Дороти Иден - Темные воды
— Сколько времени, Ханна?
— Полночь, мисс Фанни, и вы должны немного поспать.
Ханна была закутана в алый фланелевый халат. Она тоже казалась другим человеком, дружественным помощником во враждебном мире ночи и страдания.
— Она не двигалась с восьми часов. Я не думаю, что есть повод волноваться.
Фанни взяла свечу, протянутую ей Ханной. Она слегка спотыкалась от усталости, когда прошла в гостиную леди Арабеллы. Она заметила, что Людвиг снова был на своем любимом месте в кресле с высокой спинкой. Кушетка была завалена подушками, и казалось весьма вероятным, что леди Арабелла, поднимаясь после своей послеобеденной дремоты, сбросила одну из них, не заметив, а затем споткнулась об нее. В суматохе, имевшей место после того, как ее нашли лежащей без сознания, кто-то, должно быть, подобрал подушку и тут же забыл об этом.
Разве имело значение, обо что она споткнулась, если вообще она спотыкалась обо что-то, если ее падение было случайным? Так почему же так настойчиво во всем обвиняли Людвига?
14
Леди Арабелла до некоторой степени пришла в себя. Она утверждала, однако, что ее ноги сдали и что она не может ходить без посторонней помощи. Она отказалась быть пленницей в доме и сказала, что у нее должно быть кресло на колесах. Когда эта хитрая штуковина прибыла, Доре приказали возить ее. Леди Арабелла выбрала Дору из соображений, что девушка была робкой и не должна была поддаться искушению бегать слишком быстро вниз но склону пли столкнуть кресло вместе с его обитательницей в озеро.
Внутри семейства было решено, что бедная бабушка слегка тронулась умом. Дядя Эдгар сказал, что мания преследования встречается нередко. Все эти разговоры об опасных диванных подушках (например, леди Арабелла отказалась теперь иметь хоть одну из них в своей комнате), к тому же она не подпускала к себе никого, кому бы она не доверяла. В пользу этого говорило и ее настойчивое желание держать свое вышивание, свою шерсть, свою рабочую шкатулку все время рядом, хотя ее полные праздные пальцы никогда не прикасались к ним. У нее может возникнуть желание поработать, говорила она. Так что теперь она целыми днями дремала в кресле, с кашемировой шалью на плечах, кивая всему миру отделанным черным янтарем чепчиком, и над ней возвышался зонтик от солнца. Амелия хихикала, говоря, что она похожа на какого-то восточного владыку на прогулке. Она быстро разобралась в механизме кресла и внутри дома могла управлять им сама, получая удовольствие от того, что подъезжала тихонько сзади к людям и ждала, чтобы они заметили ее. Фанни подозревала, что кресло на колесах было не более, чем притворством, что леди Арабелла вполне смогла бы ходить, если бы попыталась, однако она оставляла эту мысль при себе, потому что старая леди была добра к детям и иногда разрешала им прокатиться вместе с ней, и они все трое вопили от радости, когда преодолевали склоны или пугали садовников за работой.
Иногда Джордж находил время между поездками верхом и биллиардом, чтобы повозить бабушку. Он был единственным человеком, кому еще позволялось возить кресло.
Лето продолжалось, отцвели розы, георгины и астры. Горячее марево лежало над вересковыми пустошами. Выводок поганок на озере подрос до размера взрослых птиц, клубника закончилась, и черные дрозды получили свою долю покрасневшей на солнце вишни. Экипаж, проезжавший поворот длинной дороги, оставлял за собой хвост красноватой пыли. Это было жаркое лето, и Амелия молилась, чтобы такая погода простояла до вечера ее бала. Это было бы так романтично, если бы парочки могли выходить на террасу подышать воздухом или даже отважно пускаться в странствие по лужайке, освещенной огнями бального зала.
— Вас когда-нибудь целовали? — спросила она Фанни. Она не ожидала ответа. Она была совершенно уверена, что он был бы отрицательным. Ибо только человеку с серьезными намерениями можно было целовать девушку, и только ветреная девушка позволила бы поцеловать себя при любых других обстоятельствах. Амелия поджала свои алые губки и твердо решила, что ее должны поцеловать в ночь бала. Она также знала, кто должен был поцеловать ее. Теперь она проводила много времени перед зеркалом, изучая свое отражение под разными углами. Она становилась тщеславной. Она никак не могла забыть слова того дикого и затравленного человека: «Я думаю, что никогда в жизни не видел ни одной женщины красивее вас», — и иногда, при свете свечей, когда ее лицо выглядело старше, более хрупким и таинственным, она явственно различала, что он имел в виду. Она рассчитывала, что Адам должен увидеть ее такой, в полумраке у фонтана, в ночь бала.
