Жан-Франсуа Паро - Загадка улицы Блан-Манто
— Господин Бурдо, вы отъявленный лжец. Отныне я перестаю доверять вашим лекарствам.
— Вам стало лучше, сударь?
— Честно говоря, да. Я прекрасно себя чувствую…
И, несмотря на стремление казаться суровым, Николя рассмеялся:
— Я даже готов выпить еще капельку…
Физиономия Бурдо вытянулась, и он с искренним сожалением указал на пустой котелок.
— Вижу. Впрочем, вам тоже надо было подкрепить силы…
Бурдо устремился к плите, намереваясь повторить эксперимент, но Николя удержал его.
— Итак, Сортирнос, что ты хотел нам рассказать? — обратился он к осведомителю.
— Сам знаешь, Николя, я все слышу и все подмечаю. Такой уж я человек. Я люблю порядок и не люблю всякие загадки. А еще я помню, чем я тебе обязан. Если бы не ты, я бы сейчас здесь не сидел…
Николя движением руки прервал рассказ: он знал его наизусть. Однажды молодой человек помог Сортирносу выпутаться из неприятной истории и теперь был обречен выслушивать его излияния в вечной признательности. Один из клиентов обвинил Сортирноса в краже кошелька, и его оправдали только благодаря проницательности Николя. Молодой человек сумел доказать, что речь шла о мошенническом сговоре клиента с конкурентом Сортирноса.
— Я все знаю, Сортирнос. Давай переходи к делу. Мы с Бурдо ждем, мы и так потеряли немало времени.
Изображая смущение, Бурдо потупился.
— Так вот, — начал Сортирнос, — вчера вечером я поставил свою лавочку, а сам зашел к Рампонно[29] и скромненько устроился в уголке выпить стаканчик-другой в ожидании, пока люди не начнут расходиться по домам после ужина. Именно в эти часы я и делаю основные сборы. Черт побери! Чем полнее желудок, тем настоятельнее у человека потребность облегчиться. Такова жизнь, и я на этом зарабатываю. Словом, садится неподалеку от меня парочка молодчиков с гнусными рожами и в считанные минуты выхлестывает в три раза больше, чем мы с вами втроем только что выпили. Судя по разным военным словечкам, деревянной ноге и громкому выговору, какой бывает, когда долгое время стараешься перекричать канонаду, один из них бывший солдат. Вино лилось в него как в бездонную бочку. Висельники то и дело переходили на арго, но я все равно кое-что разобрал. Понял, что они то ли затевают дурное дело, то ли уже сделали. Пока они разговаривали и ругались, они все время вертели в пальцах какие-то кругляши. С виду вроде монеты, но нет, оказалось, не монеты, потому что они, когда расплачивались, полезли в кошелек. Они еще сказали, что надо продать лошадь и телегу, спрятанную в сарае на улице Гоблен, в Фобур-Сен-Марсель. Тут молодчики меня заметили, и их как ветром сдуло. Будь я посмекалистей, я бы пошел за ними.
— У солдата деревянная нога правая или левая?
Каким-то необъяснимым образом Бурдо почувствовал, что Николя охватил охотничий азарт.
— Подожди, дай сообразить. Они сидели за столом по правую руку от меня, один с той стороны, что и я, а другой, который солдат, — напротив, вытянув в мою сторону свой костыль. Значит, правая нога. Точно, правая. Ты его знаешь?
Сосредоточившись, Николя не ответил. Он думал, и никто не решался прервать его размышления.
— Сортирнос, — наконец произнес он, — ты мне найдешь этих типов. Если понадобится, привлеки осведомителей. А это тебе.
Он протянул ему несколько серебряных экю и свинцовым грифелем отметил сумму расхода в маленькой черной книжечке.
— Ты меня обижаешь, Николя, я работаю, чтобы оказать тебе любезность, ради удовольствия, а еще из признательности. Слово бретонца.
— Это не для тебя. Я благодарен тебе за хорошее отношение, но твои поиски наверняка будут связаны с затратами, и, скорее всего, у тебя останется мало времени на работу, и ты временно потеряешь клиентов. Понятно?
Сортирнос понимающе кивнул и больше не заставил себя упрашивать. И по привычке, чрезвычайно забавлявшей Николя, тотчас проверил качество монет на зуб.
— Ты, случаем, не принимаешь меня за фальшивомонетчика? Как только что-нибудь узнаешь об этих птичках, приходи в Шатле, там мы с тобой встретимся. Их непременно надо вытащить из гнезда.
