И Паркер - Адская ширма

Акитада без труда представил себе эту картину. Брат Нагаоки Кодзиро, когда его грубо растолкали, а потом связали, спросонок и спьяну, конечно, сильно перепугался. Понимаюше кивнув, он сказал:

— Да, теперь я бы как раз хотел осмотреть ту комнату. Через веранду они прошли в другое крыло.

— Вот здесь у нас размещаются женщины, — сказал Эйкэн. — А комнаты в крыле напротив занимали актеры. Лучше селить их порознь — тогда помыслы перед молитвой будут чище.

Акитада что-то буркнул себе под нос, явно не согласный с такой точкой зрения. Эйкэн словно бы не заметил этого и открыл дверь в комнату, ничем не отличающуюся от предыдущей. Акитада вошел и огляделся. Дощатый пол был, конечно, давным-давно отскоблен, да и крови там в любом случае не должно было быть много. Не обнаружив ничего особенного, он принялся осматривать дверь. Та имела изнутри задвижку, поднять которую снаружи можно было только специальным ключом, вставленным в крошечную скважину.

— У кого имеются ключи от этой задвижки? — поинтересовался Акитада.

— Таких ключей только два. Они хранятся у дежурного. Пользоваться ими могут только уборщики спальных помещений. Они получают ключи у дежурного утром перед работой и возвращают их ему же после уборки. Пустующие комнаты у нас обычно не запираются.

— Понятно. А как вы думаете, мог бы я перемолвиться парой слов с этим Анчо?

— Нет ничего проще. Он сейчас во дворе.

Они вышли на веранду и посмотрели вниз, где юный монашек разравнивал граблями гравий в дальнем конце двора.

Сложив руки у рта, Эйкэн громко позвал:

— Анчо!

Паренек отбросил в сторону бамбуковые грабли и послушно подбежал.

— Вот, Анчо, это тот самый важный господин, о котором я тебе говорил, — сказал ему Эйкэн. — Он приехал расследовать убийство и хочет кое о чем тебя спросить.

Щеки парнишки, розовые то ли от холода, то ли от работы на свежем воздухе, сразу же заметно побледнели, и он метнул испуганный взгляд в сторону открытой двери.

— Не знаю я ничего, — сказал он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Мастер Гэнно запрещает нам думать о таких вещах. Это трудно, но я стараюсь не ослушаться.

— Об этом не беспокойся, — сказал Эйкэн. — Тут ситуация особая. Ты же знаешь, что его преподобие велел нам оказывать посильную помощь властям.

Видя волнение паренька, Акитада поспешил его успокоить:

— Я постараюсь как можно короче. Я же понимаю, как тебе это неприятно.

Анчо закивал с облегчением. У него был смышленый вид, несмотря на юный возраст — лет восемнадцать, не больше, как предположил Акитада.

— Тогда, Анчо, скажи: эта дверь точно была заперта на задвижку, когда ты пришел убираться?

— Да. Когда на мой стук никто не откликнулся, я толкнул дверь. Обычно гости их не запирают, когда уезжают. Я снова постучал и, когда опять никто не ответил, достал свой ключ и отпер задвижку.

— А можно мне взглянуть на ключ?

Анчо переглянулся с Эйкэном и, когда тот уверенно кивнул, протянул Акитаде тоненькое металлическое приспособление, которое он носил привязанным на веревке к поясу.

Отмычка была специальным образом заточена, и Акитада сразу обратил внимание, что она предназначалась только для этого типа задвижек. Он вставил ее в скважину и услышал легкий щелчок, когда задвижка поддалась. Слегка повернув, он вынул ключ из отверстия. Придя к выводу, что открыть дверь без такой отмычки мог только очень опытный вор, заранее готовившийся к преступлению, Акитада вернул приспособление молодому монаху.

— А теперь я должен задать тебе, возможно, очень неприятный вопрос, — сказал он. — Ты уж прости меня и постарайся на него ответить. Прежде всего скажи, что именно ты увидел, когда дверь открылась?

Монашек закрыл глаза. Он снова немного побледнел, но отвечал без запинки и с готовностью:

— Я увидел женщину на полу. Она лежала ногами к двери. Я сразу узнал ее по платью. Очень красивое у нее было кимоно, расшитое хризантемами и золотистыми травами. Я было подумал, что она спит, но тут же сообразил: почему не на постели? Она лежала на голом полу, да в такой странной позе… Тогда я решил, что она, должно быть, почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Я подошел, чтобы помочь ей. — Он передернулся всем телом и проглотил тяжелый ком в горле. — Лицо ее было в крови… да и лица-то, считай, не было… сплошное месиво. Тут я понял, что она мертва, и побежал прочь. — Он открыл глаза и затравленно посмотрел на Акитаду.

