Пол Доуэрти - Соглядатай Его Величества
— Этот негодяй, — бесновался Эдуард, — представляет опасность для всей Европы и угрожает моей короне! Он вздумал усадить на мой трон своего ублюдка внука! Хочет построить империю под стать империи цезарей или даже Карла Великого! Как бы не так!
Королевская ярость продолжалась добрый час, пока наконец улеглась. Эдуард сделал большой глоток из чаши с вином, а потом обернулся к Корбетту и опустил чиновнику на плечи обе свои руки в тяжелых перстнях. Корбетт посмотрел в голубые глаза короля — вблизи в них можно было различить красные жилки.
— Корбетт, — прорычал король, — вы привезли мне очень дурные известия! Не сомневаюсь, что в древности такого вестника казнили бы на месте. Я бы и сам не прочь это сделать. В иное время, в иных обстоятельствах мне было бы безразлично, какую судьбу готовит Филипп для своей драгоценной дочери, но вам ведь известно, мастер Корбетт, что о любой нашей попытке освободиться от папского решения Филиппу немедленно донесет этот окаянный соглядатай из соглядатаев, который угнездился при нашем совете! — Король приблизил свое лицо к лицу Корбетта, но у того не дрогнул ни один мускул. — Вы не только явились домой с дурной вестью, — заявил король, — вы вдобавок настаиваете на своей догадке — на своем заключении, что этот соглядатай — не Уотертон!
Корбетт, пересилив страх, спокойно посмотрел на короля.
— Ваше Величество, — ответил он, — я всегда верно служил вам, вашей короне, вашей семье. Я отправился во Францию, руководствуясь точными распоряжениями, которые дал мне ваш брат, — тут он обернулся и кивнул в сторону Ланкастера, который с недовольным видом ссутулился у стены, — и у меня не было другого выбора, кроме как принять условия Филиппа. Это единственный способ вернуть герцогство.
— Единственный способ вернуть герцогство! — передразнил его Эдуард. — Ради бога, Корбетт! Разве вам невдомек, что, пока при нашем совете остается шпион, любые наши тайны, любые попытки перехитрить Филиппа ни к чему не приведут!
Корбетт прокашлялся и вновь заговорил, тщательно подбирая слова.
— Я не могу, — начал он, чувствуя облегчение от того, что король наконец снял руки с его плеч и снова уселся на место. — Я не могу, — повторил он, — допустить, чтобы Уотертона отправили на эшафот. Я убежден: он — по уши влюбленный, глупый юнец, но он не предатель. Впрочем, Ваше Величество, прежде чем вы вынесете мне свой приговор, я должен сообщить вам вторую новость. Однако я попрошу вас пообещать мне, что вы не станете возражать мне и не будете задавать никаких вопросов.
Эдуард выразил согласие, взмахнув рукой. Корбетт выдержал паузу.
— Я знаю, кто предатель! — провозгласил он.
Эдуард подскочил на месте, как ужаленный, а Ланкастер так и застыл от изумления.
— Кто это, Корбетт? — тихим голосом спросил король. — Кто этот паршивый пес?
— Я знаю, — ответил Корбетт хладнокровно, — но пока не могу назвать вам его имя. Повремените еще немного, Ваше Величество. Мне нужны доказательства, и я знаю, где их искать.
Король встал и медленно приблизился к Корбетту.
— Обещаю вам, Хьюго, — проговорил он, — если вы уличите этого человека, то можете просить у меня всего, чего пожелаете, в моем королевстве, и я исполню вашу просьбу. Даю вам неделю.
Корбетт поклонился и вышел из королевских покоев. Закрыв за собой дверь, он прислонился к холодной кирпичной стене и попытался унять дрожь, сотрясавшую его тело. Только бы ему удалось сдержать слово, данное королю!
На следующий день Корбетт возвратился в Вестминстерский дворец. Благодаря заступничеству Ланкастера Уотертона выпустили из темницы Тауэра, позволили ему вымыться, переодеться, накормили, но продолжали содержать под неусыпным надзором в одном из помещений Вестминстерского дворца, подальше от посторонних любопытных глаз. Корбетт навестил его там и успокоил разгневанного секретаря, сообщив, что именно он, Корбетт, добился его освобождения из тюрьмы. Он очень подробно расспросил Уотертона о заседаниях королевского совета, обо всех принятых порядках, обо всех присутствующих и, главное, о том, что происходит по окончании заседания. На расспросы ушло немало времени. Уотертон, как всякий чиновник, пытался отмахиваться от мелочей, но Корбетт понимал, что как раз в этих самых мелочах могут скрываться улики, на основании которых можно немедленно схватить преступника.
