Дж. Джонс - Пустое зеркало

— Я больше не хочу с ними разговаривать. Уведите их отсюда. Оставьте меня в покое.

Они подождали еще немного, затем поняли, что больше из него ничего не вытянешь.

Вернувшись в кабинет Оберти, Гросс заметил:

— Он, кажется, верит, что оставил напильник в теле императрицы.

— Этот человек не так глуп, как кажется, — сказал комиссар. — На самом деле он хитер и изворотлив. Болтает, что придет в голову. Думаю, пытается сойти за сумасшедшего. Но не получится. У нас есть десяток свидетелей того, как он ударил императрицу заточенным напильником. Затем, убегая от погони, его выбросил, а теперь, припертый к стенке, городит всякую чушь в попытке выпутаться.

Вертен с этим утверждением не был согласен и по скептическому выражению на лице Гросса понимал, что криминалист тоже так не думает.

— Эта заточка, очевидно, есть у вас среди вещественных доказательств? — спросил Гросс.

— Да. — Комиссар Оберти кивнул. — Там сохранились следы крови.

Криминалист улыбнулся:

— Может, это с моей стороны нахальство, но нельзя ли ее увидеть?

— В этом нет нужды, Гросс, — отозвался комиссар. — Я знаю о вашей приверженности к дактилоскопии. У меня дома среди книг на почетном месте стоит ваша монография девяносто первого года по этому вопросу. И несмотря на то что отпечатки пальцев до сих пор суд не принимает для рассмотрения как доказательство, я сам лично изучил на этот счет напильник. К сожалению, отпечатков там оказалось столько, что не разберешь. И почти все смазанные. Прежде чем попасть в полицию, напильник побывал во многих руках.

Гросс шумно вздохнул:

— Какое невезение.

— Не беспокойтесь. Луккени полностью изобличен и будет признан судом виновным.

Утверждение, что Луккени полностью изобличен, Гросс подверг сомнению сразу же, как они покинули полицейское управление.

— Твен был прав. В тюрьме у них сидит не тот человек.

Вертен ответил не сразу. Они свернули налево и двинулись к стоянке фиакров. Он понимал сомнения Гросса, но ему очень хотелось, чтобы Луккени казнили. Больно уж этот подонок был ему ненавистен.

— Кто этот загадочный «он», о котором упомянул Луккени? Один из вожаков анархистов? Значит, Луккени действовал не в одиночку и это действительно был заговор.

— Заговор-то заговор, — согласился Гросс. — Но чей? — Не дождавшись ответа адвоката, он добавил: — Дело в том, что этот хлюпик Луккени не мог ее убить.

— Как это не мог? — Вертен резко остановился.

— Успокойтесь, дружище. Я знаю, насколько он вам омерзителен, но эмоции в суд не представишь. Это вам известно, наверное, лучше, чем мне. Убить императрицу этому человеку помешали бы глупость, хлипкость сложения и тот факт, что он левша.

— Да, Луккени тщедушный, это так, — согласился Вертен. — Но думаю, в нем достаточно силы, чтобы нанести императрице смертельный удар.

— Силы-то, может, и достаточно, а вот как насчет роста?

Вертен вспомнил, как Луккени изображал в камере нападение на императрицу. Ее роль исполнял жандарм, который был на целую голову выше анархиста. Так что императрица Елизавета тоже, наверное, была выше Луккени на несколько дюймов.

Гросс дождался, когда на лице Вертена появится понимание.

— Все довольно просто. В протоколе вскрытия сказано, что рана была аккуратная. Оттуда же следует, что удар убийца нанес сверху вниз, иначе бы заточка не проткнула околосердечную сумку. Вывод: убийца был, во-первых, ростом много выше императрицы, а во-вторых, правша.

— Боже, Гросс, как же это могло случиться, если несколько свидетелей видели, как Луккени напал на императрицу?

— То, что он на нее напал, это несомненно. А вот всадить заточку в то место, где обнаружена рана, никак не мог.

— Но тогда кто же это сделал?

— Хороший вопрос, Вертен. Давайте найдем экипаж и поспешим обратно в отель. Среди персонала есть свидетели этого преступления.

Когда они наконец нашли экипаж и отъехали от тротуара, за ними неслышно двинулся другой. Сидящий в нем господин хриплым голосом приказал кучеру поторопиться.

Им повезло. За стойкой регистрации сегодня стояла Фанни Майер, жена владельца отеля «Бо-Риваж», женщина красивая и доброжелательная, по мнению Вертена, великолепно соответствующая роли хозяйки такого шикарного заведения. Оказалось, что она в тот день наблюдала события с балкона. Когда Гросс упомянул, что помогает в расследовании самому комиссару Оберти, мадам Майер приказала служащему заменить ее за стойкой.

