Ирина Глебова - Пока не пробил час
Однажды вечером они никуда не пошли – Надя вдруг испугалась, что не успеет довязать платьице в подарок крестнице. Это была маленькая дочь хороших знакомых Кондратьевых. Приближались ее именины, и Надя вязала ей очень славное платье – она и в самом деле была отличной рукодельницей. Правда, бралась за вязанье или вышивку только под настроение – мигом загоревшись, сидела часами дня три-четыре, потом так же вдруг остывала, увлекшись чем-то другим. Такова уж была Наденька Кондратьева – взрывная, энергичная, горящая желанием все узнать, попробовать, сделать… Вязать платьице она начала еще зимой, потом отложила – время есть! А теперь хватилась – вот-вот наступит день ангела – и села довязывать. Юлик сидел рядом, помогал ей, распутывая с клубков нитки, развлекал. Они потихоньку болтали. В другой стороне комнаты, на диване, придвинув к себе маленький столик, расположились полковник и исправник, листая большой атлас с картами. Вдруг Надя с досадой воскликнула:
– Юлик, ну что же ты! Смотри, нитки запутались!
И правда: Юлик заговорился, разматывал клубки не глядя, и нитки каким-то образом затянулись в узелок.
– Сейчас распутаю!
Он стал колдовать над узлом, но только затянул его еще сильнее.
У него было такое расстроенное и виноватое лицо, что Надя засмеялась:
– Юлик, милый, это же ерунда! Жаль только, обрезать придется, а значит, три последних ряда распустить.
Макаров явно прислушивался к их разговору – Юлик все время это ощущал. Теперь же встал и быстро подошел.
– Погоди, Наденька. Дай-ка я попробую.
Он склонился над запутавшимися нитками, потом, словно бы машинально, для удобства, стал на колено, пальцы его ненароком касались Надиной юбки…
– Вот и все!
Он победно поднял две распутанные нити, положил их девушке на колени и ласково погладил ее пальчики. Юлик сидел рядом и чувствовал, как у него на щеках разгораются красные пятна, а перед глазами плывут такие же красные круги. Хотелось сказать что-то резкое, но нет – это ерунда! И Надя не поймет, рассердится, и этот… дядя выставит его в самом нелестном свете. Нужно бросить реплику спокойно-насмешливую, но чтобы она хлестко ударила, а может, даже и отвадила… Он знает, знает, что сказать! И Надя ничего не поймет!
Юлик усмехнулся небрежно.
– Ну-у, – протянул как бы даже разочарованно. – Это был простой узелок! А вот бывают такие сложные узлы, что если не знать секрета – ни за что не распутать. Знаешь, Наденька… – он перевел взгляд с Макарова на Надю и рассказывал дальше, глядя только на нее. – Кажется, где-то под Иркутском есть один улус, так там существует собственный секретный узел – его не знают буряты даже из самых ближних селений. В этот хитро завязанный узел пропускаются два конца веревки, а потом – если держишь пальцы в одном положении, – веревка легко скользит в петле вверх-вниз… А если положение пальцев определенным образом поменять – веревка тут же затянется наглухо!
– Бог мой, Юлик! Как ты много знаешь!
В пальчиках Нади уже вновь ловко мелькали спицы, она не отрываясь смотрела на вязанье. И не видела, как скрестились взгляды Макарова и Юлиана. У Анатолия Викторовича одновременно приподнялись левая бровь и левый уголок губ.
– Да, господин Кокуль-Яснобранский, вы человек образованный. И правда, много знаете…
Как тяготился Юлик тем, что из-за траура до свадьбы придется ждать целый год! Даже помолвку нельзя было объявить сразу и праздновать широко. Он стал подумывать о том, чтобы вскоре после помолвки уехать… куда-нибудь! Без Наденьки, к сожалению: невеста – не жена, вместе ездить неприлично. А вот одному… что ж, хотя бы ненадолго – это было бы хорошо! Потому что не только Макарова ему не хочется видеть, но и дотошного приезжего следователя. Вот ведь докопался этот Петрусенко до заснувшего тюремного охранника! И до потерянной фуражки…
Эта фуражка особенно беспокоила Юлика. Больше всего он боялся, что Надя и ее родные узнают когда-нибудь о том, что он словно вор прокрался в имение Голицыных, что он хотел их обокрасть! Как стыдно было ему сейчас даже думать об этом! Столько всего произошло с ним в последние дни! Некоторые всю жизнь проживут, не испытав ничего подобного, а он – за такой короткий срок. Но он готов на что угодно, только не на позорное клеймо вора – да еще и у собственных родственников!.. И Юлик убеждал сам себя, что потерянная фуражка ничего не сможет рассказать следователю. Как господину Петрусенко узнать о Битице? Это просто невозможно… Нонсенс!
