Татьяна Глинская - Единственная любовь Шерлока Холмса
Сон был готов унести Ирэн в свое сладкое царство, она потерла глаза кулачком и решила, что пришло время подвести конец их продолжительной и увлекательной беседе:
– Мистер Холмс… Простите меня, но я всего лишь певица и мало разбираюсь в политике, вообще в академических науках. Но один знакомый…кхм… профессор сказал мне, что если дедукция не позволяет разрешить задачу, надо воспользоваться индукцией.
– Что? – ахнул мистер Холмс и вытащил из стола монокль – только исключительно хорошее воспитание воспрепятствовало ему посмотреть на необычайную собеседницу в бинокль.
– Вы искали тайник, а не документы.
– Ну… знаете ли!
– Знаю. Документы могут находиться на самом видном месте…
– Там 58 нумерованных листов крупного формата – чертежи с описаниями! Сложно не заметить такой массив…
– Разумеется, вы их замечали, но проходили мимо. Я однажды…. то есть я слышала, как молодая актриса провезла через таможню бриллианты, нашив их вперемешку со стекляшками на плохонький театральный костюм. Люди ищут не то, что есть на самом деле, а свое представление об этом предмете.
– Я не понял вашей аналогии… – признался чиновник.
– Чертежи для вас – нечто секретное и важное. Но по сути – это стопка больших листов бумаги. Они могут лежать в библиотеке, среди гравюр фривольного содержания, в старых газетных подшивках, среди неразобранной почты, наконец…
– Черт… а мне нравится ваша мысль! Завтра же распоряжусь перебрать библиотеку в клубе и в Адмиралтействе.
Он самолично помог Ирэн укутаться в ее меховые покровы, отправив китайца закладывать их карету, чтобы доставить самую необычную леди, которую ему приходилось встречать, домой со всем возможным комфортом. На прощанье Ирэн, уже сидя в карете, протянула мистеру Холмсу руку для поцелуя и заметила:
– Прошу вас, не забудьте просмотреть почту, которая поступила на имя адмирала после его смерти…
…Сержант военно-морского флота Ее Величества Годвин был исправным служакой, потому и должность ему доверяют ответственную. Дежурить в здании Адмиралтейства, даже на специальном входе для прислуги – это тебе не по портовым кабакам с бабами таскаться! Тем более девчонки сюда тоже заглядывают, и симпатичные – прибираются ни свет ни заря. Он задремал только под утро, но его робкий, так и не успевший окрепнуть сон грубо прервали. Во входные двери колотили что есть мочи, хотя для прислуги час был еще слишком ранний. Но хочешь не хочешь, сержанту пришлось поправить форменный головной убор и пойти открыть – на то и служба.
У двери топтался почтальон – тоже сонный и хмурый молодой паренек с жидкими рыжими усиками.
– О! Хоть один проснулся! Обошел тут все двери – не добудишься их, – обрадовался почтарь и пихнул в руки сержанту объемистую бандероль в пыльном пакете, со штампами и сургучными печатями, вынул из-за ремня блокнот. – На, держи. Распишись здесь и время проставь…
Сержант схватил хамоватого почтаря за плечо, чтобы не воображал о себе больно много. По-хорошему, юнца следовало взгреть, но оставить свой стратегический пост сержант Годвин тоже не мог:
– Слышь, погоди-ка. Обратись по форме! Тут тебе не черт-те что, а главное учреждение военно-морского флота Ее Величества! Повторяй за мной: «Сэр, примите посылку… Распишитесь, пожалуйста, сэр».
– Сэр, примите посылку для департамента адмирала Армбалта.
– Так он вроде помер? – засомневался сержант, расписываясь в блокноте.
– А мне без разницы, сэр, кто у тебя помер, а кто живой. Расписался, что принял, сэр, девай ее куда хочешь, хоть на помойку выбрасывай, сэр!
Наглый почтальон успел отскочить от двери на безопасное расстояние, состроил сержанту гримасу и был таков.
Вечером того же дня мистер Майкрофт Холмс с выражением лица человека, смертельно утомленного всеобщим интересом, кочевал из одного начальственного кабинета в другой и повсеместно удостаивался похвалы за свое аналитическое мышление, особые методы и способности к дедукции. Проект линейного корабля «Неустрашимый», считавшийся похищенным, был обнаружен в целости и сохранности в хранилище невостребованной почты. Проверка показала, что конверт не подвергался почтовой пересылке и, судя по всему, не покидал стен Адмиралтейства. К сожалению, ответить на вопрос, что заставило флотского ветерана хранить секретный документ настолько странным образом, ответить было уже некому.
