Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов
– Да от бабки остались, верно тебе говорю, – не стал раскрываться перед Жоркой Шматов. Где гарантия, что он к легавым не побежит стучать? И вообще, не стоит изливать душу и сообщать всю подноготную человеку, которого несколько лет не видел и еще неизвестно, что с этим человеком за эти годы стало. Многие люди за годы войны так изменились, что и не узнать. Да и сам он из простого рабочего парня неизвестно в кого превратился… Война-то здорово по мозгам ударила! Доверять Жорке особо не стоит, кто знает, как он распорядится той информацией, что услышит: может в собственных интересах против него использовать, а может и того хуже – сдаст его легавым! Жорка ведь сидел, а у «хозяина» он мог попасть к легавым на крючок и стать их осведомителем. Так что лучше всего – есть пирог с грибами и держать язык за зубами…
– Ну, как знаешь, – не стал допытываться Жорка Долгих. – А кому товар загнать – я тебе подскажу. В поселке Северном домик один стоит. Под зеленой крышей, из новых. В нем человечек один живет, хлеб жует. Чуприным его кличут. Михаилом Никодимовичем. Скажешь, что от меня, он твой товарец и примет, а уж дальше – как сговоритесь…
К Чуприну Шматов отправился после следующего дела: подломил квартиру в Дзержинском районе в квартале от кенгутного завода. Взял всего-то восемьсот рублей денег, несколько серебряных столовых ложек и почти новое женское меховое пальто с муфтой. Прихватил бы еще что-нибудь, поскольку осмотрено было не все, но тут входная дверь открылась, и в квартиру вошел хозяин с женщиной, очевидно женой. Шматов спрятался за шкафом, сжимая нож, и затаился. И когда мужчина вошел в комнату, кинулся на него и быстро нанес несколько смертельных ударов ножом в грудь. Женщина оцепенела от ужаса и не могла даже пошевелиться. Грабитель, привычно ухватив ее за шею, нанес ей в сердце точный удар. Тем не менее она успела громко закричать. Шматову пришлось быстро ретироваться, опасаясь, что на крик сбегутся соседи, чтобы выяснить, что приключилось.
К Чуприну Шматов принес все награбленные вещи; полюбившуюся фетровую шляпу решил оставить себе. Барыга принял его настороженно и холодно, несмотря на то что Шматов сослался на Жорку Долгих, как тот ему и рекомендовал. Денег за груду золотых вещей скупщик дал значительно меньше, нежели рассчитывал бывший батальонный разведчик. «Наверное, это потому, что я пришел в первый раз», – подумал тогда Шматов и не стал спорить с барыгой. Девятого мая после дела в бараке на Сталинградской улице был второй приход Шматова к Чуприну. И опять он получил меньше, нежели рассчитывал. Следовало либо смириться, либо искать нового барыгу.
И вот на тебе – дождался. Слежка! Юрий Шматов никогда не ходил на дело в районе, где жил, считал это весьма опасным (даже волк не режет овец вблизи своего логова). Напротив, предпочитал промышлять подальше от своего района. Все это время он был предельно осторожен и собран, как если бы находился за линией фронта, а в шаге от него кружил неприятель. Где он мог проколоться и так наследить, что за ним установили слежку? Может, его кто-то видел, когда он пулей вылетел из той квартиры в Дзержинском районе, где успела закричать женщина? Или все же на него что-то имеется по поводу убитой девочки в том бараке на Сталинградской?
Не следовало залезать в этот чертов барак! Особенно не разживешься, народ в нем проживает небогатый, прельстился тем, что он пустовал. А теперь приходится расхлебывать за свою жадность!
Наверное, против него все-таки ничего нет, лишь какие-то смутные подозрения, иначе его не выпустили бы из отделения милиции. Парился бы сейчас на нарах! Следует свалить из дома как можно быстрее, пока не повязали!
На следующее утро, когда из-за горизонта поднялось солнце, Шматов выглянул в окно – на улице никого не было. Собрав свой нехитрый скарб, деньги, что еще оставались, он вышел из дома. Несколько раз проверился – слежки за ним не было. Надо бы Долгих навестить. Парень он тертый, подскажет что-нибудь.
Долгих еще спал, когда Шматов постучался к нему в дверь.
– Дело, что ли, какое? – спросил Жорка.
– Посоветоваться с тобой хотел.
– Проходи, – открыв дверь, он дал пройти вовнутрь однокашнику. – Что у тебя там стряслось? Рассказывай.
– Помнится, ты где-то с год назад спрашивал у меня, – начал Шматов, проходя в дом, – откуда у меня взялись цацки? – Жорка нахмурил лоб. – Я тогда просил тебя помочь мне их продать, после чего ты дал мне наводку на этого сквалыгу Чуприна.
– Помню, было дело.
– Так вот: я сказал тогда, что, мол, от бабки достались…
– Все так, – остро посмотрел на Шматова Долгих, чувствуя, что это только затравка разговора.
– Так вот, я тогда соврал. Это ограбление было…
– Ну, я так и подумал, – криво ухмыльнулся Жорка. – А ограбление – на золотую?
– Чего? – не понял Шматов.
– Ограбление было – с убийством? – расшифровал «блатную музыку» Жорка Долгих. И добавил тоном школьного учителя: – Коли ступил на нашу дорожку – феню[31] надо знать. Сечешь?
Юрий кивнул и продолжил:
– А вчера я заприметил за собой хвоста…
– Засветился-то где? – опасливо покосился в окно Жорка.
– Ежели бы засветился, так сейчас я уже в каталажке бы на нарах сидел. Не боись, – поняв тревогу Долгих, произнес Шматов. – Сегодня за мной никто не шел.
– А с какого тогда рожна хвост за тобой приставили? – задал вполне резонный вопрос Долгих.
– Я вчера в отделении был, – после недолгой паузы признался Шматов. – Разговор вел с тамошним начальником.
– И что?
– А ничего! – хмыкнул бывший батальонный разведчик. – Просто в ментовке не очень-то мне поверили, получается. Так что я решил из дома своего покуда свалить. Не подскажешь, где можно перекантоваться какое-то время?
– И какое время? – посмотрел на Шматова Долгих.
– Ну, не знаю… Пока все не утихнет.
– А если не утихнет?
– Так ты поможешь или нет? – уже раздражаясь, спросил Шматов.
– Помогу, – не сразу ответил Жорка Долгих. – И вот что, – он снова выдержал некоторую паузу, – надо было тебе, Шмат, раньше мне сказать, что ты в однеху клеишь…[32] Вместе бы стали работать… Вдвоем оно, знаешь, дела делать сподручнее…
– Так
