Виктор Полонский - Опасная игра Веры Холодной
— Заранее подбирается человек не только с подходящей биографией, но и со схожей внешностью. Задача трудная, но вполне осуществимая. Детально изучается биография, круг знакомых, одним словом, все-все, что имеет отношение к прошлому. Затем происходит замена одного человека другим. Особенно хорошо, если она случается во время переезда или хотя бы смены места.[72] В шестом году подобным образом германский агент проник в канцелярию Военно-ученого комитета Главного штаба под личиной подполковника Любатовича, которого с должности старшего адъютанта штаба Киевского военного округа перевели в младшие делопроизводители ВУКа. Любатович был весьма удобной кандидатурой для замены. Холостяк, близких родственников нет, характер необщительный, все мысли только о службе. Шпион прослужил в Главном штабе шесть лет! И, к стыду признаться, был разоблачен не стараниями контрразведки, а по воле случая. Другой офицер застал его за снятием копии с секретных документов. Вот так-то.
«Хорошо на поле боя! — ясно читалось во взгляде ротмистра. — Чтобы враг был впереди, на виду. Чтобы его не приходилось искать в потемках…» Вере стало жаль Немысского. Захотелось помочь не только Отечеству, но и конкретно вот этому сидевшему перед ней молодому человеку с усталым взглядом и складкой на переносице, которая от встречи к встрече становилась все глубже.
— Ничего случайного не бывает, — убежденно сказала она. — Все предопределено свыше. Значит, так было нужно, чтобы шпион допустил оплошность. Рымалов же тоже не нарочно сказал про фотографический аппарат.
— А если Рымалов не Ботаник? — Немысский испытующе посмотрел на Веру, будто ожидая признания в том, что это она Ботаник. — Что, если он и в самом деле прочел где-то про такой аппарат? Мало ли чего напишут. Я, например, читал, что у короля сыщиков Ната Пинкертона есть ботинки на пружинной подошве, позволяющие запрыгивать с тротуара на крыши, — что с того?
— Вы читаете про приключения Пинкертона?! — изумилась Вера. — Неужели?
— А что в этом такого? — в свою очередь удивился Немысский. — Весьма полезное чтение. Проветривает голову, дает ей отдых. У меня в кабинете всегда есть парочка новых выпусков. Только на виду не держу, несолидно.
Открыв верхний ящик стола, ротмистр достал из него книжечку с профилем знаменитого сыщика в красном круге, показал издалека Вере и убрал обратно.
— Вы в кино почаще ходите, — со знанием дела посоветовала Холодная. — Тоже помогает.
— Шумно там, — поморщился Немысский, — музыка, звуки-шорохи разные. То ли дело с книжкой в тишине. Меня в такой обстановке самые умные мысли и посещают. Да, чуть было не забыл. Арестованный Вартиков не спешит сознаваться в убийстве Корниеловского. Кажется, Моршанцев зашел в тупик. Других подозреваемых у полиции пока нет. Если ориентироваться в подозрениях на романы покойника, то можно заподозрить половину ателье. Судя по всему, Корниеловский был не обычным, а каким-то отчаянным ловеласом. Кому дорогу перешел, кому рога наставил. Но я, знаете ли, Вера Васильевна, в роковые страсти верю мало. В жизни они встречаются куда реже, чем в романах.
— Вы, должно быть, считаете так потому, что сами никогда не любили и не страдали по-настоящему! — вырвалось вдруг у Веры.
Немысский удивленно поднял бровь и с интересом посмотрел на жену адвоката так, как будто видел ее впервые в жизни.
— Простите, Георгий Аристархович, — опустив взор и чувствуя, как начинают пылать щеки, пролепетала Вера, — я совсем не то хотела сказать. Просто… роковые страсти…
— Роковые страсти редко удается скрыть, — продолжил Немысский. — Должно быть какое-то проявление. Громкое объяснение, скандал, громы и молнии. Для того, чтобы решиться на убийство из ревности, надо совсем потерять голову, потому что, убив своего счастливого соперника, счастья себе не вернешь. Вы со мной согласны?
Вера кивнула.
— Хладнокровное удушение не очень-то вяжется с ревностью, — продолжал Немысский. — Это раз. И место убийства Корниеловского не очень-то вяжется с высоким пафосом мщения за поруганную любовь. Фарсом отдает. Впрочем, все возможно. У правил есть исключения.
Вера мысленно сравнила Георгия с цирковой лошадью, потому что в своих рассуждениях ротмистр имел привычку возвращаться к тому, с чего начал. Нерационально — что толку высказывать разные соображения, зная, что в конце сам же их и перечеркнешь? Привык мыслить таким образом? Или просто красуется перед нею? Порой Вере казалось, что во взгляде Немысского мелькают искорки мужского интереса. Это было приятно и в какой-то мере созвучно, ровно настолько, насколько могут быть созвучными отдельные ноты, которым никогда не суждено соединиться в ноктюрн или сонату.
