Человек из прошлого - Евгений Евгеньевич Сухов
Заметив, что Кудряшов не собирается двигаться дальше, Николай оскалился и вошел в здание.
* * *
Весь следующий день прошел в размышлениях. Василий сожалел, что не подошел к Кондратьеву и не надавал ему тогда по морде! Возможно, что его исключили бы из института, но Нинель сумела бы понять, что ради нее он готов был пожертвовать многим. Если не всем… Возможно, что тогда их отношения складывались бы лучшим образом.
Поначалу Василий не хотел идти в поход. Видеть счастливых Кондратьева и Нинель было для него невероятно мучительно. Вот в народе говорят: чтобы разлюбить женщину, нужно с корнем вырвать ее из сердца. Вот тогда все позабудется. Только никто не рассказывает, как это сделать…
С его стороны было бы правильнее видеть Нинель как можно реже, а там, глядишь, может, как-то все само собой и успокоится.
Но чем больше Кудряшов думал о Нинель, тем сильнее ему хотелось увидеть ее вновь. Примириться с потерей любимой девушки Василий не сумел. Трудно было даже представить, что Нинель может оставить его и уйти к Кондратьеву после всего того, что между ними произошло. Как же в таком случае жить дальше и не видеть ее сияющих глаз, не слышать ее звонкого смеха? «А может, все не так? — приободрился вдруг Василий. — Возможно, я излишне драматизирую ситуацию. Достаточно только поговорить с Нинель, взвешенно и обстоятельно привести доводы ее неправильного решения, и девушка поймет, что поступает неправильно, и останется со мной. Ведь она же неглупая девчонка и должна осознавать, что никто не в состоянии полюбить ее больше, чем я. Кондратьев воспринимает ее как красивую игрушку. Поиграет немного, а когда она ему наскучит, он бросит ее безо всякого сожаления. Вот тогда она поймет, что такое быть отверженным. Осознает свою прежнюю ошибку, быть может, самую большую в своей жизни, но будет уже поздно».
Мысленно Василий Кудряшов несколько раз проговорил свою речь и признал для себя, что она очень убедительна. Оставалось только застать девушку одну, только чтобы никто не помешал ему выговориться.
Наконец Василий улучил момент, когда Нинель была одна.
— Можно тебя на пару минут, — произнес Кудряшов, после чего сделал несколько шагов по направлению вглубь перелеска, как бы приглашая ее пройти вместе с ним.
— Зачем? — удивленно спросила Яковлева и посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде, кроме пренебрежения и безразличия, ничего не отражалось. — Ведь мы уже обо всем переговорили.
— Нинель, тебе трудно меня выслушать, что ли? — едва не взмолился Кудряшов.
— Ну хорошо, — снисходительно промолвила Нинель и сделала пару шагов к нему. — Далеко не пойду, говори здесь.
Василий Кудряшов посмотрел в глаза любимой: как и прежде, они выглядели красивыми и безоблачными. Это была именно та девушка, которую еще совсем недавно он сжимал в своих объятиях, целовал ее красивое лицо, но вместе с тем Нинель как-то неуловимо изменилась. В какой-то момент Кудряшов даже засомневался, а стоит ли произносить все то, что так наболело на душе. Но Нинель приподняв голову, застыла в ожидании.
— Почему же так все непонятно получилось? Ведь у нас же все было хорошо, — стараясь не выказывать отчаяние, заговорил Кудряшов. — Это большая ошибка судьбы, что она разъединила нас и мы с тобой, Нинель, не вместе. Ты же знаешь, что я тебя очень сильно люблю, и это у меня на всю жизнь. Вряд ли тебя кто-то другой полюбит сильнее, чем я. Мы с тобой половинки одного целого, мы созданы друг для друга. — Василий старался говорить спокойно, но его голос все более набирал силу, звучал эмоционально. — Ты думаешь, что у вас с Кондратьевым все получится? Это не так… Он другой. Он бесчувственный и не умеет любить! Уже через месяц он оставит тебя, когда наиграется, и ты останешься одна!
Кудряшов старался излагать убежденно, подбирал правильные слова, говорил, что будет бороться за ее любовь, но чем длиннее звучала его речь, тем меньше у него оставалось надежды, — глаза девушки оставались безучастными. Выговорившись, Василий замолчал, ожидая ее ответа.
Нинель Яковлева тираду влюбленного парня выслушала спокойно, сказанное ее ничуть не тронуло.
— Ты все сказал? — спросила девушка не без раздражения.
— А разве этого мало? — нахмурившись, ответил Кудряшов.
Развернувшись, Яковлева, не сказав более ни слова, быстро ушла, оставив Василия в полной растерянности. Надежды на лучшее, которые он лелеял еще вчера, минуту назад раскололись о безучастный и такой чужой взгляд красивой девушки. А ведь совсем недавно он называл Нинель любимой. Мир для Василия рухнул. Так бывает всегда, когда заканчивается счастье.
Глава 13. Драка у походного костра
Отец Валерия Федынцева Иван Григорьевич был родом из крестьян Марасинской волости Спасского уезда Казанской губернии. В 1915 году он был призван на фронт и принимал участие в осаде Перемышля и сражениях под Горлицей в Польше. Дважды был ранен — в живот и в шею. Оба ранения были тяжелыми, но организм у него был крепким, а потому посчастливилось выжить.
Когда второй раз лежал в госпитале, познакомился с прапорщиком Комлевым, членом партии социалистов-революционеров, который открыл ему глаза на происходящие события и на все царское семейство, которое надлежало (по словам прапорщика Комлева) «извести под корень, невзирая на пол и возраст». Октябрьскую революцию Иван Федынцев встретил уже членом солдатского комитета полка, поскольку теперь уже он открывал глаза солдатам-сослуживцам на то, что в стране происходит столкновение классовых интересов, и чьей стороны в этой борьбе следует придерживаться. После съезда Советов Поволжья и Приуралья в январе 1918 года, делегатом которого являлся Федынцев, он стал работать в городском комитете по восстановлению разрушенной революцией и Гражданской войной пищевой промышленности. В родную деревню Иван Григорьевич больше не вернулся, да и не желал возвращаться, захваченный новой ответственной работой и городской жизнью, так непохожей на житие деревенское. Позже он окончил двухгодичные курсы по подготовке специалистов пищевой промышленности и пополнил ряды пролетарской технической интеллигенции, в которой столь нуждалась молодая советская республика.
Вскоре Иван Григорьевич женился. Поначалу молодой семье жилось трудно — перебивались с хлеба на квас. Когда родился Валера, семья Федынцевых перебралась на чердак соседского четырехэтажного купеческого дома, кое-как оборудованного под жилье. Летом в нем было несносно жарко. Зимой Валерик спал в пальто, в шапке и в валенках, поскольку тепла от буржуйки, сделанной наспех из металлической бочки, на обогрев комнатки Федынцевых, а вместе с ней чердака и крыши, естественно, не хватало. Так что