Она пригласила их в уютную комнату рядом с вестибюлем. Подали кофе.

— О, это был ужасный день. — Мадам Майер глотнула кофе из чашечки и откинулась на спинку кресла. — Но для императрицы он начался чудесно. Ее величество, как обычно, отведала на завтрак ароматных маленьких булочек с кофе, а затем отправилась в магазин Бекера на рю Бонивар, где купила механическое пианино и музыкальные валики. Как это мило!..

Неожиданно мадам Майер всхлипнула и начала вытаскивать из рукава своего темно-зеленого шелкового платья кружевной платочек.

— Извините, господа. Но это так ужасно. Мир превратно ее понимал, я уверена. Она была добрейшим существом. Знала по именам всех, даже девушек-служанок. И этот злодей…

— Да, — сочувственно проговорил Гросс, — это действительно ужасно. Но власти его накажут, непременно. И вы можете помочь им, если вспомните сейчас что-нибудь о том, как все происходило.

— Я уже рассказала полицейским все, что знаю.

— Разумеется, мадам. Но проходит время, и человек вспоминает что-то еще. В первые часы после происшествия он потрясен, и его память заторможена.

Это объяснение показалось мадам Майер разумным. Она спрятала в рукав кружевной платочек и сосредоточилась.

— У меня сохранился кусочек ленты с пятнами крови императрицы. И я намерена всегда носить его при себе.

— Значит, вы наблюдали это с балкона? — спросил Гросс.

— Да. Императрица и графиня Шарай вышли довольно поздно и должны были поспешить, чтобы успеть на пароход. Я хотела убедиться, что они придут вовремя, и потому вышла на балкон. Графиня шла впереди с нашим молодым носильщиком, Моло. Он нес вещи императрицы и ее плащ. А свою свиту их величество отослала вперед на поезде.

Гросс кивнул.

— И что случилось затем?

— Когда они подходили к монументу Брунсвику, с парохода донесся первый удар колокола к отправлению. Я забеспокоилась, что они могут опоздать. И тут увидела этого человека, как он встает со скамейки и быстро приближается к императрице, а затем наносит ей свирепый удар в грудь. Я вскрикнула. Ее величество была повержена на землю, а этот злодей бросился прочь. Возможно, услышав мой крик, графиня обернулась и тоже закричала.

— Можно представить, что вы тогда чувствовали, находясь так далеко и не имея возможности прийти на помощь, — произнес Вертен.

Мадам Майер кивнула.

— Но нашлись добрые люди, которые помогли. Первым рядом с императрицей оказался кучер. Он помог ее величеству подняться на ноги. И оказался столь услужлив, что даже отряхнул ее юбки. Следом появился наш привратник, Планнер, кстати, он тоже австриец. Тогда всем показалось, что с императрицей все в порядке. Упала, и ничего больше. Они с графиней продолжили путь и поднялись на борт парохода. А пойманного злодея тем временем привели сюда. Он хныкал, пускал слюни, весь сжался от страха. Таких мерзких людей я никогда в жизни не видела. Должна признаться, мой муж, Шарль-Альбер, так разволновался, что даже ударил его по лицу. Тогда мы все думали, что это просто жалкий воришка, пытавшийся сорвать с императрицы ее часы с бриллиантами. Вообразите наше страдание, когда спустя какое-то время пароход вернулся к причалу и ее величество принесли на наспех сделанных носилках в номер, который она занимала. Она умерла через несколько минут после приезда доктора. Но он все равно ничем не мог ей помочь. Шесть часов я и графиня не отходили от мертвой императрицы, пока не прибыла ее свита.

Мадам Майер снова начала всхлипывать.

— Успокойтесь. — Вертену хотелось погладить ее плечо, но на такую фамильярность он не решился.

— А этот кучер, — спросил Гросс, — он местный?

— Кучер? — отозвалась она, всхлипнув.

— Ну, который помог императрице подняться на ноги.

— А… — Мадам Майер задумалась. — Знаете, я была в таком расстройстве, что совсем его не запомнила. Спросите у Планнера.

Планнер находился там, где ему положено, у дверей. Облаченный в красную ливрею с золотыми эполетами, он был среднего роста и невыразительной внешности, но держался с большим достоинством. На голове великолепная черная фуражка. Он с радостью согласился поговорить с австрийцами.

— Когда императрица покидала отель, вы стояли здесь же, на этом месте? — спросил Гросс.