Ирина Глебова - Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко
– Шпионом, – поправил Володя.
Викентий Павлович согласился, улыбнувшись:
– Конечно. Разведчик – это свой. Чужой – это шпион. Эта самая Элизабет сумела достучаться до подполковника Вальтера Николаи из военной разведки «Нахрихтендинст» сама предложила свои услуги. На год она бесследно исчезла, но зато потом сразу же материализовалась в Антверпене, став сама директором школы секретных агентов. Бельгия к тому времени уже была захвачена и считалась всего лишь одной из областей Германской империи. «Фрейлейн Доктор» ввела в школе суровый режим, жестокие наказания за малейшую провинность. Но и подготовка агентов велась серьёзно. Сама Элизабет преподавала коды, шифры, диверсии. Лично готовила учеников к тому, что убийство противника – не только необходимость, но и подвиг. Даже если это безоружные торговые суда, мирные посёлки. Торпедирование, взрывы, удушающий газ – всё оправдано. Да, об этой женщине ходили легенды, её называли «антверпенской блондинкой», «колдуньей с Шельди», встречали то в Англии, то во Франции, то в Соединённых Штатах…
– И что с ней стало дальше? Арестовали, судили?
– Когда Бельгию освободили, Леночка, Элизабет Шрагмюллер уже там не было. Как таинственно она появилась в разведке, так и исчезла. Возможно, и сейчас она готовит шпионов в гитлеровской Германии. Фашистская идеология явно ей по душе, а возраст – ей ведь ещё и пятидесяти нет.
Он повернулся к племяннику, сказал, возвращаясь к началу разговора:
– Не сомневаюсь, шпионов в нашей стране, причём именно немецких, хватает. И диверсии готовят, и вербуют, и убивают. Да ты вспомни себя в пятнадцатом году.
Да, Дмитрий помнил, как в тот военный год его раздражали расклеенные по всему городу плакаты: «Остерегайтесь!.. Помните, что противник всюду вас подслушивает». Как казалось всё это преувеличением. И как потом ему самому довелось разоблачит немецкого резидента и потерять дорогую для него девушку…
– А наши разведчики, разве их нет? – Володя ревниво посмотрел на отца, на деда.
– Есть конечно, – ответил Викентий Павлович. – И тоже наверняка хорошо работают. Но есть и такие, как Люшков.
Недавно и в печати, и по радио сообщалось: в Манчжурии японским пограничникам сдался комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков. Он попросил политического убежища и стал активно сотрудничать с японской разведкой.
– Не сомневаюсь, он японской разведкой был завербован давно, – сказал Дмитрий. – Видимо, был на грани разоблачения, почувствовал это и бежал. Комиссар госбезопасности – это сколько же всего он знает!
– Да, – протянул Викентий Павлович, – японская разведка – это что-то совершенно особенное. С вековыми традициями.
– Расскажи, дед, – ещё раз попросил Володя.
Его бабушка и мать не сговариваясь поднялись.
– Пусть мужчины поиграют в свои шпионское игры, – сказала с улыбкой Людмила Илларионовна. – У нас есть дела.
Они обе вышли на веранду, а Викентий Павлович стал рассказывать. О том, что традиции японского шпионажа идут из средневековья. И главное в них – тотальная слежка за всеми слоями населения, от простых крестьян до высоких чиновников. Знать всё обо всех. Японская разведка взяла себе за основу эту доктрину. Разведывательная и подрывная деятельность её была направлена главным образом на Россию и Китай – главных противников. Кадры она черпала из созданных в конце XIX в. патриотических обществ. Самым крупным из всех японских патриотических обществ был «Чёрный дракон». Члены этой организации ставили своей задачей захват Маньчжурии, Приморья, Приамурья. Агентам не обещали никаких наград, но вместе с тем, подавляющее их большинство работало с почти невероятной, с точки зрения европейца, преданностью и самоотверженностью. Это объясняется как воспитанием, так и уверенностью в своем спасении в сложной ситуации. Руководство разведки никогда не отказывалась от провалившегося агента.
– Ещё за много лет до начала Русско-Японской войны 1905 года и в больших городах, и в маленьких посёлках Дальнего Востока, Уссурийского края, Маньчжурии японские разведчики и агенты жили под видом торговцев, парикмахеров, прачек, содержателей гостиниц, курилен опиума. И знали о своём районе всё – от топографии, климата, стратегических объектов, до быта местных жителей. К началу боевых действий японская разведка разбила весь район фронта и тыла русской армии вдоль линии железной дороги на сектора. Потому японцы знали всё, что происходило в русской армии. А знаете, как шла информация от этой широченной агентурной сети? Чтобы донесения не попадали к нашим, их вплетали в косы китайцев, помещали в подошву обуви, зашивали в складки платья. Японские агенты переходили через линию фронта под видом бродячих рабочих, носильщиков, странствующих китайских купцов, погонщиков скота, искателей корня женьшень – чего только не придумывали. Прекрасное знание русского языка многими японскими солдатами и офицерами давало им возможность переходить через передовые позиции. Для доставки сведений по назначению, особенно в ночное время, они надевали форму русских солдат, офицеров и санитаров.
