Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе
Другой сосед Уильямса по комнате, Джон Катперсон, рассказал похожую историю. В четверг, перед тем как убили Уильямсонов, у Уильямса денег не было, а на следующее утро они появились. Ночью он не находил покоя, бормотал во сне: «В моем кармане пять шиллингов, мой карман полон шиллингов». Как и мисс Лоуренс, Катперсон рассказывал о его странных разговорах:
«Он что-то неразборчиво бормотал во сне. Свидетель часто тряс его и будил. На вопрос, что с ним, обычно отвечал, что приснился страшный сон. Как-то после убийства Уильямсонов пожаловался Катперсону на свое ужасное положение, на то, что его грызет болезнь. Свидетель посоветовал сходить к лекарю. “Ах, в этом совсем нет смысла, – ответил Уильямс. – Скоро я буду болтаться на виселице”. Катперсон вспомнил только один случай, когда Уильямс ясно говорил во сне: он все время повторял: “Бежать, бежать, бежать”. Когда свидетель его разбудил и спросил, в чем дело, Уильямс промямлил что-то невразумительное».
Следующим вызвали мистера Ли, хозяина паба «Черная лошадь», что напротив «Королевского герба». Этот свидетель вспомнил, что в тот вечер, когда произошло убийство Уильямсонов, он стоял в дверях своего дома и ждал, когда вернутся из Королевского театра жена и племянница – беспокоился за их безопасность, и все его мысли были о недавнем убийстве Марров. И вдруг услышал слабый возглас: «Сюда, сюда!» Голос, казалось, шел из дома Уильямсонов. Позже свидетель сообразил, что это был голос раненого старика, который просил о помощи. Через семь минут появился спускающийся из окна на связанных простынях Тернер. Свидетель был в числе тех, кто взломал дверь и обнаружил трупы. Он заявил, что теперь не сомневается, что преступление совершил не один человек. Когда его попросили назвать дружков Уильямса, он вспомнил только Джона Кобета, который во время обоих убийств спал в «Черной лошади».
Как и у других свидетелей, у Ли была возможность изучить привычки Уильямса. Тот имел обыкновение приходить в распивочную и усаживаться у стойки. Как-то свидетель заметил, что он, прижавшись к его жене, похлопал ее по карманам, словно хотел проверить, сколько у нее денег. А однажды дошел до того, что выдвинул ящик кассы и запустил в него руку. Мистер Ли сделал ему выговор и сказал, что никому, кроме родных, не позволит копаться в своей кассе. С тех пор он об этом случае не вспоминал, пока не узнал, что Уильямса арестовали.
Осталось вызвать троих свидетелей: проститутку и двоих мужчин, о которых думали, что они дружки Уильямса. Девушку звали Маргарет Райли. Она показала, что видела, как с Грейвел-лейн выбежали двое мужчин, у одного из которых, если она правильно разглядела, были большие баки, а другой хромал. Она считала, что одним из мужчин был тот, которого приводили во вторник в суд. Ее слова мало что добавили к ходу расследования. Зато следующий свидетель, о котором думали, что он приятель Уильямса, если верить его показаниям, обеспечил ему что-то вроде алиби на время убийства Уильямсонов.
Джон Фицпатрик подтвердил, что перед тем, как произошли убийства, он примерно в четверть двенадцатого оставил Уильямса в «Корабле и королевском дубе» в компании плотника Харта. Его заявление подкреплялось показаниями миссис Лоуренс.
Последним свидетельское место занял Джон Кобет, которого считали единственным близким другом Уильямса. Из того немногого, что осталось в газетных репортажах от его показаний, можно предположить, что, будучи подвергнут интенсивному перекрестному допросу, он пролил на тайну больше света, чем все другие свидетели, вместе взятые. «Таймс» в этой связи сообщала:
«Джон Кобет заявил, что прекрасно знал Уильямса. Познакомился с ним в пабе на Нью-Грейвел-лейн, где они потом не раз выпивали. Еще они частенько заглядывали в заведение Уильямсонов. Но ни о каких его других приятелях он не слышал. Очень ему хотелось выудить из Уильямса что-нибудь об убийствах. И хоть Уильямс просил навестить его в тюрьме, но свидетель у него так ни разу и не побывал, потому что был сильно занят работой на борту корабля».
А вот что писала «Лондон кроникл»:
«Вызванный в качестве свидетеля разносчик угля Джон Кобет указал на человека по имени Уильям Эбласс, больше известного как Долговязый Билли. По словам Джона, он был хром и считался лучшим другом Уильямса. В тот вечер, когда убили Уильямсонов, свидетель и эти двое выпивали в заведении мистера Ли. Плотник Троттер как-то обмолвился свидетелю: “Знал бы, как говорится, с мое, ужаснулся бы”».
