Валерио Манфреди - Башня одиночества

Филипп собрал хворост и развел костер, чтобы немного согреться и осветить этот одинокий край. Поджарив на огне черствый хлеб, лежавший в его сумке, он положил сверху козий сыр. Среди тоскливой пустыни эта скудная трапеза придала ему сил и снова вдохнула мужество, необходимое, чтобы продолжить путь. Молодой человек подбросил немного веток и лег возле костра под защитой стены. Он не беспокоился, невидимый со стороны пустыни, однако некто на том берегу реки заметил одинокий костер и дождался рассвета, чтобы рассмотреть спавшего рядом человека. В тот же день Сельзнику сообщили, что молодой иностранец прячется среди развалин Дура-Европос.

Падре Хоган пересек в темноте ватиканские сады, прислушиваясь к звуку своих шагов по гравию и поглядывая вверх, на свет, горевший в окне обсерватории, — широко распахнутое око, смотрящее в бесконечность. Там, наверху, старый священник ждал его, чтобы рассказать последнюю часть проклятой истории, заключительный акт трагедии о дерзком и наглом вызове, брошенном людьми Богу. Он поднялся по лестнице и по мере приближения к верхнему этажу все отчетливее слышал настойчивый, словно зимний дождь, сигнал, доносящийся из бездны космоса.

Падре Бонн сидел за своим рабочим столом. Как всегда, спиной к вошедшему.

— Я знаю, что будет, — сказал он. — Знаю, что означает этот сигнал.

Хоган молча сел.

— Цивилизации Дельфуда удалось внедрить свой разум в глубины космоса, прежде чем катастрофа уничтожила высочайший уровень их знаний.

— Что значит «свой разум»?

— Не знаю. Я лишь цитирую перевод падре Антонелли. Возможно… речь идет о машине.

— Способной мыслить?

— А что еще это может быть?

Падре Хоган покачал головой:

— Не существует на свете машины, способной вырабатывать мысли.

— Но ведь мы действительно получаем разумный сигнал. Этот предмет забросили в космическую бездну с вполне определенной целью. Это миссия, которая… — Старик осекся, словно не мог выразить словами свои догадки.

— Продолжайте, падре Бони, — попросил Хоган.

— Они пытались исследовать сознание Бога в момент творения… — Старик замолчал и опустил глаза, словно стыдился только что произнесенных слов.

— Вы не можете верить в подобные вещи.

— Нет? Тогда идите сюда, Хоган. Я хочу кое-что показать вам. Посмотрите сюда… Сигналы, что мы получаем, сообщают нам небесные координаты всех двадцати звезд созвездия Скорпиона и еще одной… далекой и черной звезды невероятной силы, в миллионы раз превосходящей по мощности наше солнце… Она изображена на Камне Созвездий, описывается в «Таблицах Амона» и называется «Сердце Скорпиона». Ее положение соответствует астральным координатам, сообщаемым нашим радиопередатчиком. Я думаю, что… речь идет о черном теле.[20] Цивилизация Дельфуда использовало его чудовищную силу притяжения как усилитель, что-то вроде гигантской катапульты, забросившей их устройство на немыслимой скорости в самые глубины Вселенной.

Прошли десятки тысяч лет, и теперь… теперь эта штука возвращается. Хоган, через тридцать пять дней, семнадцать часов и семь минут на Землю падет все то, что витало в неведомых безднах космоса. У нас в распоряжении остается мало времени. Вы должны ехать как можно скорее.

Падре Хоган покачал головой:

— Маркони сказал, что источник радиосигнала совпадает с точкой, находящейся на геостационарной орбите в пятистах тысячах километрах от Земли.

— Это всего лишь повторитель, устройство, которое должно доставить сигнал к цели.

— А где находится цель?

Падре Бони развернул огромную карту Сахары и указал на ней точку в юго-восточном квадрате:

— Здесь. В месте, днем раскаленном, словно печь, а ночью леденеющем от холода, где дуют ураганные ветры и свирепствуют песчаные бури, этот ад называется «Башня Одиночества».

9

Десмонд Гаррет ехал под палящим солнцем пустыни. За долгие годы черты его лица заострились от ветра и песка, кожа загрубела. Долгая привычка к верховой езде придала ему особую стать, гармонию в движениях, будто тело его являлось продолжением тела лошади. Он одевался, как бедуины Сирта, прикрывая куфией голову и рот, но при этом носил сапоги из блестящей коричневой кожи поверх турецких панталон. На седле его крепилось американское ружье, с пояса свисала кривая турецкая сабля с дамасской рукоятью.

