Евгений Сухов - Волчья каторга
В коридоре было тихо: ни стонов и хихиканья проституток, ни говора фартовых, делящих добычу или договаривающихся о новом прибыльном деле. Верно, все «деловые» были на «работе».
Георгий прошел через трактир и вышел через низенькую дверь на улицу. Зима была уже на исходе: снег посерел, слежался, а кое-где уже замечались проплешины на скользких булыжниках мостовых.
Примостившаяся возле самых дверей торговка пирожками с ливером хотела призвать Георгия купить ее товар, но, окинув взглядом его пальто и шляпу, промолчала: это был явно не ее клиент. Тершийся возле нее шкет последовал было за Георгием, явно намереваясь стибрить у него «лопатник», уголком торчащий из кармана пальто, но Жора оглянулся и посмотрел на него так, что у шкета вдруг пропала всякая охота безобразничать.
Подходя к своему дому, Полянский увидел симпатичную барышню. Она стояла, прислонившись к столбу, и ела французскую булку. Лицо ее было румяным, но не от косметических средств, какими пользовались алюры и марухи мазов и воров, а от свежего воздуха и легкого морозца. Она так аппетитно откусывала булку, поглядывая при этом по сторонам и немного стесняясь, что Георгию захотелось есть.
А еще защемило в груди. В районе сердца. Там, где, сказывают, находится душа.
Нет, это не были угрызения совести или чувство раскаяния. Георгий никогда ни о чем не сожалел. Особенно о том, что уже сотворено. Все равно не воротишь и не исправишь, что ж зазря маяться. Это чувство было сродни тоске или нудящей боли. Ведь он мог стоять рядом с этой девушкой и вместе с ней есть французскую булку. Разделив ее с девушкой пополам…
Он прошел мимо барышни, не оглянувшись. Там, где щемило, не чувствовалось уже никакой боли. Да и лишняя она, эта боль-тоска. Выбор-то давно сделан. В тот самый момент, когда он влез в окошко спальни Шурки Никольской, когда у нее находился исправник, и громко произнес: «Бог в помощь…»
Однажды Дед сказал ему, что это не мы выбираем в жизни дорогу, а дорога выбирает нас. А коли так, стало быть, ни к чему и сворачивать с нее. Да и поздно.
Ювелир обедал в компании мохнатого аршина, когда за соседний столик подсел хорошо одетый господин, похожий на провинциального помещика средней руки. Он явно не знал Москвы и немного растерянно оглядывался по сторонам. Заказ он сделал вполне приличный: царская уха, расстегаи с семгой, порция отварного судака, припущенного в белом вине и под польским соусом, кусок жареной свинины под хрустящей корочкой с горчицей и хреном, блюдечко севрюжьей икорки и графинчик очищенной. Помещик никуда не торопился, хотя по всему было видно, что приехал он в Москву по важному делу, но не знает покуда, как к нему подступиться.
Минут через сорок Ювелир и купец распрощались, и Георгий, краем глаза наблюдавший за Ювелиром, стал ловить на себе его взгляды. Полянский, в образе помещика из провинции, явно заинтересовал Ювелира, на чем и строился расчет Георгия. Еще через четверть часа он услышал над самым ухом приятный мужской голос:
— Прошу прощения, сударь, вы не из Казанской губернии будете?
Георгий поднял голову и несколько удивленно ответил:
— Именно так, из Казанской.
— Значит, вы мой земляк, — радостно произнес Ювелир. — Я, видите ли, оттуда родом. Мой дед владел селом Левашовым Спасского уезда. Это было наше родовое гнездо, которое мой отец был вынужден продать, чтобы рассчитаться с кредиторами… Простите, я, на радостях, даже забыл представиться, — Ювелир выпрямился и, сопроводив свои слова прижиманием подбородка к груди, произнес: — Филипп Аркадьевич Левашов, гвардии прапорщик в отставке, ныне подвизаюсь на ниве оказания коммерческих и юридических услуг дворянам России, являясь столоначальником и членом Совета Государственного Дворянского земельного банка.
— Иван Иванович Волков, помещик Лаишевского уезда Казанской губернии, — просто отрекомендовался Георгий, привстав со стула и так же, как и Ювелир, сопроводив свои слова прижатием подбородка к груди. — Вы знаете, мне вас сам Бог послал!
— Да? — с нескрываемым интересом посмотрел Ювелир на Георгия. — Разрешите присесть?
— Присаживайтесь, — охотно разрешил Полянский. — Видите ли, я, как вы изволили заметить, не москвич, от столиц проживаю в значительном отдалении и не ведаю всей этой юридической и финансовой казуистики. А мне необходимо как можно скорее заложить свое имение, получить ссуду и купить в Москве дом. Этого требуют от меня семейные обстоятельства. Скажите, возможно мне получить при закладе имения деньги наличными? Для ускорения приобретения дома в Москве?
