Йен Пирс - Перст указующий
Я кивнул, Лоуэр не стал утруждаться.
– Отлично, – сказал Шталь. – Так вот в течение последних дней я провел свои опыты над десятком и более субстанций и сделал выводы. Я готов только показать результаты – на повторение с вами всего процесса моих изысканий у меня нет времени. Эти склянки содержат пять различных субстанций, и мы по очереди добавим нашего порошка в каждую, а затем начнем процесс сравнения. Первая содержит немного духа соли аммония. – Говоря это, он высыпал в склянку щепотку порошка. – Вторая содержит щелочь винного камня, затем дух медного купороса, дух соли, а последняя – сироп из фиалок. И еще у меня тут есть кусок раскаленного железа. Надеюсь, вам понятна логика этого, доктор Лоуэр?
Лоуэр кивнул.
– В таком случае не дадите ли вы объяснения нашему другу?
Лоуэр вздохнул.
– Но ведь это не лекция.
– Я предпочитаю, чтобы люди понимали метод опытов. Слишком многие врачи в этом полные профаны. Прописывают микстуры, не имея ни малейших причин думать, что те окажут какое-либо действие.
Лоуэр испустил стон, но сдался и заговорил:
– Делает он вот что: подвергает порошок воздействию всех видов материи. Как вам известно, основные принципы естественных предметов суть соль и земля, каковые пассивны, и вода, дух и масло, каковые активны. Следовательно, сочетания ингредиентов, которые он избрал, включают их все и должны создать всеобъемлющую картину для всех разновидностей материи. Кроме того, он проверяет их на жар, что с его стороны весьма нелогично, так как он не верит, что огонь – стихийный элемент.
Шталь ухмыльнулся.
– Да, не верю. Идею, будто вся материя содержит частицу огня, которую можно высвободить нагреванием, я нахожу маловероятной. Однако довольно болтовни. Если наш друг вбил это в свою прелестную головку, мы можем приступить.
Он прищурился на нас, проверяя, следим ли мы за ним с достаточным вниманием, потом потер ладони, взял первую чашу и подставил ее свету, чтобы нам было виднее.
– Самой первой – соль аммония. Видите, она дала частицы белесого осадка без какого-либо другого видимого движения. Хм-м…
Он вручил чашу нам, чтобы мы могли рассмотреть поближе, и мы согласились, что другая субстанция, которую он нам показывал, дала тот же результат.
– Теперь щелок винного камня. Белое облако в средней части жидкости, повисшее на равном расстоянии от поверхности и дна.
Опять другая субстанция повела себя точно так же.
– Медный купорос. Выпадение производит твердые кристаллы, образующиеся на стеклянной стенке.
И снова тот же результат.
– Соль. – Он помолчал и внимательно всмотрелся в чашу. – Легкий кремовый осадок, такой незначительный, что его можно проглядеть.
– Фиалки. Какая прелесть. Бледно-зеленая тинктура. Чарующая. Собственно говоря, их две, так как выбранная мною субстанция дала тот же результат. Надеюсь, вы начинаете убеждаться.
Он самодовольно крякнул, затем взял по щепотке каждого порошка и по отдельности высыпал на раскаленное докрасна железо Мы смотрели, как они шипят, порождая клубы густого белого дыма. Шталь понюхал их, потом снова крякнул.
– Огня не дал ни тот, ни другой. Легкий запах – как по-вашему? – чеснока.
Он вылил немного воды на железо, остужая его, а потом небрежно выбросил в окно, чтобы оно лежало на земле и не могло нас отравить.
– Вот так. И мы можем больше не тратить на это времени. Мы провели шесть отдельных проверок, и в каждом случае вещество, которое вы принесли в коньячной бутылке, вело себя точно так же, как вот эта субстанция. Как эксперименталист в сфере химии, почтенные господа, я предлагаю вам свое мнение: весьма и весьма маловероятно, что вещество в бутылке может быть чем-то иным.
– Да-да-да, – сказал Лоуэр, чье терпение наконец лопнуло. – Но что такое эта другая ваша субстанция?
– А! – сказал Шталь. – Решающий вопрос. Приношу извинения за мой маленький спектакль. Она зовется белым мышьяком. Прежде особо глупые и тщеславные женщины пудрили им лица, и в больших дозах он смертоносен. Я могу доказать и это, так как провел еще одно испытание.
– Кстати, все это я записывал, – продолжал он, развертывая два бумажных свертка.
– Два кота, – пояснил он, поднимая их за хвосты. – Один белый, другой черный. Когда я изловил их вчера вечером, оба были совершенно здоровы. Одному я скормил два грана порошка из бутылки, а другому такое же количество мышьяка, растворив и тот, и другой в небольшом количестве молока, и, как видите, оба кота сдохли.