Бегать мысленно по кругу скучно, а вот чтение книг про сыщиков — занятие интересное. Вера решила попробовать методу[73] ротмистра. Попытка не пытка, а вдруг под Пинкертона ее осенит? Вдруг она поймет, кто такой Ботаник, или сообразит, как вывести его на чистую воду? Попросив извозчика, везшего ее домой, остановиться у первого же попавшегося по пути книжного магазина, Холодная купила две книжки о похождениях Пинкертона и одну о «смертельно опасных приключениях» «короля сыщиков» Ника Картера, знакомого ей по кино. На картины эти Вера ходила не столько из-за приключений Картера, сколько из-за актера, игравшего роль «короля сыщиков», необыкновенного красавца с прожигающим насквозь взглядом. И ведь ясно, что от любви к такому молодцу не будет ничего, кроме страданий, а помани он за собой, так пошла бы за ним без оглядки, непременно пошла бы.
Вечер Вера решила посвятить чтению. Начала с Ната Пинкертона, но он быстро наскучил. Погони, драки, стрельба — ничего увлекательного. Не за что глазом зацепиться. Пропустив середину, заглянула в конец, убедилась, что с Пинкертоном все в порядке, и перешла к «королю сыщиков», который тоже не порадовал. Те же драки с погонями и ничего больше. Как за чтением подобных книг могут приходить в голову умные мысли? Должно быть, Немысскому вздумалось над ней подшутить. Или же у мужчин мозг устроен иначе? Так и не придя к определенному выводу, Вера отложила «короля сыщиков» в сторону и стала читать начатую на днях «Жертву вечернюю» Боборыкина.
— Вера, это твои книги? — удивился Владимир, увидев приключения знаменитых сыщиков. — Или Маша читала днем да забыла тут?
Велик был соблазн соврать, что книги принадлежали горничной, но Вера сказала правду.
— Мои, — улыбнулась она, давая понять Владимиру, что его удивление обоснованно. — Вдруг захотелось узнать, что в этих книгах такого особенного, вот и купила почитать, да что-то не пошло́… Отдам Маше, ей должно понравиться.
14
«Оригинальным образом решила отпраздновать свои именины супруга статского советника С. В разгар застолья в собственном доме С. в Вознесенском тупике именинница решила устроить гонки на санях по вечерней Москве и подбила на это нескольких человек из числа приглашенных гостей. Составив маршрут, участники «соревнования» расселись по собственным саням, и гонки начались. На подъезде к Дворцовому мосту сани госпожи С., ехавшие первыми, обогнали сани другой участницы соревнований, супруги мелитопольского сахарозаводчика К. Не стерпев этого, госпожа С. отобрала у кучера вожжи с кнутом и стала править лошадьми самостоятельно. От чрезмерно частых ударов кнутом непривычные к такому обращению лошади понесли сани госпожи С. вместе со своими седоками и, проломив ограждение, сверзились в Яузу с Дворцового моста. От удара лед треснул, и упряжка с санями пошла ко дну. Стараниями очевидцев данного действа госпожа С. и ее кучер были спасены и доставлены в Первую Градскую больницу. Полиция составила протокол о происшествии».
Ежедневная газета «Московский листок», 25 января 1913 года— Вера Васильевна! Я знаю истинную цель вашего появления здесь! Предлагаю перестать притворяться и поговорить начистоту!
Ханжонков смотрел строго и немного оценивающе, словно прикидывал, чего можно ожидать от Веры. Развалился в кресле, пыхал сигарой и ждал ответа. Между молодой женщиной и дверью, отрезая путь к выходу, примостился на стуле Сиверский. Он, видимо, простыл, потому что громко сопел.
Первым Вериным побуждением было сыграть оскорбленную невинность. Встать, воскликнуть «Ах так?!» или «О, почему я не послушалась мужа?!», топнуть в негодовании ножкой и уйти, громко хлопнув дверью на прощанье. Бегство — лучший путь к спасению. Но бежать было нельзя. Во-первых, тогда не получится вернуться, а во-вторых, на пути к спасению сидел «Иов многострадальный». Не факт, что выпустит. Поэтому Вера выбрала другой путь. Разыграла как по нотам удивление, переходящее в возмущение. Изгиб брови, наклон головы, теперь нахмуриться и вздернуть подбородок как можно выше. Нелишне и крылья носа слегка раздуть, это не очень-то красиво, но зато убеждает в искренности гнева.