Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти
Акитада подошел к дереву. Залезть на него не составляло труда. Поддавшись внезапному порыву, он снял кимоно и закатал до колен широкие штанины. Подтянувшись на нижней ветке, он начал взбираться на дерево. Но змей застрял на самой верхушке — ее тонкие ветки вряд ли выдержат вес взрослого человека. Акитада замешкался, размышляя, как выйти из положения. Кто-то снизу дернул его за штаны.
Под деревом стоял один из мальчишек.
— Извините, господин. Давайте лучше я. Ведь это мой змей застрял там. — Акитада посторонился, наблюдая за проворным, как мартышка, юнцом. Тот легко добрался до змея, освободил его и сбросил вниз, под ноги ожидавшим приятелям. — Извините, господин, — повторил мальчик, спускаясь мимо него с дерева.
Акитада чувствовал, что попал в дурацкое положение. Интересно, поняли эти мальчишки, что он хотел достать змея? Что подумали они, увидев, как преподаватель взбирается на дерево? Акитада спустился вниз и оделся. Да, видимо, лазать по деревьям за воздушными змеями ему уже не пристало — вышел он из этого возраста.
Возле одного из общежитий на ступеньках сидел старший студент, латавший свои потрепанные гэта[7].
— Не подскажете, где мне найти Исикаву? — обратился к нему Акитада.
Юноша вежливо поднялся и поклонился.
— Его нет здесь сегодня, господин. Он ушел еще до рассвета. Я видел, как он нес узелок, и подумал, что он, должно быть, отправился в короткое путешествие.
Еще одна заминка! Исикава, видимо, вернется не скоро. Акитада направился к мальчишкам. В стороне он вдруг заметил щуплую фигурку юного Минамото — тот сидел на веранде общежития, как будто погруженный в чтение книги, однако бросал украдкой любопытные взгляды на других ребят. Акитаду удивило, почему Минамото не играет вместе с остальными, но он тут же вспомнил, что и высокое положение, и недавняя горькая утрата, видимо, не позволяют ему присоединиться к сверстникам, хотя их забавы естественны для его возраста. Находясь среди других детей, юный князь оставался одиноким. Щемящее чувство жалости пронзило Акитаду.
Не в силах помочь несчастному ребенку, он лишь сокрушенно покачал головой и пошел прочь. На этот раз путь его лежал к факультету искусств. Должно быть, Сато на месте — ведь он отчетливо слышал звуки лютни. Сегодня мелодия была гораздо живее и веселее, чем в прошлый раз. Пока Акитада шел на звук, заиграла вторая лютня. Кто это? Еще одна ученица? Нет. Судя по слаженности игры, тут явно встретились два равных мастера.
Акитада тихо поднялся на веранду и сел под дверью кабинета Сато, чтобы послушать музыку. Он снова поймал себя на мысли, что тоже хотел бы научиться так играть. Его завораживали чарующие звуки. Все, что тревожило Акитаду, утратило значение, отошло на второй план. В юном возрасте он недолго учился игре на флейте, позже брал уроки в студенческие годы, но потом более серьезные дела стали отнимать у него все время, и Акитада забросил музыку.
Вскоре игра прекратилась, и он услышал приглушенный разговор. Почувствовав себя неловко, Акитада встал, громко кашлянул и зашел поздороваться с учителем.
У Сато снова была женщина — на этот раз старше и гораздо изящнее, чем убитая девушка. Акитаду они не заметили, а у него сегодня даже не возникло сомнения, что учитель и ученица — любовники. Они сидели, скрестив ноги, держа на коленях лютни и склонив друг к другу головы. Об их близости свидетельствовали и нежные взгляды, которыми они обменивались, а один раз женщина ласково провела ладонью по щеке Сато.
Смутившись, Акитада попятился к выходу, но его уже заметили. Только что ворковавшие голубки отпрянули друг от друга, изумленно уставившись на него. Поклонившись, Акитада извинился за неожиданное вторжение. Женщина покраснела и поспешила принять более скромную позу. Красивая и зрелая, она была удивительно пикантна. Акитада растерянно объяснил, что не устоял перед музыкой.
— Сегодня праздник, — сердито заметил Сато. — Неужели у вас нет личной жизни?
Женщина встала и молча выскользнула из комнаты, унося с собой инструмент.
— Прошу прощения, — снова сказал Акитада, провожая ее взглядом. — И вы, пожалуйста, не бойтесь: я не доложу о ваших частных уроках. Не сомневайтесь, я никому не выдам вашего секрета. Просто эта дама так хорошо играла, что вряд ли она ваша ученица. — Он покраснел, пытаясь понять, как Сато отнесется к этим словам.
Сато смотрел на него безучастным взглядом.
— Это моя знакомая. Коллега. Заглянула ненадолго поболтать, — объяснил он и, видя, что Акитада собирается уходить, добавил более дружелюбно: — Не хотите ли немного саке?