Но что бы там ни знал Троттер, это осталось тайной. Его, который уверял миссис Вермилло, что Уильямса вскоре освободят, в суд для дачи показаний так и не вызывали. Магистраты Шэдуэлла чувствовали, что они почти на пределе. Больше двух недель они допрашивали подозреваемых. И у них не было времени для того, чтобы рассортировать показания, обдумать улики, оценить надежность того или другого свидетеля. Работая в постоянном напряжении, под неусыпным вниманием общественности, Кэппер и Маркленд остались один на один с вереницей лиц и имен – как иностранных, так английских и ирландских: Хэррисон, Катперсон, Кобет, Вермилло, Троттер, Харт, Фицпатрик, Эбласс, Рихтер, Дрисколл. Квалифицированной помощи ждать было неоткуда. Все, что они имели, – версию обвинения против Уильямса, основанную на косвенных доказательствах, и неопровержимый факт его смерти, наступившей явно в результате самоубийства. Казалось, что еще? Все сомнения, которые мучили магистратов накануне смерти подозреваемого (писали же они министру внутренних дел, что не уверены, будто именно этот человек совершил преступление), окончательно развеялись. И новое доказательство, которого уже не мог ни опровергнуть, ни оспорить Уильямс, заставило их признать его вину установленным фактом.
«Считаем своим долгом проинформировать вас [писали они министру внутренних дел по окончании слушаний], что из того, что выяснилось из показаний до смерти Уильямса и во время тщательного дознания сегодня утром, установлено, что именно он совершил недавние преступления в здешней округе. И должны добавить, что имеем все основания надеяться, что совершил их в одиночку».
Оставалось единственное сомнение: не являлся ли человек, которого ждали из Мальборо, сообщником Уильямса?
Позже в этот же день Кэппер нанес свой третий визит в тюрьму. Только на сей раз не в Ньюгейтскую, а в сопровождении Маркленда явился в тюрьму Колдбат-Филдс, где было выставлено тело Джона Уильямса. Чтобы провести еще одно дознание, срочно вызвали коронера Джона Райта Анвина.
Томас Уэбб, показания под присягой. «Я тюремный врач. Сегодня утром меня вызвали осмотреть умершего. Я нашел его в этой камере лежащим на спине на кровати, куда его положил тот, кто снял с перекладины. Он был мертв, остыл, следовательно, умер много часов назад. Справа на шее имелась глубокая отметина от узла, вокруг шеи борозда, похожая на след от косынки, на которой он и повесился. Косынка была все еще на шее. Других следов насилия на теле я не заметил. Уверен, что он умер от удушения. Позавчера умерший мне сказал, что спокоен и всем доволен, поскольку ему ничего не грозит».
Фрэнсис Нотт, показания под присягой. «Я заключенный. Умершего видел вчера примерно в половине четвертого дня живым и в полном здравии. Он спросил, можно ли ему повидаться с друзьями. Я ответил: не знаю. Сегодня утром примерно в половине восьмого ко мне во дворе подошел надзиратель Джозеф Беккетт и сказал, что Уильямс повесился и чтобы я поднялся в его камеру и вынул его из петли. Я тут же пошел. Обхватил тело руками и перерезал косынку. Часть ее осталась на шее, другая на перекладине, на которую в дневное время вешали постель и одежду. Перекладина находится в шести футах трех дюймах над полом. Я положил труп на спину на кровать. Уильямс остыл, судя по всему, был уже какое-то время мертв. Правая нога была закована в кандалы. Его, как водится в таких ситуациях, перенесли в так называемую камеру для повторного рассмотрения дела. Ничего подобного я не ожидал. Уильямс производил на меня впечатление вполне разумного человека и держался спокойно, когда со мной разговаривал».
Генри Хэррис, показания под присягой. «Я тоже здешний заключенный. Примерно в половине восьмого утра стоял у двери своей камеры. Пришел мистер Беккетт и велел помочь Нотту справиться с повесившимся мужчиной. Нотта я нашел на пороге камеры самоубийцы. Он сказал, что человек повесился на перекладине. Я вошел и увидел сам: он висел с косынкой вокруг шеи, конец которой был привязан к перекладине. Я помог Нотту его снять. Насколько помню, никогда до этого не видел покойников».
Уильям Хэссал, показания под присягой. «Я тюремный чиновник, работаю здесь больше трех лет. Покончивший с собой был помещен в тюрьму эсквайром Эдвардом Марклендом 24 декабря и оставался в заключении для повторного рассмотрения дела. Ему отвели соответствующую камеру и заковали правую ногу в кандалы. Я считал, что с ним не будет проблем. В тюрьму его поместили, как любого другого, кто находится под следствием. Утром двадцать пятого я зашел к нему спросить его возраст. Он ответил, что ему двадцать семь лет. Я заметил, что он оказался в трудной ситуации. Он заверил меня, что невиновен и надеется, что настоящего виновного скоро найдут. Я поинтересовался, чем он занимается. Он ответил, что был моряком и что он шотландец. Ростом Уильямс примерно пять футов восемь с половиной дюймов. Был одет в коричневое пальто на шелковой подкладке, синий сюртук с коричневыми пуговицами, синий с белым жилет, коричневые чулки из камвольной шерсти и ботинки. Был явно не атлетического телосложения».
