Мент. Одесса-мама. Книга 2 - Дмитрий Николаевич Дашко
Я не стал стучать в тонкую филёнку двери, а просто выбил замок ногой и шагнул через порог.
А через секунду остолбенел.
Напротив входа на стуле сидел мужчина, подходящий по описанию Лосева, в одной руке у него был небольшой кожаный саквояж, а в другой карманный пистолетик. Дуло пистолетика было направлено не на вход или меня, а на саквояж.
— Быстро ж вы меня вычислили, мильтоны! — со злостью произнёс мужчина. — В саквояже взрывчатка. Догадываешься, что произойдёт, если нажму на спуск?
Глава 19
— Панов, не дури! — покачал головой я. — Взлетишь на воздух вместе с нами…
— И что⁈ Думаешь, я блефую⁈ — зловеще оскалился бомбист. — Не знаю, как вам, а мне на свою жизнь плевать. Всё равно ей цена копейка.
Я бросил на него оценивающий взгляд.
Панов горделиво вздёрнул изъеденный прыщами подбородок, принимая мой вызов. Мне не очень понравился лихорадочный блеск в его глазах. Такой бывает у тех, кто не дружит с башкой.
— Что думаешь, Жора? Гражданин нас на понт берёт или как? — спросил Осип.
— А ты проверь! — снова оскалился Панов.
Я по-прежнему анализировал его поведение.
То ли хороший актёр, то ли на самом деле отчаянная душа. Попадались мне и те и другие. Определить, к какой категории относится Панов, невозможно. Вернее, можно, только есть нехилая такая вероятность, что окончательные выводы будут делать уже другие, после того, как нас не станет.
Может и впрямь псих? Вон как глаза горят!
Пристрелить? Каким бы быстрым и ловким я ни был, он тоже успеет нажать на спусковой крючок. Если Панов не врёт и в портфеле бомба, ахнет так, что мало не покажется. В лучшем случае нас потом соберут по кусочкам, но ведь в здании есть и другие люди. А среди них женщины, дети…
Ох, тяжела ты шапка Мономаха!
А решение принимать нужно, пока всё не зашло слишком далеко.
Что если в саквояже достаточно взрывчатки, чтобы сложить оба этажа? Счёт погибших тогда пойдёт на десятки.
На моей спине выступил холодный пот.
— Так что будем делать, мильтоны⁈ — издевательским тоном поинтересовался Панов.
— Чего ты хочешь? — спросил я, продолжая наблюдать за его поведением.
— Бабу хочу! — хмыкнул он.
— Что⁈ — нахмурился Шор.
— Хрен через плечо! Дайте мне выйти и тогда никто не пострадает! Давайте, мусора, соображайте быстрее. А то палец у меня не казённый, в любую секунду судорогой сведёт…
— Жора? — спросил Осип.
— Пусть идёт, — решился я.
— Ты что⁈ Как мы потом его искать будем?
— Как-нибудь найдём! Иди, Панов! Мы не станем тебе мешать!
— То-то же! — осклабился он. — А ну — разошлись по сторонам: дайте пройти.
— Делай, что он говорит, — предупредил я Осипа.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Шор начал проявлять инициативу.
— Жора…
— Осип, это приказ!
— Понял! — с досадой произнёс напарник.
Мы дали Панову выйти в коридор.
— А теперь оба вошли в комнату! Ну! — заявил бомбист, снова тряся саквояжем.
— Как скажешь.
Мы послушно переступили порог. Дверь за нами захлопнулась.
— Оревуар, мусора! Считайте, что родились заново! — захохотал Панов.
Мы услышали, как он затопал по коридору.
— Зря мы его отпустили! — покачал головой Осип.
— Думаешь, я за себя боюсь?
— Не думаю. Знаю, что про других подумал! Только ведь уйдёт, сволочь!
— Ничего! Никуда он от нас не денется. Найдём! — твёрдо объявил я.
Правда, как именно — над этим ещё предстояло подумать.
Я толкнул дверь плечом: что-то мешало, скорее всего, Панов подпёр её чем-то, в коридоре мне на глаза попалась швабра, скорее всего, бомбист использовал её, чтобы затруднить нам выход.
— Отойди, — попросил Осип.
Он разогнался и на ходу снёс дверь с петель. Она с грохотом упала на деревянный пол.
Мы выскочили в коридор. Панова и след простыл, а из соседних комнат выглядывали встревоженные люди.
— Что здесь произошло? — спросила, поправляя пенсне, пожилая женщина.
Её седые волосы были собраны в пучок на затылке.
— Всё в порядке, граждане! Волноваться нечему, — произнёс Осип.
Нам не особо поверили, но дали спокойно покинуть флигель.
Сторож стоял неподалёку. Он курил самокрутку, окутывая себя с ног до головы вонючим дымом.
— Панова видел? — подскочили мы к нему.
Сторож кивнул.
— Видел. Вылетел как пробка из бутылки. А что?
— Куда он направился? — проигнорировал его вопрос я.
— В сторону парка помчался. Так что собственно приключилось-то?
— То, что ваш воспитатель Панов — опасный преступник. Если он снова появится в коммуне, немедленно просигнализируйте нам, в угрозыск.
— Ох ты ж… — выматерился сторож.
Мы побежали к парку и, оказавшись на одной из его аллей, остановились — Панова и след простыл.
— Ушёл, гад! — разъярённо произнёс Осип.
— Шустрый оказался, — вздохнул я.
— Эх, сюда бы собачку… — размечтался Шор.
— Это да! Собачка нам бы не помешала, — согласился я, с ностальгией вспомнив тестя и его уникального подопечного по кличке Гром.
Они бы нам здесь и сейчас ой как бы пригодились.
Но, мы не собаки, по запаху на след преступника не нападём. Значит, придётся искать сбежавшего бомбиста другим путём, только я понятия не имею, каким именно.
— Пошли назад, в коммуну, — сказал я. — Опросим всех. Может, удастся понять, к кому Панов стопы направил.
— Слабо предание, но верится с трудом, — скривился Осип. — Панов не дурак, вряд ли побежит к родне скрываться.
— Дурак — не дурак, но версию отработать нужно.
В коммуне застряли где-то до полуночи, собирая информацию по Панову. Опросили всех, даже ребят, у которых бомбист вёл занятия по химии.
Результат нас не сильно порадовал: в Одессе родни у злодея больше не было, отец и мать скончались в начале двадцатых от «испанки», один брат погиб в империалистическую, второй ушёл к белякам, следы затерялись где-то в Крыму — скорее всего, сбежал в Турцию. Сестра вышла замуж и уехала куда-то в Сибирь.
Друзей среди воспитателей и работников коммуны не было и, вообще, Панов вёл достаточно замкнутый образ жизни.
Про девушку, которая его навещала, тоже никто ничего толком не знал. Да, работала продавщицей в какой-то бакалейной лавке, звали не то Аглаей,
