Александр Зеленский - Лиходеи с Мертвых болот
— Отведай еще мизюню из арбузов — редкостная вещь, — предложил губной староста.
— Нет, не могу боле, — замахал рукой воевода.
— Что-то ты маловато откушал сегодня.
На Руси всегда считалось для хозяев делом чести — накормить гостя как можно больше, и воспринималось как обида, если он мало ел.
— Ох, хорошо накормил, хватит с меня. Лучше расскажи, как в именье свое съездил? Небось опять с девахами теплыми развлекался, — шутливо погрозил пальцем воевода.
— Да съездили не так чтобы плохо, но вот хорошо ли? Была у меня одна мысль, как разбойника с леса выманить.
— Что за мысль? Почему мне не сказал? — забеспокоился воевода.
— Так неясно было, как все обернется. Теперь, когда ничего не получилось, вот огорчением своим с тобой и поделюсь. Помнишь, Варвару?
— Хорошая девка, как ее забудешь.
— Несчастие с ней.
— Что, заболела аль померла? — без особого интереса спросил воевода.
— Хуже. С разбойниками спозналась.
— Вот это да!
— Хотели мы через нее схватить одного, а потом разговорить его и всю шайку прибрать. Все готово было, засаду устроили, а она, змея подколодная, шум подняла и спугнула того разбойничка. Надо б ее теперь проучить хорошенько… Вот только не знаю как: батоги — и в Сибирь аль просто голову снести?
— Думаю, батогов и Сибири хватит. Чего уж сильно злобствовать?
— Как скажешь. Коль батоги вынесет — пускай в Сибирь ступает. Мне ж ее тоже жалко, хоть и наделала бед немало.
Поговорили. Наконец воевода спросил о том, для чего и наведался сюда:
— К тебе купцы с Владимира не заглядывали?
— Заглядывали.
— Взял чего?
— Хороший ларь сторговал. Говорят, из самого Рима.
— Покажь.
Воевода всегда преисполнялся жгучей завистью, когда у кого-то было то, чего у него самого не было. Губной староста знал эту его слабость и любил иногда позлить начальника, а иногда, наоборот, умаслить, преподнеся какую-нибудь занимательную безделицу.
— Пошли, в горнице стоит.
По узкой лестнице поднялись на второй этаж. В углу просторной комнаты сидел нескладный дьяк. Черная ряса, крючковатый длинный нос придавали ему сходство с вороном. Около него сидел мальчишка лет десяти и вслух читал по складам, водя пальцем по книге. Завидев воеводу, дьяк вскочил и низко поклонился.
— Вот, — сказал губной староста, — учим грамоте сыночка. Хочу, чтоб и читать, и писать не хуже всяких попов умел.
— Оно, конечно, неплохо. Только грамота — вещь опасная. Порой один вред от нее, — поморщился воевода.
— Нет, если по святым книгам учить, то вреда не будет. Да и зря, что ль, говорят — не учась, и лапти не сплетешь.
— Верно. Но говорят и так: идти в науку — терпеть муку… Да вы не смущайтесь, продолжайте, — сказал он мальчишке и дьяку. — Может, и правда дело нужное.
Дьяк вновь склонился над большой старинной книгой в кожаном переплете, с обложкой из воловьей кожи, украшенной серебром и каменьями, и сказал:
— Тут не так читать надо. Забыл, что ли? Повторяй.
Мальчишка вновь с натугой стал читать по складам святые строки.
Расхваленный ларь стоял в углу. Сработан он был на самом деле искусно — три ценных породы дерева разных оттенков образовывали красивый затейливый узор, на отделанной серебром и медью крышке была изображена Тайная вечеря. Глаза у воеводы жадно загорелись. Вместе с тем его охватило справедливое негодование. Ну, купцы владимирские, дешево отделались от него, воеводы, — подарили пустяковину, а такую вещь хорошую даже не показали. Вот досада. Интересно, почему они обошли его? Опасались, что мало заплатит? Ну, может, много и не дал бы, но хоть что-то бы заплатил, даром не стал бы брать. Ну, ничего, в следующий раз он по всей строгости с ними поступать будет, без поблажек. Забудут они дорогу в эти края.
— Добрая вещь, — сказал воевода. — Не продашь?
— Не могу. Я такой ларь давно искал.
— Слушай, а может…
— Нет, не могу, и не проси. Все, что угодно, но эта вещица мне по сердцу пришлась.
Воевода знал, что староста упрям и тоже падок до хороших вещей, так что уламывать его бесполезно. А надавить, припугнуть — так нисколько губной староста его не боится. Очень хитер, во дворе государевом поддержку имеет, да кроме того, не раз самого воеводу выручал и дельным советом ему помогал. Нет, связываться с ним нельзя. Так что воевода только вздохнул и еще раз про себя пообещал показать владимирским купцам, коль придется свидеться, кузькину мать.