Удивленный, Акитада охотно согласился. Сато был для него загадкой, тайной за семью печатями. Отхлебнув из своей чарки, Акитада сказал:
— Полагаю, полицейский начальник уже расспрашивал вас о девушке, убитой в парке? Вы сообщили ему ее имя?
— Да. Ее звали Омаки. Мне пришлось пойти туда на опознание тела. Бедная девчушка! — Сато основательно приложился к своей чарке. — Надо полагать, это вам я обязан за столь пристальный интерес полиции к моей персоне?
Акитада смело встретил его взгляд.
— Без этого нельзя было обойтись. Когда мы с моим слугой нашли тело девушки, я вспомнил, что видел ее у вас.
Сато опустил взгляд.
— Понимаю. Что поделать? Она была глупая девчонка, но умереть в таком юном возрасте!.. Этого она не заслужила! — Он скорчил кислую мину. — Впрочем, ее общество отчасти компрометировало меня. Я ведь познакомился с ней в веселом квартале.
— Она была проституткой?
— Не все женщины из веселого квартала проститутки, — сердито возразил Сато, но, быстро успокоившись, со вздохом добавил: — Бедная Омаки. Училась музыке, хотела стать гейшей, но так уж сложилось, что стала почти проституткой. Не успела, а то бы стала. Что поделаешь! Такова была ее карма. Отец девушки, Хисия, бедный ремесленник, зонтичных дел мастер. Они живут в шестом квартале. Мать умерла, и он женился на другой. Обычная история — мачеха не ужилась со взрослой падчерицей. Девочка грозилась уйти в дом терпимости, чтобы не прислуживать дома новой жене отца. А тот, человек порядочный, конечно, не вынес бы такого, вот и пришел как-то ко мне. Сказал, что его дочка умеет играть на лютне, и спросил, не могу ли я дать ей работу. Я послушал ее игру. Это было слабенько, но неплохо. В общем, мы договорились, что я устрою Омаки в одно знакомое мне место, а она заплатит мне за несколько частных уроков. Обучалась она быстро. Будь на месте Омаки другая, из нее вышел бы толк. Но она!.. Все усилия оказались напрасны! Бедная глупенькая девчушка!
Сато снова наполнил свою чарку, приложился к ней и отвернулся, глядя в открытую дверь. Акитада медленно потягивал свое саке. Он не верил всем этим чувствительным признаниям и объяснениям. Сато явно стал не в меру разговорчив. И поведение, и репутация Сато, и его полные чувственные губы, и сальные, похотливые глаза — все это не вязалось с тем бесстрастным видом, который он напускал на себя. Нет, Сато — явный бабник, любитель женского тела, возможно, даже убийца, но отнюдь не гуманист-филантроп.
— А не известны ли вам какие-нибудь факты, которые помогли бы полиции найти убийцу? — спросил Акитада.
Сато покачал головой:
— Насчет фактов сомневаюсь. Мне известно, что Омаки носила под сердцем ребенка. Глупенькая девчушка! Для нее это означало конец только что начавшейся карьеры. Но это, кажется, не очень беспокоило Омаки. Когда я поинтересовался, кто отец ребенка и каковы теперь ее планы, она замкнулась и не ответила. А вообще в последнее время Омаки выглядела более веселой, чем обычно, я бы сказал, возбужденной. — Он замолчал, о чем-то задумавшись. — Я рассказал полицейскому чину одну вещь. Я видел Омаки здесь с одним из студентов. Возможно, этот юный негодяй и есть отец ребенка. Слонялся поблизости, пока она работала. Ведь эти чертовы сопляки книжку в руки не возьмут! Хотя этого типа вряд ли назовешь смелым. Понятия не имею, что она в нем нашла!
Услышав, как резко звякнула струна, Акитада посмотрел на руки Сато — они судорожно сжимали шейку лютни. Перехватив взгляд Акитады, Сато тотчас же разжал руки — сильные, крепкие и проворные руки музыканта, упражняющегося по многу часов в день. Таким рукам ничего не стоило бы затянуть шелковый пояс вокруг женской шеи и намертво сдавить ее.
— Вижу-вижу, что у вас на уме, — сердито заметил Сато. — Так вот: это было не мое отродье, и я не имею никакого отношения к смерти Омаки! Больше вы от меня ничего не узнаете. Я и так сказал достаточно и не намерен продолжать эту тему.
Покраснев, Акитада заверил Сато, что вовсе не подозревал его, и перевел разговор на другую тему — о вчерашнем вечере. Однако его рассказ о стычке Оэ с Фудзиварой, казалось, вызвал у Сато еще большее раздражение. Он сердито проговорил:
— Меня там не было, и мне вообще наплевать, что вытворяет этот ублюдок Оэ! А если он нажрался и опозорился, то так ему и надо! — Взяв лютню, Сато поднялся, давая понять, что разговор окончен.
