Рафаэль Кардетти - Слезы Макиавелли
Малегоннелле появился в городе два года назад. Никто не знал, ни откуда он прибыл, ни каково происхождение тех ящиков с дукатами, которые перевозила за ним целая армия слуг. Однако ему понадобилось всего несколько месяцев, чтобы проникнуть в тесный круг местной аристократии. Уверенный в своем положении и влиянии, он в любых обстоятельствах выставлял напоказ свое холодное высокомерие. Ручеллаи терпел его возле себя только потому, что получал от него основную денежную помощь. Однако он старался сдерживать непомерное честолюбие своего советника.
Содерини испытывал особое отвращение ко всякому чрезмерному проявлению тщеславия, особенно если оно было до такой степени окрашено самодовольством, поэтому он даже не взглянул на это презренное существо.
Валори одним знаком заставил толпу смолкнуть.
— Вы собираетесь позволить убийцам и дальше оставаться безнаказанными, Эччеленца?
— О чем вы, Валори? Вы имеете в виду, что мы не делаем все, что только можно, чтобы их найти?
— Я знаю одно, Эччеленца. Вчера погибло трое верующих, и еще одна смерть сегодня. Если так пойдет и дальше, город опустеет. А ваши усилия что-то долго не приносят плодов.
Содерини не хотел, чтобы его гнев сыграл на руку противникам. Он сделал все возможное, чтобы подавить клокочущую в нем ярость.
— Вы можете предложить что-нибудь получше?
Валори смотрел на него не мигая.
— Есть только один путь истребить ростки зла: их надо сжечь на корню.
— Сомневаюсь, чтобы таковы были указания вашего господина.
— Савонарола ни на что не способен. А с нас хватит красивых слов. Нам нужны действия.
— И что вы собираетесь предпринять?
— Мы обыщем все злачные места в городе и схватим убийц. А одновременно мы уничтожим все, что подрывает наши устои.
— Это настоящее безумие. Вы развяжете гражданскую войну!
— Только огонь очистит Флоренцию!
Дрожащим от волнения голосом Валори, воздев руки к небу, обратился к толпе:
— Братья мои, неужели вы хотите и дальше видеть, как приходит в упадок ваш город?
Дружное «Нет!» вырвалось одновременно у сотни юнцов, окружавших оратора, и было подхвачено толпой, собравшейся перед церковью.
Вдохновленный поддержкой, Валори продолжал:
— Готовы ли вы сражаться с нечистью до полного ее искоренения? Готовы ли вы истреблять ее огнем и мечом?
— Да! — взревела толпа, которая ждала только приказа, чтобы начать действовать.
— Тогда разойдитесь по городу, обыщите каждый уголок и разгромите все притоны дьявола.
Содерини в последний раз попытался не допустить до беды, которую он предвидел:
— Вы совершаете ужасную ошибку! Успокойте ваших приспешников, пока не поздно…
— Уже поздно. Вы не сумели очистить город от грязного распутства, так дайте это сделать тем, кто не боится запачкаться.
— Умоляю вас… Вы же играете на руку убийцам. Вы делаете именно то, на что они рассчитывали. Они с самого начала этого хотели: спровоцировать вас, вызвать мятеж.
— Словами нельзя сдержать гнев, Эччеленца. Движение началось, и никто не в силах его остановить.
Содерини незаметно сделал знак Малатесте. В окружении нескольких солдат наемник направился к Томмазо Валори. Видя, что их главаря хотят арестовать, его юные соратники дали отпор людям гонфалоньера.
Голос Валори в последний раз раздался из гущи толпы:
— Вперед, братья мои, сожгите все места, где пребывают порок и разврат! Да благословит вас Бог, и да поможет Он вам!
За несколько минут паперть церкви Санта-Кроче опустела. Сторонники Савонаролы в едином порыве скрылись в соседних улицах, не в силах больше совладать с гневом, разожженным Томмазо Валори с мастерством, достойным лучших проповедей его учителя.
Бессильный сдержать толпища людей, вопивших о своей любви к Господу, Содерини опустился на ступеньки церкви. Рок должен свершиться, и он не знал, как ему помешать. Прямо над его головой хохотал во всю глотку каменный бес, высеченный на портале церкви.
Солдаты не сводили глаз со своего командира, ожидая приказа. Не говоря ни слова, наемник уселся рядом с гонфалоньером. Такую бурю не остановить, так же как чуму. Несомненно, Валори прав: такое зло можно выжечь лишь огнем. Но Малатеста не мог предугадать, в какую сторону ветер ненависти направит языки пламени.
Среди немногих, кто остался перед церковью, был Бернардо Ручеллаи, как всегда сопровождаемый Антонио Малегоннелле. С невозмутимым видом они вполголоса обсудили положение и не спеша удалились. Неподалеку от них стояла донна Стефания. Чуть подальше она разглядела плотную фигуру Гвиччардини. Молодой человек смотрел на нее вопросительно.
