Юрий Бурносов - Три розы

– А хитро устроено, – сказал Альгиус. – Пожалуй, что без десанта ворот не сломать.

Капитан «Хризнульфа» словно услыхал слова толкователя и велел спускать шлюпки, которые тут же двинулись на веслах к берегу. В шлюпки погружены были небольшие осадные мортиры и легкие орудия на колесных станках, каковые могли пробить ворота прямой наводкою.

– Что же мы стоим?! – воскликнул Альгиус. – Вон спускают еще одну шлюпку, поторопимся же!

Бофранк имел при себе лишь шпагу и кинжал, а толкователь и вовсе был безоружен, но оба тут же бросились в шлюпку, расталкивая грузившихся туда латников.

– Предвижу, что штурм окажется не из легких, посему солдаты не станут чиниться с монахами, когда окажутся внутри, – пропыхтел Альгиус, занимая место на скамье. Ему было сунули весло, но вовремя разглядели благородного хире (каковым Альгиус, однако же, не был) и пустились в извинения.

– Ништо, – сказал Альгиус. – Плывите резвей.

События на берегу, куда уже добрались первые из спущенных на воду шлюпок, складывались тем временем довольно плачевно для нападавших. Монахи поражали латников меткими выстрелами из окон-бойниц, пробитых в скалах, и атака захлебнулась, едва начавшись. Спаслись лишь те, кто укрылся за выволоченными на песок лодками; теперь они готовили мортиры.

Когда нос шлюпки со скрипом уткнулся в берег, Бофранк перемахнул через борт и, сделав несколько шагов, резво укрылся за большим камнем, торчавшим из песка. Рядом нашли прибежище Альгиус и некий молодой латник с выпученными от азарта и страха глазами.

– Дай-ка, – потребовал Бофранк и бесцеремонно вырвал из его рук мушкет. То было оружие тяжелое и грубое, ни в какое сравнение не шедшее с многострельным пистолетом субкомиссара, обретавшимся ныне в морских глубинах, но все же в стрельбе Бофранк был сведущ. Осторожно выглянув из своего укрытия, он отыскал среди серого гранита едва заметную узкую стрелковую щель и даже разглядел в ней лысую голову монаха, изготовившегося к стрельбе. Первый же выстрел поверг защитника монастыря внутрь – то ли раненым, то ли убитым наповал.

Над головою свистели ядра. Монахи отвечали редкими выстрелами из довольно небольшой, судя по причиняемым повреждениям, пушки. Однако постоянный и меткий огонь из сокрытых бойниц не позволял приблизиться к воротам. И тогда корабельные пушкари перенесли весь огонь на них самое, в результате чего вначале отбили каменный козырек, прикрывавший вход, а потом выбили ворота напрочь.

– Беги, братец! – велел Бофранк, суя латнику несколько золотых. – Беги и кричи что есть мочи: «Бей еретиков! Во имя господа!» Коли добежишь живым, тебе зачтется, а коли ранят, то и подавно.

Латник поморгал глазами, круглыми и белесыми, ровно у порося, и тут же исполнил просимое. Ничего нет действенней в атаке, как пример подобной героической глупости, и Бофранк тут же увидал, как вослед за латником из-за камней и лодок повыскакивали другие, устремляясь к воротам. Некоторые падали на бегу; бесформенные комья свинца, коим монахи палили из своих пищалей, и стрелы, пускаемые ими из луков, причиняли ужасные ранения, и крики раненых перекрывались хрипами и клекотом умиравших…

– Помните ли, что говорил вам?! – крикнул Альгиус в самое ухо субкомиссара. – Нам бы взять живыми настоятеля и кого-либо из присных его! Что проку в мертвых телах, кои, конечно, можно заставить разговаривать… но лучше беседовать с живыми!

Под угасавшим огнем защитников монастыря Бофранк и Альгиус вбежали в ворота, оскальзываясь на крови и выпущенных наружу внутренностях. Дорога была им знакома, посему Бофранк тут же устремился к келье настоятеля. Из-за поворота вывернул ражий монах с топором. У Бофранка не оставалось времени на маневр, и он попросту отмахнулся от монаха шпагою, хлестнув того лезвием по лицу. Монах с воплем отскочил и выронил оружие их рук.

Альгиус подобрал на ступенях чей-то палаш и теперь приглядывал за тылами. Без каких-либо затруднений оба добрались до двери в келью фрате Фроде. Шум выстрелов и лязг железа о железо по большей части доносились с верхних уровней, однако и тут лежало достаточно мертвых и впавших в беспамятство латников и монастырских насельников.

Толкнув дверь, субкомиссар обнаружил, что она заперта изнутри.

– Фрате Фроде! – крикнул он. – Отворяйте, если не хотите беды!

– Пусть я умру здесь, – глухо отвечали из-за двери.