16
Как ни странно, следователь по особо опасным преступлениям Петрусенко излишней подозрительностью не страдал. Никаких оснований подозревать в убийстве женщин сахарозаводчика Матвеева у него не было. Он был убежден: каждый имеет право говорить что хочет, не предполагая наперед, что его слова могут быть истолкованы совсем по-иному – даже если женщина, которой эти слова говорились, оказалась убитой. Так что как подозреваемый Аркадий Петрович Матвеев следователя не интересовал. Во всяком случае пока. А вот сапожника по фамилии Синцов Викентий Павлович проверил. Конечно, этот человек тоже еще не был подозреваемым, и Петрусенко не стал вызывать его в управу. Он прекрасно понимал, с каким настроением пойдет в полицию только что освободившийся из заключения человек. Это если невиновен. А если виновен – тоже ничего хорошего: соберется, все продумает, станет хитрить… Викентий Павлович решил навестить Синцова сам. В домашней обстановке человека проще раскусить.
Сапожник жил на окраине, однако здесь стояли добротные дома, улица была широкой, мощеной. И дом Синцова оказался чуть ли не самым исправным здесь. Парнишка-подросток вежливо сказал, что отец дома, провел следователя через сени в большую комнату. Там кипела работа: мужчина средних лет большим острым ножом ловко кроил кожаные заготовки, один парнишка склеивал их, второй прошивал на специальной машинке. Мальчишки – и тот, который привел его, и эти, работающие, – были очень похожи друг на друга. С первого взгляда могло показаться, что это тройняшки, но, приглядевшись, Викентий Павлович понял, что все-таки – погодки. Работа шла быстро, слаженно. У одной стены выстроились уже готовые пары сапог, у другой лежал штабель заготовок. На полу, на ворохе мягких кожаных обрезков сидела девчушка, играла…
Поначалу Петрусенко хотел представиться надзорным от полиции: мол, пришел посмотреть, как живет и чем занимается недавний заключенный. Но, ступив на порог комнаты, внезапно изменил решение. У этого человека и его детей были открытые лица, взгляды, обратившиеся к нему, – спокойны и полны достоинства. Викентий Павлович тут же понял – обман здесь только все испортит.
Подчиняясь взгляду отца, мальчики быстро сложили инструменты и вышли из комнаты. Один хотел было прихватить и сестренку, но та заверещала, дрыгая в воздухе пухленькими ножками, и Синцов махнул рукой:
– Оставь, не помешает…
Девочка сразу же снова занялась игрой, мужчины некоторое время молчали. Петрусенко понял, что Синцов не станет ни о чем спрашивать. Поэтому начал сам:
– Вы, наверное, слыхали об убийстве двух женщин? И то, что одна из них – жена местного исправника?
– Слыхал… Это что ж, ко мне – из-за этого?.. Это вы напрасно, господин хороший! Я хоть и сидел, но не за убийство!
– А ведь могли бы и убить, не останови вас… Разве не так?
Сапожник тяжело задышал, взял со стола кусок кожи и стал машинально резать его на полоски своим большим ножом. Проследив за взглядом Петрусенко, резко положил нож обратно.
– Убийство убийству рознь, так ведь? Да, не отрицаю, было, допился до помешательства, горячка у меня началась, вот что! Мог бы кума и убить под горячую руку, да Бог не допустил! Но то ж спьяну! А про женщин-то тех я слыхал – их-то нарочно убили, задуманно… Да и что мне-то за дело до них?
Викентий Павлович немного помолчал, потом сказал спокойно:
– Я не представился вам… Следователь губернского полицейского управления Петрусенко. Как раз и расследую два этих убийства. А к вам, господин Синцов, я пришел потому, что до меня дошел слух, что три года назад во время ареста вы угрожали исправнику Макарову… Обождите минутку, дослушайте! Это, конечно, не повод, чтобы подозревать вас. Но я проверяю буквально все, каждую мелочь – так положено. И вы очень поможете мне и себе, если сразу ответите: где вы были вечером и ночью в позапрошлую пятницу? Слово «алиби», думаю, вам знакомо?
Синцов кивнул головой:
– Знакомо, наслышался… А мне и думать не надо, хорошо помню! Мы с кумом как раз ездили в Сумы на ярмарку – возили сапоги на продажу, большую партию. Видите, сейчас новые тачаю, потому что те все разошлись. В аккурат в пятницу утром выехали, а вернулись только в воскресенье.
– Где же вы там ночевали?
– У кума там брат живет, лавку держит. У него в доме и ночевали. Там семья большая, народу много – вот мое «алиби» и поддержат!