Во взгляде донны Стефании мелькнул огонек, и юноша понял, что она его узнала. Сводня обернулась к гонфалоньеру. Он, казалось, совершенно забыл о ее присутствии. Тогда она с хорошо рассчитанной медлительностью пошла по направлению к юноше. Проходя мимо него, она сделала вид, что споткнулась о плохо пригнанную плиту. Быстрым движением Гвиччардини поддержал ее за талию, чтобы она не упала. Сводня воспользовалась этим мгновением и прошептала ему на ухо:
— Ты все еще ищешь Боккадоро?
— Да, — произнес он еле слышно.
— Приходи сегодня ко мне ровно в полночь. Войдешь через заднюю дверь.
Она быстро поднялась и посмотрела на него, как на совершенно незнакомого человека.
— Благодарю вас, — проговорила она холодно.
Гвиччардини вежливо улыбнулся, но маленькая женщина уже удалялась быстрым шагом.
Группами по пятнадцать-двадцать человек юные последователи Савонаролы рассеялись по улицам, сжигая и круша все, что в их глазах воплощало порчу флорентийского духа. Ничто не устояло перед их яростью. Игорные и публичные дома, кабаки — все было разгромлено без колебания.
Вооружившись здоровенной головешкой, Тереза сумела отразить первую волну нападавших. Однако в скором времени ей пришлось укрепиться внутри дома. Но ее заслон, построенный из липких от вина столов и отполированных многочисленными задами стульев, оказался, к несчастью, слишком непрочным, чтобы предотвратить неизбежную развязку.
Сначала не выдержало окно, затем с глухим треском поддалась дверь. Десятки воинов Бога вломились в брешь и принялись крушить все вокруг.
Несмотря на отчаянное сопротивление, Терезу выволокли наружу руки, слишком сильные даже для ее крепко сбитого тела. Сидя на земле, она бессильно наблюдала, как уничтожают плоды ее тридцатилетних трудов. После того как кто-то бросил факел на соломенную крышу, пламя охватило дом в считаные секунды.
В ее душе, потрясенной крушением всего, что было ей дорого, ненависть разгоралась так же быстро, как огонь охватывал балки ее трактира. Как и многие, она поверила в Савонаролу. Даже если он и не был в ответе за безумие, охватившее его войско, все равно главным виновником оставался доминиканец. Он не смог помешать тому, что надежды, которые он сам породил, свернули на этот путь. Мечты о мирном городе, объединенном под сенью веры, оказались обманом.
За это разочарование Савонароле дорого придется заплатить.
А пока разоренная трактирщица страстно желала отомстить первому же негодяю, оказавшемуся в пределах ее досягаемости. Но тут она заметила, что перед дымящимися развалинами ее трактира больше никого не осталось. Юнцы пошли дальше на поиски очередных вместилищ порока, которые следовало стереть с лица земли.
Освещенное отблесками многочисленных пожаров, небо Флоренции пылало багровыми всполохами. Опершись о перила балкона, человек в плаще с капюшоном созерцал это скорбное зрелище с наслаждением сродни тому, какое испытывал Нерон, любуясь пожаром, зажженным им в сердце Вечного города.
В комнату кто-то вошел, но человек в капюшоне даже не пошевелился, очарованный тем, с какой скоростью семена зла, которые он посеял, проникли до самого основания города.
— Вы опаздываете, Ваше Преосвященство, бал уже начался.
— Ты все-таки мог найти место подальше от небес. Я думал, что умру, — столько ступенек на этой проклятой колокольне!
— Содерини был прав, когда недавно в зале Совета смеялся над вашим чревоугодием. Изысканные блюда, которыми вы набиваете брюхо, мешают вам достичь вершин духовности.
Рот Сен-Мало скривился от гнева. Однако он нашел в себе силы выговорить каждое слово с подобающей медлительностью:
— Вероятно, тут все дело в чувствительности, которую вы, итальянцы, считаете варварской, как и все, что я делаю, но я люблю, чтобы те, кто мне служит, обращались ко мне с некоторой почтительностью. Это и к тебе относится.
— Запомните раз и навсегда: кардинал вы или нет, но я вам не служу. За свои советы я не требую никакой платы, только кое-какие мелкие услуги. Что касается вашего замечания относительно места, то я как раз его и выбрал, потому что с высоты лучше всего наблюдать за людским безумием. Вы не могли бы и мечтать о более подходящем месте, чтобы любоваться первыми плодами нашего плана. Наслаждайтесь зрелищем, Ваше Преосвященство, еще не скоро вам доведется снова получить такое удовольствие!