– Вернутся солдаты и взломают вход, тогда смерть ваша будет ужасной…

– Я всю жизнь изнурял себя, зачем же мне бояться боли и страданий теперь, накануне смерти?

– Спор наш, возможно, интересен с философской точки зрения, но я имею честь предложить вам сделку. Затем я прибыл сюда, – вступил в разговор Альгиус. Субкомиссар с недоумением посмотрел на толкователя, ибо не мог угадать его намерений.

– Кто вы? – спросил в ту пору настоятель.

– Меня зовут Альгиус Дивор, я всего лишь книжник и гадатель, бывший школяр, нынешний пьяница и сластолюбец. Я один из тех, кто бежал из вашей темницы, и со мною субкомиссар Хаиме Бофранк. Доверьтесь нам, фрате!

– Хорошо, – неожиданно сказал Фроде. Заскрежетали петли, дверь отворилась, и Бофранк с Альгиусом поспешили войти внутрь.

Настоятель был ранен мушкетной пулей в правое плечо. Неловкая повязка сползла, и на рясу сочилась кровь.

– Вижу, как рушится все, чему служил годами, – пробормотал он, невидящими глазами уставясь на Бофранка. – Все рушится, и рука моя бессильна. Наказание ли мне? Кара ли?

– Есть ли у вас мирское платье? – без обиняков спросил Альгиус.

– Уж не утаить ли меня хочешь ты, книжник и гадатель?

– Вывезти вас с острова целым и невредимым, вот что хочу я. Но в обмен вы скажете, где сейчас Деревянный Колокол.

– Я и не скрываю – он у доброго друга. А жизни я не алчу. Прегрешения мои велики, и поделом мне.

– Опомнитесь, фрате! – воскликнул Бофранк. – Добрый друг ввел вас во искушение, ибо не добр он вовсе. Я знаю о его возможностях, о сладкоречии и умении заманить во грех, ибо помню его еще человеком. В том, что вы поверили словам его, не вините себя, ибо мало кто отвратился бы…

– Еще раз вопию к небесам: все разрушено, что я творил, и для чего мне теперь жить? – спросил настоятель. Бофранк обратил внимание, что смотрит он на два квадрата, изображенные на стене, словно говорит с ними, а не с присутствующими… Что если Клааке слышит и видит их, хотя и не может пройти обратно?

Внезапно настоятель кинулся на Бофранка, схватил за горло и принялся душить. Тонкие пальцы единственной его руки с острыми длинными ногтями, казалось, стремятся проткнуть кожу. Альгиус попытался оттащить помешанного от субкомиссара, но не преуспел в этом; тогда он ударил Фроде рукоятью палаша по затылку, и настоятель ополз на пол.

Бофранк хрипел, растирая горло, не будучи в силах произнести хотя бы одно слово. Перед глазами его расплывались в стороны разноцветные круги, словно в детской игрушке со стеклышками, а грохот продолжавшейся битвы доносился словно сквозь толстую пуховую перину.

Субкомиссар пришел в себя только на свежем воздухе, на небольшом балкончике, куда выволок его Альгиус, который поведал, что связал настоятеля и уложил пока в комнате на тюфяк. Сражение к тому времени уже завершилось, и с балкона можно было видеть, как солдаты тянут за собой на веревках плененных монахов. Другая команда собирала тела павших, каковых оказалось предостаточно.

– Можете ли вы стоять на ногах? – спросил Альгиус. Субкомиссар кивнул, ибо говорить все еще не был в силах: горло болело, и даже слюну он мог проглотить не иначе, как ценой мучительного усилия. Когда же они вернулись в келью, то обнаружили там картину, повергшую обоих в оцепенение. Связанный настоятель лежал на полу с разрубленной головой, а над ним стоял давешний круглоглазый латник, очень довольный. Завидев Бофранка и Альгиуса, он крикнул радостно:

– Я умертвил еще одного! Достоин ли я дополнительной награды, благородный хире?

«Волшебник, чародей, предсказатель и все основные их виды составляют один круг».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

в которой повествуется о событиях последовавших за взятием острова Брос-де-Эльде, и о новых злоключениях Волтца Вейтля

Минул месяц. Лето сменилось осенью, лист пожелтел, дожди стали постоянными и холодными, и Бофранк коротал дни, просиживая их дома за книгами.

Поручения о ловле упыря никто не отменил, жалованье выплачивали исправно, а иной работой Бофранк обременен не был. Клааке, вероятно, продолжал таиться в междумирье, ибо никаких новых жертв не являлось. Третья роза беспокоила субкомиссара особенно, потому как с ее гибелью события пошли бы совершенно иначе.

Ни о юном Фольконе, ни о двух других спутниках Бофранка по бегству с Брос-де-Эльде не было вестей. Обо всем происшедшем, начиная со встречи с упырем и кончая перипетиями своего мореплавания, субкомиссар отписал Гаусберте, но ответа доселе не получил.