– А сейчас? Как они сейчас шпионят?
– Ну, всех тайн японской разведки я не знаю, конечно. Но известно, что от проверенных приёмов не отказались. Посылают японских офицеров за рубеж в обличии прачек, парикмахеров, домашних слуг, поваров. В советских водах на Тихом океане японские морские офицеры шпионили под видом рабочих на японских рыболовных промыслах. Известны также попытки переброски японских офицеров-разведчиков в нашу страну под видом корейцев и китайцев. И, между прочим, на Дальнем Востоке у них сохранилась агентура, завербованная ещё в годы интервенции. Много лет эти люди жили обычной жизнью. Но вот восстановились советско-японские дипломатические отношения, появились японские консульства, и японская разведка активизировалась, старые связи восстанавливать начала. Так что, Митя, насчёт Люшкова ты, возможно, в точку попал – давно мог быть завербован.
– Ну, дед, ты знаешь всё, что ни спроси! – восхитился Володя.
– А это потому, что твои вопросы касаются, в основном, одной определённой области, – поддел сына Дмитрий.
– Так это же самое интересное, – легко согласился мальчик. – И вообще, что же ещё мне спрашивать – сыну и внуку милиционера… Скажи, дед, а ты сам никогда не был разведчиком? Я помню, что рассказывал, как в одну бандитскую шайку внедрялся?
– Это когда же я рассказывал? Тебе лет восемь, наверное, было… Да, такая деятельность в самом деле с родни разведчику. Когда надо изображать другого человека, чтобы добыть нужные сведения. Приходилось, дорогой, и это мне делать. – Викентий Павлович рассмеялся. – Помню, как-то раз шкипера изображал, эдакого прокуренного морского волка. И даже призраком был, представляешь!
– И что, всегда добывал сведения?
– А ты сомневаешься?
– Никогда! – Мальчик вскочил и торжественно пожал руку Викентию Павловичу. – Сыщик Петрусенко – это всегда высший класс!
– Так, дружок, – оборвал весёлый диалог деда и внука Дмитрий. – Твоё время истекло. Отправляйся к себе.
– У меня есть полчаса почитать перед сном, – быстро сказал Володя и побежал мыться, чистить зубы.
Слышно было, как, проходя по веранде, он заговорил с мамой и бабушкой, они засмеялись. Викентий Павлович тоже улыбнулся, прислушиваясь. Но тут же стал серьёзным, повернувшись к Дмитрию.
– Похоже, Митя, связь бандитов и немецкого агента – реальность.
– Немецкого?
– Не сомневаюсь… Так что тебе и твоим товарищам искать теперь и бандита по кличке Брысь, и неизвестного шпиона. Да и мне тоже… Hac urget lupus, hac canis.
– Да, я понял. С одной стороны угрожает волк, с другой – собака.
– Мы с тобой, Митя, в таком положении: «Между волком и собакой». Можно сказать привычнее – «Между двух огней». Но смысл всё тот же.
Глава 14
В городском саду играл духовой оркестр. Оркестранты расположились не у входа – дальше, там, где заканчивалась площадью широкая главная аллея. Но звуки вальса «На сопках Манчжурии» накатывали волнами на кроны деревьев, плыли над аллеями центрального городского парка. Не случаен нынче этот вальс, всё чаще звучит он. Все знают: на границе с Манчжурией вот-вот вспыхнут бои. Каждый день и в газетах, и по радио говорят об озере Хасан, реке Туманная, о постоянных военных провокациях японцев на сопках Заозёрная, Безымянная… Но сегодня воскресенье и праздник – люди нарядны и веселы. Печальная и торжественная мелодия как-то органично вплетается в праздничное настроение, растворяется в красках цветов, воздушных шарах, смехе…
Трое друзей – Володя, Миша и Сергей, – как раз вошли в парк Горького, проходили мимо памятника Ленину и Сталину. Эта белокаменная скульптура у самого начала центральной аллеи очень нравилась Володе. Не только потому, что это были любимые вожди – само собой. Но ещё он словно видел их живыми, сидящими на скамье, беседующими, как два друга и соратника. Ленин сидел свободно, словно наслаждался недолгими минутами отдыха: откинулся на спинку скамьи, нога за ногу. Повернув голову к Сталину, он чуть улыбался, слушая. А Сталин серьёзный, в военном френче, держал в опущенной руке газету. Наверное они обсуждали прочитанное. Володе казалось: Сталин высказывает своё мнение и волнуется – поддержит ли его Ильич. Конечно же поддержит! Вот же, левую руку Ленин положил на спинку скамьи, словно приобнимает младшего товарища, приободряет его…
