— Раз ты все равно съезжаешь из мансарды, перевези картины ко мне, на время. Я освобожу для них место в столовой.
— Но… что скажет Кэндзи?
— Ему нет дела до обстановки моей квартиры. Сегодня же и начнем. Сейчас Средопостье, так что после обеда магазин не откроется. Я одолжу тележку у мадам Пиньо. Согласна?
Таша покусывала ноготь на большом пальце, решая, не слишком ли он напорист.
— А ты будешь приходить навещать свои полотна, когда захочешь, это будет отличный повод увидеться со мной.
— Какой же ты хитрец! — воскликнула Таша и наградила его звонким поцелуем в щеку.
Карнавал был в самом разгаре. Кучер фиакра сделал отчаянную попытку объехать шествие масок, но в конце концов застрял на пересечении бульваров Сен-Жермен и Буль Миш.
— С этими бесноватыми дальше не проехать, — недовольно буркнул он.
— Ничего, мы пройдемся пешком, тут недалеко, — успокоил его Виктор.
Улицу заполонила буйная толпа. Навстречу Таша и Виктору двигался кортеж поварят и маркиз, студенты пели и танцевали, осыпая друг друга конфетти. Подхваченная людским половодьем парочка добралась до «Золотого солнца» и с веселым смехом ввалилась в зал.
— Ну что, вырвались из объятий весельчаков? — спросила Нинон, поднимаясь им навстречу из полуподвального помещения ресторана.
Вишневое платье выгодно подчеркивало ее фигуру, на руках как всегда были доходящие до локтя перчатки. Морис Ломье выкрикивал противоречивые приказания, и два его подмастерья уже валились с ног от усталости.
— Нет, нет и нет! Опять криво! Поднимите левый угол! Ниже! Правее, теперь правее, черт побери!