— Азмъ есть, — читал мальчишка.
— А по какой книге сына учишь? — спросил воевода, желая перевести на другую тему разговор.
— Знатная книга. «Апостол» называется. Ну-ка, Епифашка, покажь воеводе книгу.
Дьяк захлопнул ее и, поклонившись опять, преподнес гостю.
— Редкостная вещь, — воевода пролистнул страницы, исписанные аккуратным почерком неизвестного монастырского писца — в монастырях и создавались в те времена книги.
— Редкостная, — согласился губной староста. — Да только вот подпорчена слегка. Двух листов не хватает, а один углем исчеркан.
— Где это? — заинтересовался воевода.
— Вот, — губной староста взял книгу, которая весила несколько килограммов, и раскрыл ее на исчерканной беспорядочными линиями странице. Вслед за ней два листа были грубо, «с мясом», вырваны.
Воевода взял книгу и погладил страницы.
— Где ж ты ее взял?
— Да один наш посадский купец по случаю продал. Давно я его не видел — запропастился куда-то. А книга даже ценнее, чем ты думаешь. Монах один заглядывал, говорил, что книг таких раз-два и обчелся. Только у царя такая и у боярина думного Одоевского есть. А может статься, что и у них нет. Повезло мне с ней.
— А за сколько ты ее купил?
— Недешево, — губной староста назвал сумму и нарочно прибавил вдвое, чтобы сразу отшибить у воеводы желание выцыганить эту вещь.
— Продай, я тебе столько же дам… Нет, тогда тебе выгоды не будет. На гривенник больше даю.
— Нет, как можно. Вещь святая.
— Вдвое больше даю!
Такой прыти от прижимистого воеводы Егорий не ждал. Может, он и продал бы за такую цену эту книгу, но в нем проснулось упрямство и желание сделать наперекор.
— Нет, никак не могу.
Они спустились вниз и вновь уселись за стол. Расстроенный воевода налил в серебряный кубок немного водки и опрокинул ее, заев редькой. А потом с новой силой принялся уламывать губного старосту. И чем больше он надавливал на него, тем более сильное упрямство пробуждалось в Егории.
— Нет, и закончим на этом, — наконец хлопнул он ладонью по столу.
— Прошу очень, продай.
— Ладно, бери ларь, — устало произнес губной староста, которому все это надоело. — За сколько взял, за столько и отдам. А книгу не дам. Монах сказал, что она удачу в дом приносит. А я удачу ни на какие деньги не променяю. Мне удача эта ох как нужна.
— Хорошо, — угрюмо произнес воевода. — Хоть ларь.
Тут в комнату вошел запыхавшийся, красный и потный стрелец. Видать, только что с коня.
— Разреши слово молвить?
— Ну, чего там? — недовольно спросил губной староста, из которого воевода сегодня все жилы своими просьбами вытянул.
— Как ты уехал, так разбойники дом подпалили и налетели на починок — хотели Варвару отбить. Чтобы, значитца, тебя, староста, с носом оставить.
— Как?! — встрепенулся староста.
Ему стало обидно, что не послушался он управляющего и не организовал в починке хорошую засаду. Понадеялся на то, что разбойничий нрав хорошо знает, и ошибся.
— Думаю, не удалось разбойникам нашего старосту с носом оставить? — злобно усмехнулся воевода.
— Оно, конечно… — промямлил губной староста.
* * *Тлеющая лучина отбрасывала слабый свет на пятерых человек, рассевшихся в маленькой избе на окраине города. Обычно православные отходили ко сну с заходом солнца, но у этих людей не было намерения в эту ночь сладко почивать. Планы у них были иные.
Убивец постукивал пальцами по лезвию своего любимого топора, татарин сидел неподвижно, скрестив руки на груди, и напоминал чем-то статую восточного божка. Герасим Косорукий, как обычно, зябко ежился, обхватив плечи руками, хотя вовсе не было холодно. Гришка нервно теребил рукав своей рубахи. Кабатчик Иосиф неторопливо напутствовал всех. Трудно было поверить, что этот человек может говорить так веско, убедительно и властно. Как может изменить человека манера разговора! Сейчас это не был убогий, жалкий горбун — выглядел он ныне человеком серьезным и суровым.
— Вытащить его из дому проще простого, — сказал Хромой Иосиф. — Нужно только сказать, что… — Кабатчик произнес слова, которые должны были служить ключом к дальнейшим действиям, и потребовал у татарина: — Повтори.
— Да чего повторять? — татарин заулыбался беззубым ртом и сразу утратил сходство с каменной языческой статуей. — Голова чай не пустая.