— Молодец. Ты очень хорошо рассказываешь, — подбодрил его Акитада. — Но ты успел понять, что в комнате есть кто-то еще?

Анчо покачал головой.

— В комнате было темновато, свет попадал туда только из открытой двери. В общем, я увидел только женщину, а догадаться, что там может быть и мужчина, мне и в голову не пришло. — Он залился болезненным румянцем и отвел глаза в сторону.

— Вот ты говоришь, что узнал ее по платью. Значит, ты видел ее накануне вечером?

— Да, господин, видел. Ведь я приносил ей постель и еду с питьем.

— Так это ты обслуживал ее?! Что ж ты мне не сказал? — воскликнул Эйкэн.

Ответ был простой:

— А вы меня не спрашивали.

Поначалу Эйкэн выглядел раздосадованным, потом просиял:

— Нет, ну надо же! Только вы, господин, с вашим умом и проницательностью могли обнаружить такой значительный факт из каких-то небрежно произнесенных слов! Да-а, похоже, мне еще многому учиться и учиться в жизни.

Акитада усмехнулся:

— А нужны ли вам эти знания при таком-то образе жизни?

— Конечно, господин. Вы даже представить не можете, что иной раз вытворяет наша молодежь! Не убийства, понятное дело, но все-таки… Да и гости разные бывают, всякая низменная публика вроде тех актеров… Хотя наш настоятель собирается запретить пускать сюда бродячих комедиантов и женщин. Сказано ведь: «Вырождение Закона начинается с женщин».

— Да, я, признаться, тоже был удивлен, когда обнаружил, что в ваш монастырь пускают женщин. В ту ночь я даже застал одну из женщин в компании нескольких актеров-мужчин, и не где-нибудь, а в бане.

Эйкэн был потрясен до глубины души.

— Неужели? А вы уверены, господин? В этой части монастыря мужчинам и женщинам не дозволено находиться вместе. Куда же смотрел банщик?

— Он пытался увещевать их, да только все без толку. Я так понял, что ради праздника ваши строгие правила разрешено было немного ослабить.

— Ничего подобного, господин! Актерам надлежало не покидать своих комнат. — Он покачал головой. — Теперь понятно, почему настоятель так расстроен.

Акитада снова повернулся к Анчо:

— Расскажи-ка мне про вечер накануне, когда ты видел обоих живыми.

— Меня послали обслужить новых постояльцев — даму и господина. Сначала я зашел на кухню. Она была уже закрыта, но я все же положил в корзинку холодных рисовых лепешек и два кувшина воды. Корзинку я отнес на веранду и поставил перед комнатой дамы, потом сходил в кладовку за постелью и постучался. Дама открыла мне. Я старался не смотреть на нее, но красивое платье как-то само бросалось в глаза. Сначала я принес постель и разостлал ее возле окна. — Он покраснел. — Вообще-то нам не полагается ее стелить. Закончив с постелью, я принес еду и воду. Просто поставил их в комнате у порога и отправился делать то же самое у господина.

— Понятно. И ты не разговаривал ни с тем, ни с другим?

— Нет, не разговаривал. Нам не положено. Тот господин поблагодарил меня, и только-то.

— А какую-нибудь поклажу у него ты не заметил?

— Заметил, господин. У него была переметная сума и меч, а у дамы только сума, и все.

— А как они себя вели? Какой у них был вид — веселый, беспокойный, унылый или раздраженный?

— Трудно сказать. Тот господин улыбнулся мне и кивнул. Мне показалось, он выглядел усталым. А дама все расхаживала туда-сюда по комнате. Может быть, она нервничала? Не знаю. Но не улыбалась и даже не смотрела в мою сторону. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать.

Где-то снова начал звонить колокол, рассекая прозрачную тишину. Анчо оглянулся и забеспокоился.

— Это нас созывают на обед, — пояснил Эйкэн.

— Еще только минуточку, — попросил Акитада. — Скажи, а не довелось ли тебе в тот вечер обслуживать еще одного постояльца, который мог приехать позже? Лет эдак за пятьдесят, седовласый и худой.

— Нет, господин. Больше никаких гостей в тот вечер не прибывало. И я вообще не припомню никого, кто бы подходил под ваше описание.

Итак, Нагаока, судя по всему, не следовал по пятам за женой и братом.

— Тогда скажи мне еще вот что. Не интересовался ли кто-нибудь из других гостей дамой, которую нашли мертвой?

Анчо покачал головой:

— Насколько мне известно, нет, господин.

— Тогда все. Спасибо тебе. Ты молодец, что заставил себя снова вспомнить такие неприятные вещи.