Николай Свечин - Варшавские тайны
Под изумленные взоры Егора его шеф усадил даму в пролетку и откланялся. Малгожата, хмурая и недовольная, уехала. Лыков повернулся к помощнику и сказал:
— Ни слова о ней! А теперь побежали.
Быстрым шагом сыщики отправились в участок. Бурундуков жил над ним, в казенной квартире. Уже через несколько минут Алексей барабанил в его дверь. Амвросий Акимович вышел тут же, словно ждал гостей. Он был в полной форме, даже при сабле и револьвере.
— Алексей Николаевич? Егор? Что случилось?
— Вы и по квартире так ходите? — удивился Лыков.
— До полуночи — всегда. Служба беспокойная. Но вы давай те о деле.
— Вот, — Алексей вынул записку. — Ян Касъер, он же Новец, передает из тюрьмы приказ зятю. Срочно потребовалось перенести поленницу на другой конец двора. Понимаете?
— Нет. Что ж тут такого? Обычное дело. Сейчас как раз подворная уборка идет. Я хожу, гоняю домовладельцев. До Новца, правда, еще не добрался…
Лыков вздохнул и пояснил:
— Полагаю, они хотят спрятать место погребения подпоручика Яшина.
— Да вы что! — ахнул Бурундуков.
— Увы. Возьмите нужное число городовых, пожарные факе лы, лопаты и щупы. Длинные щупы.
Пристав — на нем лица не было — кинулся вниз, в служебное помещение. Через десять минут полицейский отряд со снаряжением выдвинулся на Дикую. Заарендовали двух припозднившихся фурманов и поехали на Бураковскую, где недавно громили игорный дом.
В двенадцатом часу ночи во дворе особняка Яна Новца собралась целая толпа народа. Зять и две дочки хозяина, в домашней одежде, стояли у каретного сарая. Вид у них был очень встревоженный… Городовые воткнули в землю факелы и принялись щупами проверять почву позади бани-прачечной. Бурундуков, Лыков и Иванов застыли вблизи. Что-то зловещее было в этой картине ночных поисков. Что-то страшное вот-вот должно было открыться…
Городовые тыкали старательно, через каждые десять вершков. Они пыхтели от спешки и напряжения — волнение передалось и им. Вдруг в одном месте железный прут во что-то уперся. Немедленно служивые схватили лопаты и принялись там копать.
Несколько минут работы — и в яме что-то показалось.
— Полицейский кафтан! — воскликнул один из городовых.
— И мерлушковая шапка тут! — добавил второй.
Наконец тело откопали и подняли наверх. Смотреть на него был неприятно. Егор отбежал в сторону, его стало рвать. Привычный ко всему Лыков нагнулся над трупом.
— А почерк-то знакомый. Выпустили внутренности, как и Сергееву-третьему.
Бурундуков крестился и шепотом творил молитву.
— Присмотритесь как следует, — попросил его коллежский асессор. — Точно ли это Яшин? Мундир подходит, но мало ли?
Лица у трупа уже не было, лишь запачканные землей волосы обрамляли череп.
— Русые… — пробормотал капитан. — Он это, Сашка.
— Обыщи карманы! — приказал Алексей городовому. Тот истово перекрестился, потом выполнил команду и передал начальству два предмета. Один был полицейский билет на имя младшего помощника Вольского пристава Александра Михайловича Яшина. Сомнений больше не осталось.
Лыков стал разворачивать вторую вещь. Маленький бумажный сверток был в запекшейся крови и раскрываться не хотел. Сыщик порвал бумагу и обнаружил внутри банковские билеты. Он тут же передал их приставу со словами:
— Вот и ваши деньги нашлись, Амвросий Акимович. Три четвертных.
Капитан крякнул и попытался засунуть сверток в карман, но никак не мог попасть.
— В церковь снесу… — пробормотал он, глядя в сторону. — Эх, Сашка, Сашка! А я тебя бранил…
Наконец пристав выяснил, что мешало ему воспользоваться карманом: там лежала какая-то бумага. Он извлек ее, повертел в руках, туго соображая. Потом протянул Лыкову.
— То, что вы просили.
Алексей развернул казенный бланк и с трудом прочитал в свете факелов:
«По наведенным справкам, отставной поручик князь Яшвиль проживал в городе Варшаве с 10 по 23 декабря 1886 года на улице Ставки в доме Журовского. О чем имеется полицейская явка 5/6 Повонзковского участка. В доме Новца по улице Бураковской указанный Яшвиль не проживал.
Помощник пристава 5/6 Повонзковского участка, причисленный к армейской кавалерии корнет Буйный».
Глава 9
Ежи Пехур
Когда Яна Новца привели в подвал полицейского морга, он сначала ахнул и закрыл лицо руками. Потом отнял руки и сам сделался похож на мертвеца. Вся его высокомерная снисходительность исчезла. Перед Лыковым стоял старый и очень напуганный человек.
