Речной детектив - Роман Елиава
Иван остановился напротив памятника Ивану Сусанину. Фигурка молящегося Сусанина была в самом низу, у колонны, поверх которой на самом виду находился бюст царя Михаила Фёдоровича. Взгляд, в первую очередь, приковывал царь, возвышавшийся на колонне, а не Сусанин. Коленопреклоненный герой был поначалу незаметен.
«Ну, конечно, – подумал Иван, – как там сказал Синицын при встрече? Лучше всего прятать на виду».
Он развернулся и быстро пошёл к пароходу. Костромская полиция проводила допросы, заняв две каюты на нижней палубе. Там стоял полицейский, которому приказали пока никого не выпускать на берег. Иван прошёл на пароход и нашел старшего, им оказался пристав Смирнов.
– Прошу Вас, возьмите кого-нибудь из своих людей и пройдём наверх.
– Зачем? – спросил пристав, которого оторвали от допроса.
– Думаю, что знаю кто отравил супружескую пару.
Доктор и Этьен
Михаил Александрович снова поднялся в ресторан. Он был не в настроении. Трегубов начал его в чём-то подозревать. Что он мог такого сделать, чтобы вызвать эти подозрения? Совершенно непонятно. Он старался всегда вести себя открыто и дружелюбно. В ресторане почти никого. Народ отсыпался под дождик у себя в каютах, периодически кого-то вызывали на допрос. В город не выпускали, хотя что там делать в такую погоду.
Васильковский до сих пор оставался за столом. За другим. Перед ним стояла чашка кофе.
Шеин подсел к художнику:
– Позволите?
– Конечно, садитесь, доктор. Грустно всё это, да?
– Что желаете? – подошёл официант.
– Тоже кофе. В Италии, наверное, нет такой погоды?
– Ну, почему же, бывает. Но разница в том, что там знаешь, что она пройдёт, а здесь, что завтра может быть ещё хуже, чем сегодня, а послезавтра, чем завтра….
– Да, я понимаю, о чём Вы.
– Их, действительно, отравили? – спросил Этьен.
– Да, – кивнул доктор, пригубив теплую чашку.
– Зачем, скажите на милость, травить таких милых стариков?
– Любого человека нельзя травить. Представьте, мы с Вами сидели за одним столом с ними. Вдруг отравить хотели кого-то из нас, подсыпали яд вот в такую чашку и просто перепутали кому их дать.
– Но за что нас убивать? – удивился Этьен.
– Не знаю. Да за что угодно, может, кому-то не нравятся Ваши картины.
– За это не убивают. Вы уже были на новом допросе?
– Нет. А Вы?
– И я не был, – вздохнул художник. – Устал я от этого всего, хорошо хоть ограбление проспал. Так нужно заказать ещё кофе. Знаете, пытаюсь опять не напиться, что очень трудно, когда тебя заперли на корабле, гулять не выпускают, а за окном вот это.
– Понимаю, я тоже устал трупы осматривать. Хочется заняться чем-то другим, понимаете.
Этьен кивнул в ответ и представил себе, каково это возиться всё плавание с умершими людьми. Невеселое, должно быть, занятие.
Иван
– Хорошо, если Вы так уверены, идёмте, – сказал пристав.
– Только оставайтесь до поры до времени снаружи, чтобы не спугнуть его.
– А как я пойму, что время наступило?
– Если я прав, то сразу поймёте, поверьте.
Они поднялись на верхнюю палубу, и Иван молча указал приставу на окно в ресторан, а сам вошёл внутрь. В центре ресторана сидели доктор Шеин и художник Васильковский, перед ними стояли чашки с кофе. Трегубов прошёл вперед и подсел к ним. У обоих вид был совсем не радостный.
– Что-то мы совсем раскисли господа, – прокомментировал он общий настрой.
– Чему радоваться то? – задал риторический вопрос Этьен, который допивал ещё одну чашку кофе и уже подумал, не заказать ли потом рюмку.
– Как Вы думаете, доктор, – Иван повернулся и посмотрел на Шеина, – как мышьяк попал в еду Бибиковых?
– Признаться, затрудняюсь сказать, не знаю.
– А я уже знаю!
– Неужели?! – удивился доктор.
– Что желаете? – подошёл официант.
Трегубов резко вскочил и схватил Семёныча за волосы, вернее, за парик. Парик с кудрями и бакенбардами остался в руке у Ивана. Доктор и художник, с удивлением смотрели на невзрачного, начавшего лысеть, человечка.
– Ну, здравствуйте, Сергей Иванович!
Человечек полез в рот и вытащил из-под щёк тампоны, наблюдая, как к столику подошли двое полицейских.
– Здравствуйте, Иван Иванович, – уже без южнорусского акцента ответил Синицын.
– Садитесь, господа, – пригласил он за стол полицейских. – Перед Вами Сергей Иванович Синицын, этим утром отравивший мышьяком супружескую пару.
Полицейские сели, подвинув один стул официанту, куда тот и уселся после секундного размышления.
– Трегубов, – ничуть не смутившись, сказал Синицын, – ты ничего не понимаешь. У меня задание, я выслеживаю настоящего убийцу. Поэтому весь этот маскарад.
– Извини, Сергей, но ты не можешь быть на задании и выслеживать убийц, поскольку тебя уволили со службы за мздоимство.
– Ты уже знаешь? – спокойным голосом спросил бывший агент. – Что же, так и есть. Всё, конечно, было не так, как ты говоришь. Это был заговор нового руководства московской полиции, чтобы убрать меня с дороги. К смерти этой семьи, которую ты называешь убийством, я не причастен. С чего бы мне? Я их даже не знаю.
– Знаешь. Я попросил Стрельцова навести о тебе справки, потому что не знал, куда ты делся, думал даже, что тебя убили. Так вот, будучи ещё молодым и не столь известным сотрудником полиции, ты участвовал в расследовании смерти дочери Бибиковых.
– Допустим, – Синицын откинулся на спинку стула, – я сейчас уже и не припомню, сколько было этих расследований, дочерей и их родителей.
– Я думаю, что их ты так хорошо запомнил, что через много лет пришел и рассказал им сказку про князя Кобылина, который обесчестил их дочь.
– Это всё домыслы. У тебя богатая фантазия Трегубов. Зачем бы мне такое делать?
– Я увязал Кобылина с его убийцей Григорием, и нашёл связь Григория с Бибиковыми, но никак не мог понять, что связывает их всех вместе. Теперь же я понял.
– Ну-ну?
– Это – ты!
– Бред, – фыркнул Синицын и оглядел сидевших за столом людей, которые внимательно слушали его диалог с Трегубовым.
– Не могу сказать точно, что ты им наговорил. Но что-то вроде того,