Время от времени он останавливался, чтобы свериться с компасом и сделать пометы на карте. Вечернее солнце садилось за горизонт, и он пришпорил арабского скакуна, чтобы добраться до оазиса в тот час, когда небо над колоннадами Пальмиры окрасится в фиолетовый цвет.

Жемчужина пустыни предстала перед ним внезапно, словно видение, когда он преодолел небольшой холм. Темная зелень оазиса Тадмор блестела на фоне окружавшего ее холмистого пейзажа, тысячи пальм раскачивали кронами под дуновением вечернего ветерка, словно пшеница в поле. Поверхность большого блестящего пруда полыхала отблесками закатного огня, и медленно садящееся солнце, подобно божеству, стояло над порталом из известняка, зажигая одну за другой, словно гигантские факелы, колонны величественного римского портика.

Но в чудесное мгновение, когда солнце опустилось за горизонт и руины Пальмиры погрузились во мрак, небо озарилось внезапным светом — фиолетовое сияние окрасило холмы и пустыню за городом волшебным заревом, словно под действием магической силы.

Десмонд Гаррет спешился и замер, наблюдая за этим чудом. Впервые он видел его двадцать лет назад, и с тех пор по ночам в пустыне ему снилось фиолетовое небо Пальмиры — обитель духа, образ райского наслаждения.

Пурпурный свет перешел в розовую дымку, последний трепещущий отблеск заката, и начал меркнуть, растворяясь в густой вечерней сини.

Десмонд Гаррет взял лошадь под уздцы и медленно побрел к берегу пруда. Невдалеке, возле рощицы высоких пальм, он увидел огромный шатер, который охраняли два воина. Он привязал коня к одному из опорных столбов и подождал, пока его заметят. Стражи смотрели в другую сторону, но его обнаружил раб, и вскоре из шатра выглянул сам шейх Абу-эль-Абд.

Он пошел навстречу Гаррету, обнял его и отвел в шатер, где усадил на бархатные подушки из Феса и налил горячего чая в стеклянные стаканчики в серебряных подставках.

— Енос сообщил мне, что ты приедешь, и сердце мое наполнилось радостью. Я счастлив вновь, как много лет назад, оказать тебе гостеприимство.

— Я тоже счастлив видеть тебя, Абу-эль-Абд. Сколько лет прошло…

— Почему Енос не приехал? Тадмор не так далеко от Алеппо.

— Не знаю. Вести, что мы отправляем друг другу, долго идут через пустыню. Енос уже очень стар, возможно, причина в этом. Именно здесь, в Тадморе, вы познакомились с ним много лет назад.

— Верно, это случилось у моего шатра.

— И что же ему в тот день понадобилось от Абу-эль-Абда?

— Он попросил меня свести его с Фатех из Калат-эль-Ама… Это очень трудно… Лишь немногие в своей жизни могут говорить с ней.

— И Фатех согласилась принять его?

— Да.

— А что она ему сказала?

— Не знаю. Но когда Енос вернулся, в его глазах была тень… смерти.

— Я тоже хочу видеть Фатех.

Шейх пристально посмотрел в глаза Десмонда Гаррета:

— Это очень трудно, почти невозможно. А если она согласится принять тебя, ты знаешь, что это будет означать, саиб Десмонд, не так ли? Фатех может заставить тебя заглянуть в лицо собственной смерти.

— Я охочусь за тайной, более великой, чем сама смерть. Я… я ищу Человека с семью могилами.

Шейх побледнел, его высохшее лицо стало каменным. Он неподвижно глядел в глаза своему собеседнику, словно хотел испытать его силу, которую не могли выразить ни слова, ни внешность. Потом произнес спокойно:

— У меня такое чувство, словно Аллах отнял у нас нашего друга Еноса бен-Гада.

— Почему ты так говоришь? — спросил Десмонд Гаррет. — Быть может, ты получил известие, которое не пожелал мне открыть?

— Нет. Я не получал никаких известий. Я это чувствую. И чувствую также, что произошло это из-за твоих поисков. Ты не говорил мне, что ищешь.

Десмонд Гаррет опустил голову и ничего не ответил, но видно было, что и душой его, и мыслями овладело это скорбное известие.

— Возможно, ты и прав, — произнес он. И больше ничего не сумел добавить, внезапно почувствовав себя пугающе одиноким в своей неравной битве до последней капли крови.

Они вышли из шатра и посмотрели в сторону Калат-эль-Ама. Суровая крепость с разрушенными стенами высилась над равниной в последних лучах уходящего дня.

— Ты не рассказал мне о причинах своего приезда… Я не мог себе даже представить… Но если все обстоит так, как ты говоришь, если ты действительно охотишься за Человеком с семью могилами, то поднимись к ней, — сказал шейх. — Она наверняка уже знает, что ты здесь. И конечно, в это мгновение читает твои мысли.