– Лучше возьмите их с собой, – добавил Шталь. – Вы ведь как будто покопались во внутренностях доктора Грова, а посему вам, вероятно, захочется заглянуть и в их животы. Как знать, как знать?
Мы рассыпались в благодарностях за его доброту, и Лоуэр, сжимая в обеих руках по хвосту, направил свои стопы в лабораторию анатомировать котов.
– И каково ваше мнение? – осведомился он, пока мы неторопливо шли по Главной улице к Крайст-Черчу. – Установив, что субстанция в бутылке действительно была мышьяком – или, более точно, что она последовательно вела себя как мышьяк и ни разу не вела себя не так, как мышьяк, было логично предположить, что она подобна мышьяку, – и, сверх того, кот, проглотивший эту субстанцию, сдох так, как подыхает кот, проглотивший мышьяк. И мы оказываемся всего на шаг от пугающего вывода.
– Поразительно, – сказал я. – Изобретательно. Метод и его применение не оставляют желать ничего лучшего. Но окончательный вывод я должен отложить, пока мы не увидим внутренности этих котов. Силлогизм, который вы, очевидно, держите в уме, еще не завершен.
– Мышьяк в бутылке, и Гров – покойник. Но мышьяк ли убил Грова? Вы совершенно правы. Однако вы, как и я, подозреваете, на какой вывод укажут внутренности этих котов.
Я кивнул.
– У нас есть все основания предположить, что Гров был убит. Но не хватает одного самого необходимого.
– Чего же? – спросил я, когда мы, пройдя через вход – незавершенный и недостойный колледжа, – зашагали через такой же внутренний двор.
– У нас нет причины, а она важнее всего. Если хотите, это те же «почему» и «как», про которые говорил Шталь. Нет смысла доискиваться, как это было сделано, если мы не знаем почему. Факт преступления и мотив для его совершения – вот что необходимо, все прочее – несущественные подробности. Causa prodest scelus, is fecit. Тот, кому злодеяние принесло выгоду, тот его и совершил.
– Овидий?
– Сенека.
– Мне кажется, – сказал я нетерпеливо, – что вы пытаетесь мне что-то сказать.
– Так и есть. Как Шталь способен установить, каким образом смешиваются химикалии, но понятия не имеет почему, так дело обстоит и с нами. Мы теперь знаем, как умер Гров, но мы не знаем почему. Ну кто бы взвалил на себя столько хлопот, чтобы его убить?
– Causa latet, vis est notissema, – отпарировал я цитатой же и на этот раз имел удовольствие поставить его в тупик.
– «Причина скрыта»… Светоний?
– «Но следствие ясно». Все-таки Овидий. Вам бы следовало это знать. По крайней мере мы установили факт – если коты покажут то, что мы подозреваем. Остальное не наше дело.
Он кивнул.
– Если вспомнить ход ваших рассуждений касательно вашей любимой крови, я нахожу это странным. Вы как будто вывернулись наизнанку. В одном случае у вас была гипотеза, и вы не видели нужды в предварительных данных. В этом случае у вас есть данные, и вы не видите необходимости в гипотезе.
– С такой же легкостью я мог бы сказать то же самое о вас. И я вовсе не отбрасываю необходимость объяснения. Я просто говорю, что формулировать его не наша обязанность.
– Это правда, – согласился он. – Возможно, мое недовольство всего лишь тщеславие. Но я чувствую, что наша философия изменит очень мало, если она не сможет давать ответы на важные вопросы. И на «почему?» и на «как?». Если наука ограничит себя одним лишь «как», то, полагаю, к ней никогда не будут относиться серьезно. Вы хотите посмотреть котов?
Я покачал головой.
– Мне очень бы хотелось. Но я должен навестить мою пациентку.
– Хорошо. Может быть, освободившись, вы присоединитесь ко мне у Бойля? А сегодня вечером я предвкушаю прекрасное развлечение. Нам не следует заниматься опытами до изнеможения. Необходимы и удовольствия, так мне кажется. Кстати, я хотел кое-что у вас спросить.
– Так что же?
– Время от времени я объезжаю окрестности: помните, Бойль упомянул об этом при вашей первой встрече? В городе я практиковать не могу, и мне приходится выезжать за его пределы, чтобы подзаработать, а сейчас я особенно не при деньгах. Истинно христианское милосердие, причем весьма доходное. Прекраснейшее сочетание! Я снимаю комнату в базарный день, вывешиваю вывеску и жду, пока пенни не посыплются градом. Выехать я думаю завтра. По дороге на Эйлсбери как раз предстоит повешение, и я намерен поторговаться за труп. Не хотите ли поехать со мной? Работы будет предостаточно для нас обоих. Вы можете нанять лошадь на неделю, осмотреть окрестности. Рвать зубы вы умеете?