После долгих расспросов, выпытываний, даже горячего спора, Корбетт еще больше уверился в подозрениях, которые зародились у него во Франции, и потребовал у главного хранителя Архива копии всех писем и документов, отсылавшихся во Францию — как к королевскому двору, так и к заложникам. В течение нескольких дней кряду Корбетт изучал эти документы, покидая свою комнату только для того, чтобы поесть или облегчиться. Времени на розыски ушло немало, но в конце концов Корбетт собрал воедино все необходимые улики и доказательства и немедленно попросил аудиенции у короля.
По просьбе Корбетта король встретился с ним в одном из розовых садов позади Вестминстерского дворца. Это был небольшой цветник, со всех сторон окруженный дворцовыми стенами. Вообще-то Корбетту очень нравился этот сад: розы были в полном цвету, а на клумбах между кустами росли душистые травы, источавшие приятный аромат. Но сейчас, поглядев на Корбетта, Эдуард понял, что тот совершенно слеп ко всему, что его окружает, а король был достаточно умен, чтобы не испытывать терпения такого человека беседами на посторонние темы. Корбетт был небрит, глаза покраснели от недосыпа, одежда пестрела пятнами: последние дни ел он второпях, а на то, чтобы вымыться или даже переодеться, времени не хватало. Эдуард жестом пригласил его присесть на низкую ограду цветника и сам уселся рядышком: теперь они напоминали скорее двух закадычных приятелей, нежели монарха и его верного слугу. Корбетт попросил короля хранить молчание, пока он не изложит ему всех имеющихся доказательств, и Эдуард, склонив голову, молча слушал, сложив руки на коленях, — совсем как священник, выслушивающий грешника, который не исповедовался долгие годы.
Корбетт вел свой тихий, но беспощадный рассказ, воссоздавая картину всего происходившего с Эдуардовой армией в Гаскони, а также всех событий, которые последовали за этим поражением. Загадочная гибель английских агентов в Париже, злоключения самого Корбетта в этом городе, уничтожение корабля «Святой Христофор»… Делился он и своими подозрениями, опираясь на которые он вычислил предателя. Потом он предъявил Эдуарду доказательства — четко выписанные заключения на многих листах пергамента, и король внимательно их изучил. Наконец, Корбетт закончил свой отчет, и король, уронив голову на руки, неподвижно застыл, словно ему трудно было во все это поверить.
Корбетт с волнением наблюдал за ним. Эдуард был странным человеком — порой он бывал жесток и безжалостен, мог не дрогнув отдавать приказы об убийстве мужчин, женщин и даже детей, если речь шла о жителях города, осмелившегося сопротивляться ему. А порой походил на ребенка: доверившись кому-нибудь, он почти по-детски ожидал, что этот человек непременно будет отвечать ему верностью, и никогда не понимал, отчего люди нарушают свое слово. Человек, имя которого назвал ему Корбетт, не только нарушил клятву вассальной верности, но и попрал узы дружбы и искреннего доверия.
Эдуард задал лишь один вопрос:
— Вы уверены, Корбетт?
Чиновник вместо ответа задал ему тот же вопрос:
— А вы уверены, Ваше Величество?
Король кивнул.
— Уверен, — тихо проговорил он. — Сомнений больше нет: предатель — он. Любой суд в христианском мире принял бы доказательства, которые вы собрали, и немедленно отправил бы преступника на эшафот. И коль этому суждено быть, — тут в голос короля прокралась жестокая нотка, — то лучше нам покончить с этим как можно скорее.
Он кликнул прислужника, тот появился из-за маленькой двери, которая вела во дворец, подошел к своему господину, и король нашептал ему что-то на ухо. Слуга изумился услышанным приказаниям, но Эдуард снова повторил их, уже нетерпеливо. Слуга, кивнув, быстро удалился.
Пока длилось ожидание, король сидел молча, хмуро глядя вдаль, а Корбетт в последний раз повторял в уме все собранные улики. Король прав: раз этот человек предатель, то он заслуживает смерти, но все же Корбетту делалось не по себе при мысли о предстоящей встрече. В сад вошел сэр Томас Тюбервиль, и король знаком велел ему сесть напротив, на ограду цветника.
— Сэр Томас, — заговорил король, — повелеваю вам арестовать изменника.
Тюбервиль изобразил удивление:
— Ведь мы его уже арестовали, Ваше Величество. Разве вы не помните — секретарь Уотертон уже в тюрьме, в Тауэре.
— Нет! Нет! — перебил его король. — Уотертона уже выпустили. Он такой же изменник, как и Корбетт, не больше!