Но, когда он склонится над ней, не увидит ли она за его плечом то, другое лицо, безжалостное, полуголодное, отчаянное… Амелия прижала руки к своему лицу, испугавшись смотреть дальше, испугавшись неведомого в ней самой…
На ночь приехал незнакомец, некий мистер Соломон, низенький, плотно сбитый, с маленькими блестящими черными глазками. У него было какое-то дело к дяде Эдгару. Тетя Луиза была о нем, очевидно, не слишком высокого мнения. За обедом она держалась с ним холодно и отстраненно, а позже, когда дядя Эдгар увел его в библиотеку, она вздохнула с облегчением и сказала Амелии и Фанни:
— Вам, девушки, не стоит ждать наверху и занимать мистера Соломона. Папа должен обсудить с ним дела.
Мистер Соломон отбыл сразу же после завтрака на следующее утро. Должно быть, дело было завершено к обоюдному удовлетворению, так как он и дядя Эдгар обменялись сердечным рукопожатием.
— Помните, мистер Давенпорт, я счастлив быть к вашим услугам в любое время.
На присутствовавших в доме женщин он едва ли обратил внимание. Фанни, которая часто предпочитала, чтобы ее не замечали, и Амелии, открывшей удовольствие мужского внимания, показалось странным встретить мужчину, который был гораздо более глубоко заинтересован в чем-то кроме них.
— Кто он, папа? — требовательно спросила Амелия. — Чем он занимается?
— Сплетница! — сказал дядя Эдгар, нежно взлохмачивая ее волосы. — Если вам так уж надо знать, он торговец бриллиантами из Хэттон Гарденс из Лондона.
Глаза Амелии округлились.
— А теперь вы можете задавать вопросы, пока не потеряете голос, но в настоящее время вы не получите никаких ответов. — Он ушел, улыбаясь своим мыслям, в очень хорошем настроении.
Так же напрасно Амелия преследовала вопросами и свою мать, так как тетя Луиза заявила, что совершенно ничего об этом не знает. Хотя Фанни показалось, что в ее поведении была какая-то рассеянность, а в глазах почти смущенное выражение.
Следующим гостем был Хэмиш Барлоу. Трамбл встретил его на станции и привез в дом перед ленчем. Амелия, всегда с интересом встречавшаяся с новыми людьми, спустилась вниз пораньше. Фанни опоздала. Она не собиралась этого делать, так как не хотела, чтобы на нее обращали внимание. Но Маркус плохо вел себя за ленчем, и она осталась, чтобы помочь Доре привести его в лучшее настроение. Так получилось, что она без всякой солидности сбежала по лестнице как раз в тот момент, когда все входили в столовую.
Она заметила лицо незнакомца, глядевшего на нее снизу вверх с неожиданным сосредоточенным интересом. Это было узкое бледное лицо с красноватыми глазами, аккуратными рыжими бровями и маленькими рыжими усиками. Хэмиш Барлоу был тщательно одет в черный сюртук и темно-серые брюки с украшенными тесьмой боковыми швами. Он выглядел джентльменом. Но в его поведении была какая-то настороженность, заставившая Фанни сразу же подумать о лисице.
— А эта опоздавшая, — говорил дядя Эдгар, — моя племянница Фанни. Она полностью взяла детей под свое крыло. Вы должны поговорить с ней о детях. Фанни, это мистер Барлоу.
Он напыщенно поклонился, как голубь своей подруге, подумала Фанни, сильно опустил голову, полы его сюртука поднялись в воздух. Невольно она улыбнулась глупым мыслям, пришедшим ей в голову. Лисицы, голуби… был ли мистер Барлоу животным, или птицей, пли просто человеком, по какой-то причине он очень желал произвести хорошее впечатление.
Было достаточно приятно принимать гостя с другой стороны света, который интересно рассказывал о Китае и о своих путешествиях по Востоку. Фанни рассчитывала, что он удовлетворит ее любопытство но поводу родителей детей, особенно но поводу их матери, позже, когда, возможно, они ненадолго окажутся наедине. Хотя она не была уверена, что действительно хочет этого свидания наедине, так как по мистеру Барлоу было видно, что он из rex мужчин, которые не способны оторвать от нее взгляд. Он не обращал внимания на Амелию, и только хорошие манеры заставляли его изредка поворачиваться к тете Луизе.
— Чудеса древней китайской цивилизации, — сказал он, обращаясь непосредственно к Фанни, — невозможно сосчитать, однако против них можно выставить их примитивные и варварские обычаи. Они перевязывают женщинам ноги, хладнокровно убивают младенцев женского пола или продают своих нежеланных дочерей в рабство. Когда речь идет о стране для женщины, мисс Фанни… мисс Амелия, — запоздало добавил он, — вы должны быть вполне удовлетворены своей собственной.