Выйдя на улицу, они увидели, что погода не улучшилась: несмотря на послеполуденное время, небо затянуло тучами и в городе стало сумеречно. Они поспешили в Шатле. Николя чувствовал себя значительно лучше. Дорогой он подробно рассказал изумленному Бурдо о своих приключениях и находках. Он чувствовал, что опьянение и последовавший за ним краткий отдых обострили его ум и изгнали черную меланхолию. Вместе с потерянной кровью и алкогольными парами из него ушли тревога и похоронные мысли. Ощущение хрупкости собственного бытия, возникшее в нем после двух попыток покушения, уступило место холодной решимости.
Следуя выработавшейся привычке, он для себя поставил точку в этой истории. В конце концов, де Сартин обошелся с ним как строгий отец. От этой мысли сердце его горестно сжалось, и перед его внутренним взором предстали лица каноника Ле Флоша и маркиза де Ранрея, быстро уступившие место улыбающемуся лицу Изабеллы. Он прогнал видения, а чтобы снова не раскисать, стал думать о том высоком доверии, которого сегодня утром удостоил его Сартин. Он по-прежнему вел расследование, однако речь шла уже не о банальном преступлении, а о деле государственной важности. И, выдохнув вместе с воздухом остатки ненужных мыслей, он решил довести предприятие до конца, чего бы это ему ни стоило.
В подвале мертвецкой уже толпились молчаливые посетители; среди заплаканных и встревоженных лиц мелькали равнодушные физиономии любопытных, явившихся поглазеть на отталкивающее зрелище смерти. Бурдо шепотом сообщил Николя, что тело унесли из общего зала и оно, скорее всего, находится в прозекторской, где дежурные лекари Шатле совершали обычный осмотр трупов, делали заключения или, если речь шла об особых случаях, производили вскрытия.
В небольшом подвальном помещении с каменным столом с желобками, по которым на пол сбегала вода, которой промывали столешницу после очередного вскрытия, уже стоял какой-то человек и сосредоточенно созерцал тело доктора Декарта. В скудном свете чадящих свечей на полу чернела дыра, куда стекала грязная вода. Заслышав шаги, человек обернулся, и они узнали Шарля Анри Сансона. Николя протянул ему руку, и тот без всяких колебаний и с нескрываемой радостью пожал ее.
— Не думал, что мне так скоро выпадет счастье вновь увидеться с вами, господин Лe Флош. Но, судя по записке, присланной мне господином Бурдо, вы помните о моем предложении и снова хотите воспользоваться моими скромными познаниями.
— Сударь, — произнес Николя, — мне хотелось бы встретиться с вами при иных обстоятельствах, но служба королю накладывает обязательства, которыми нельзя пренебречь. Я знаю, что могу рассчитывать на вашу скромность.
Сансон поднял руку в знак согласия.
— Вы хотели осмотреть труп, несомненно, имеющий отношение к тем останкам, по поводу которых вы недавно соблаговолили выслушать мою весьма продолжительную речь.
Николя вытер вспотевший лоб. Ему казалось, что после его возвращения в Париж прошло никак не меньше ста лет, а теперь он с ужасом обнаружил, что вернулся из Геранда всего четыре дня назад. За эти четыре дня он здорово постарел. Сансон смотрел на него с дружеским сочувствием.
— Вы правы, мы снова столкнулись с загадкой, — произнес Николя, сглатывая слюну. — Человека, чей труп сейчас лежит перед вами, убили хирургическим ланцетом, вонзив его прямо в сердце.
— Ланцет до сих пор находится в ране, — уточнил Бурдо. — Я не стал вынимать его, велел везти труп как можно осторожнее и ничего не трогать.
— Благодарю небо за вашу предусмотрительность, господин инспектор, — сказал палач, — она облегчит наше расследование. Господин Ле Флош, вы просите меня высказать свое мнение, но я знаю, что вы сами отличаетесь внимательностью, точностью и способны подмечать даже самые незначительные детали. Хотите стать моим учеником и изложить мне свои первые соображения?
— Мэтр Сансон, с вами я действительно многому научусь, — ответил Николя, откидывая прикрывавшую тело простыню.
С трупа сняли одежду, оставив только пронзенную ланцетом рубашку. На лице застыло выражение ужаса. Смерть избороздила морщинами лоб, запавшие глубоко в орбиты открытые глаза подернулись белесой пленкой. Кожа на висках и на щеках втянулась внутрь, изменив лицо до неузнаваемости. И только скошенный подбородок, поразивший Николя при жизни Декарта, а теперь едва заметный из-за открытого рта, неоспоримо указывал на то, что эта карикатурная маска, несомненно, принадлежала доктору из Вожирара.
— Первое впечатление. Со слов свидетеля, обнаружившего тело, равно как и со слов инспектора мы знаем, что ни на жертве, ни вокруг нее не было следов крови. Можно ли заколоть человека, не пролив ни капли крови? По моим наблюдениям, кровь резко бросилась жертве в голову, рот открылся шире, чем обычно, выступили темные пятна… вот тут… вон там…