— Вполне, — заверил его «Филипп Аркадьевич». — Выдача ссуды наличными, при таковом желании закладчика, практикуется в нашем банке вот уже несколько лет.
— Вот это славно! — заметно обрадовался «Иван Иванович». — Значит, вся операция по закладу имения и приобретению здесь дома не отнимет у меня много времени?
— Не отнимет, милейший Иван Иванович. А на какой срок вы хотите взять в нашем банке ссуду?
— А на какой можно? — Георгий, и правда, не знал всех этих деталей, поэтому вопрос его прозвучал настолько правдоподобно и искренне, что вызвал у Ювелира улыбку.
— Да насколько пожелаете, — с готовностью ответил «столоначальник» и «член Совета земельного банка». — Дворянский земельный банк предоставляет ссуду под заклад имения на самые разные сроки…
— Ну, лет на десять можно? — снова вполне искренне спросил «Иван Иванович».
— Можно, — просто ответил Ювелир. — Наш банк и занимается именно предоставлением долгосрочных ссуд под залог земли. Можно взять ссуду — наличными, если хотите, — и на одиннадцать, и на двадцать, и на тридцать шесть, и на пятьдесят один год. Можно даже на шестьдесят шесть лет, с тем, чтобы проценты с нее оплачивали бы уже ваши внуки, а возможно, и правнуки…
— Замечательно! — едва не воскликнул «уездный помещик Волков». И добавил уже тише: — Вы позволите мне вас угостить?
— Что ж, — после недолгого колебания ответил «Филипп Аркадьевич». — Почему нет? Извольте…
Вот так и завязывается дружба мужчин. За столом, под водочку, хорошую закуску и беседу, приятную и интересную обеим сторонам. Они бы и подружились и стали бы, несомненно, полезными друг другу, будь Ювелир действительно столоначальником и членом Совета Государственного Дворянского земельного банка Филиппом Аркадьевичем Левашовым и будь Георгий и правда помещиком Лаишевского уезда Казанской губернии Иваном Ивановичем Волковым. Но, увы, этому никогда не суждено было сбыться, поскольку Ювелир, помимо кассиста и любителя умыкнуть столь любимые им сверкальцы, был еще, похоже, и военным артистом-чистяком [65], а Георгий — гейменником с поручением списать этого Ювелира «на глухую».
Но понт [66] и взятые на себя образы чиновника и помещика и тот и другой выдерживали. Да так марку держали, то бишь, принятый образ, что их обоих без разговору приняли бы в труппу, скажем, совсем молодого еще Московского Художественного театра, только-только переехавшего в Камергерский переулок. А что, Ювелир, к примеру, запросто мог бы сыграть доктора Астрова, а Георгий — Ивана Петровича Войницкого из чеховского «Дяди Вани». И оба они вполне смотрелись бы в роли царя Федора Иоанновича из одноименной трагедии Толстого, который Константинович. Словом, со стороны могло показаться, да так оно и было для любопытствующего стороннего взора, что за столиком беседуют два симпатизирующих друг другу благодушных господина, за душой у которых — единственно сонм добрых и сугубо благородных дел. Только Георгий знал, кто такой этот «Левашов», а Ювелир, напротив, принимал за чистую монету «рисовки» «помещика Ивана Ивановича Волкова», желающего поскорее заложить свою землю ради приобретения в Первопрестольной приличного для дворянина каменного особнячка.
Далее в разговорах выяснилось, что у «Филиппа Аркадьевича» большие связи в Министерстве финансов и он в скором времени войдет в Комиссию при министерстве финансов по оценке закладываемых под ссуду земель. А у «Ивана Ивановича» также в ближайшее время значительно прибудет землицы, поскольку находится при смерти его нижегородская тетушка, которая в последнем письме написала ему, что все свое недвижимое имущество она, по уже составленному и заверенному нотариально завещанию, оставляет ему, как любимейшему племяннику.
Расставались они наилучшими друзьями. Правда, «Иван Иванович» на радостях слегка подпил, и «Филипп Аркадьевич» любезным образом вызвался проводить его до извозчичьей биржи и посадить на извозчика. Когда до биржи оставалось не более тридцати саженей, «Волкова» затошнило. И хоть в это время прохожих на улицах было мало, новоиспеченные друзья все же решили зайти в подворотню, дабы не оконфузиться на людях. А из подворотни «лаишевский помещик Иван Иванович Волков» вышел уже один. Удивительное дело: он уже ничуть не казался пьяным, хотя еще пять минут назад у него заплетался язык и подворачивались ноги. А «столоначальник Государственного Дворянского земельного банка и член его Совета Филипп Аркадьевич Левашов» остался лежать в подворотне возле кучи ветоши и бумаг, верно, приготовленных дворником к сожжению, с проломленным черепом в левой височной части. И тонкая алая струйка, уже нашедшая выход из большой лужи крови под головой Ювелира, медленно вытекала из подворотни на пешеходный тротуар, извиваясь и обходя преграды…