— Я не убивал этого юношу, — сказал он. — То правда. Я лишь спрятал тело. По приказу пана Нарбутта.
— Нарбутта? — поразился Алексей.
— То так.
— А кто убивал?
— Ежи Пехур.
— Расскажи все, что знаешь. Ты видел смерть подпоручика Яшина?
— Нет. Его привезли уже мертвого, ночью. Он сильно страдал перед смертью, то было видно. Велели закопать. У меня большой двор, самый большой на всей Бураковской. И нет болтливых в семье. Я закопал.
— Кто такой Ежи Пехур? Сказывай, старая тварь!
— Я скажу то при пане Нарбутте.
— Твоего Нарбутта ждет тюрьма! Говори мне, сейчас же!
— Нет, — сразу замкнулся Новец-старший. — Пожалейте мою семью и не спрашивайте о нем.
— Тебя переведут в Цитадель, и там ты все расскажешь. Лучше сообщи здесь и сейчас. Это зачтется на суде.
— Нет. Если я скажу о Пехуре хоть слово, он казнит всех нас. То страшный человек. А его боевцы[49] — сущие звери. Они молодые, людская жизнь для них не стоит и гроша. Боев цы смотрят Пехуру в рот: что он велит, то и делают. Скажет: прыгайте в Вислу — прыгнут. Покажет пальцем — и они зарежут сто человек. И все за Великую Польшу…
Старик действительно не сказал больше ни слова. Лыков и запугивал, и уговаривал — ни в какую!
Пора было принимать меры. Когда Алексей подъехал к знакомому дому на Маршалковской, минуло два часа ночи. Он принялся энергически колотить в дверь. Через минуту, ни о чем не спрашивая, ему безбоязненно отворили. На пороге появилась рослая фигура Гриневецкого. Он был в халате, голова всклокочена, на заспанном лице — волосяные подусники.
— Алексей Николаевич? Что случилось?
— Дозвольте сначала войти.
Шлепая по полу босыми ногами, Эрнест Феликсович провел Лыкова в гостиную и зажег лампу. Алексей протянул ему лист бумаги.
— Вот, прочтите.
— Хм… Рапорт Буйного? Помню этого молодца.
Надворный советник изучил справку и вернул ее своему временному помощнику.
— И из-за этого вы меня разбудили?
— Вы, Эрнест Феликсович, видать, не поняли. Никакой Яшвиль у Новца никогда не жил. А мыльница, что я обнаружил на Бураковской, действительно принадлежала подпоручику Яшину. Как я и предполагал.
— Ну и что с того? — хлопал глазами не до конца проснувшийся Гриневецкий.
— А то, что титулярный советник Нарбутт меня обманывал. Запись в домовой книге Яна Касъера подделана — им или Степковским по его приказанию. Нарбутт покрывает убийц, а возможно, сам является одним из них. Нужно срочно его арестовать.
— Здрасьте! — тут же встрепенулся начальник отделения. — Витольда Зеноновича арестовать? Он — убийца? У вас что, Лыков, совсем голову снесло?
— Моя голова на месте. А вы следите за мыслью, господин надворный советник.
— Я слежу! Я еще как слежу! Вы давно уже роете под нас яму!
— Так вот. Как видно из справки, Яшвиль у Новца не проживал и мыльницу, стало быть, забыть там не мог. Это понятно?
— Ну, пусть и так. Дальше-то что?
— Я показал находку вам двоим и сказал, что поеду с ней в «Павяк». Нарбутт тут же попросил меня прихватить с собой Степковского. Якобы чтобы тот передал больному старику пояс из собачьей шерсти. Помните?
— Помню. Вы разве тогда не вместе уехали?
— Нет. На подъезде меня перехватил курьер от обер-полицмейстера, и я велел старшему агенту ехать без нас. Видимо, Нарбутт попросил генерала задержать меня на несколько минут.
Эрнест Феликсович иронично хмыкнул, но промолчал. Лыков продолжил:
— Разговор вышел пустой и надуманный. Ну ни о чем разговор! Я тогда еще недоумевал, для чего Толстой его затеял? Теперь ясно. Меня потребовалось задержать, чтобы Степковский успел предупредить Яна Касъера о находке. И выработать общую легенду. По совпадению букв за легенду сошла фамилия Яшвиль.
— Но я же сам помню князя! — рявкнул Гриневецкий. — Он действительно приезжал в Варшаву зимой!
— Приезжал. Об этом и в справке написано. Но в доме на Бураковской князь не останавливался.
— Подумаешь! Какая-то писарская ошибка… Вы мне поясните, почему Витольд Зенонович убийца! Ха! Нарбутт — и убийца… Больной бред!
— Ваш помощник отводил мои подозрения от дома Новца как мог. Приплел Яшвиля, успел обработать хозяина, подделал отметки в домовой книге.