Через три дня сержант Вудли был освобожден из-под стражи и подал прошение об отставке. Новоявленный лорд Армбалт собирался посвятить себя политической карьере.
Но задолго до этих знаменательных происшествий мисс Адлер вернулась в Брайони-Лодж, отужинала и стала готовиться ко сну. Спросила у горничной, расшнуровывавшей ее корсет:
– Энни, как мой милый песик? С ним больше не происходят… э… неприятности?
– Нет, мэм, Тобби – воспитанный пес, – улыбнулась девушка. – Потом, гуляют с ним по три раза на день. И вы сами, и мистер Нортон, или прислуга его выводит. Не пес, а прямо принц Уэльский…
– Ну и отлично! Скажи, мы забрали из Парижа все мои маскарадные костюмы?
– Все. Сундук на чердаке стоит. Таскаем их за собой, только за багаж зря платим. Вы все равно их по два раза не носите, новые заказываете каждый раз…
Ирэн рассмеялась, а под утро тихонько выскользнула из кровати, чмокнула сонного пса, переложила в кресло, вытащила из-под тюфяка в его корзинке стопку плотных листов бумаги. Она запихнула документы под собачью подстилку еще в клубе и постаралась совершенно забыть о них.
Гарантия ее жизни преспокойно хранилась в собачьем приюте леди Абигэйл, пока полицейские детективы и частные сыщики, агенты военно-морского флота и приспешники темного профессора раз за разом обыскивали ее жилище.
Пес Тобиас был единственным, кто мог навредить политически значимому документу, но, как и подобает джентльмену, проявил завидную выдержку и деликатность.
Все эти дни Ирэн мечтала найти способ избавиться от опасного груза. «Непотопляемый» так и не успел стать настоящим военным кораблем, но уже уносил человеческие жизни. Он погубил адмирала Армбалта, и теперь могли отнять и ее жизнь, разрушить благополучие еще многих людей начиная с лейтенанта Вудли.
Но спасти даже одну-единственную жизнь ему было не под силу. Ирэн вспоминала безумные глаза профессора и понимала: бесполезно торговаться с этим одержимым, пытаясь обменять гарантии безопасности на документы.
Он обязательно убьет – хищный Паук почувствовал вкус денег, власти и крови. Остановить его теперь сможет только смерть!
Вот о чем думала певица, копаясь в сундуке, среди пыльных тряпок, в поисках маскарадного костюма почтальона.
После вчерашнего визита к сэру Майкрофту Холмсу она твердо решила вернуть документы в Адмиралтейство, а самой остаться подальше от политических дрязг, в которые ей пришлось погрузиться не по своей воле.
Кофе приятно взбодрил ее после удачной утренней прогулки.
Она добавила сливок, но ее мысли невольно возвращались к странному профессору. Хотя их встреча была совсем короткой, Ирэн успела составить некоторое мнение о своем враге. Вряд ли его беспокоила огневая мощь Британии на море или финансирование оборонных заказов.
Нет, он всего лишь воспользовался политической интригой как уловкой, вроде сфабрикованных улик или кулачных боев с подстроенным результатом.
Паук мог просто убить стареющего лорда, например подменить его пилюлю ядом. Мог спровоцировать его честолюбивого пасынка на боксерский поединок или дуэль со вполне предсказуемым летальным исходом.
Зачем было затевать такую сложную интригу? Ирэн облизнула серебряную ложечку, сегодня ей подали любимый клубничный джем.
Лорд Чизвит жил политикой, поэтому политика была лучшим оружием, чтобы его растоптать. Политическое поражение для него хуже смерти, так сказал мистер Майкрофт Холмс, а он хорошо знает этих парламентских джентльменов.
Поэтому в качестве мишени для своей интриги Паук выбрал не одного из родных сыновей Чизвита, а его пасынка, лейтенанта Вудли – единственного члена семьи, кто разделял главную страсть лорда и готов был продолжить его дело!
За этим крылась обида, смертельная обида, очень глубокая и личная…
Обида, которая требует отмщения, даже если для мести потребуются долгие годы. Шифры, позаимствованные у каморры. Система тайной криминальной организации, проникающей повсюду, в которой все служат своему генералу, но только избранные знают его в лицо…
Таким вещам можно научиться только на Сицилии и только в определенных семьях. Но профессор не был похож на итальянца – редкие пегие волосы, белесые ресницы, болезненная бледность, которую невозможно не заметить, вытянутая фигура, руки с подагрическими суставами – все это мало характерно для итальянца.
