Николай Свечин - Охота на царя
– Рассыпься.
Сам он тут же шагнул вправо, Буффало мгновенно переместился влево. Они цепью перегородили узкий проход и замерли. Сердце у Лыкова разогналось, как машина локомотива; он понимал, что сейчас наступит развязка всей этой многомесячной истории… Еще секунда тишины, еще… Внезапно ротмистр крутанулся и выстрелил Лыкову за спину. Оглянуться Алексей не успел – началось. Прямо в лицо ему полыхнуло огнем, загремели выстрелы, вспышки почти ослепили сыщика. Кто-то, невидимый в темноте, с расстояния в пять шагов расстреливал его в упор. Одна пуля попала прямо в грудь и срикошетила от панциря, вторая пробила ключицу, третья по касательной ударила в голову и чуть не повалила Алексея. Он тоже стрелял в ответ, пытаясь брать прицел над вспышками. Словно волшебный фонарь ритмично зажигался и гас, едва успевая осветить тусклым блеском подвальные своды и черные фигуры под ними…
Внезапно все стихло. Впереди слышался удаляющийся топот – один человек убегал. Алексей навел руку с револьвером на звук, выстрелил в темноту, затем последовал щелчок – кончились патроны. Топот стих вдалеке; последняя пуля прошла мимо. Лыков стоял теперь без движения, прислушиваясь и опасаясь получить заряд от тех, кто остался. Но кругом было тихо – ни шороха, ни стона. Тяжелое предчувствие навалилось на него. Где свои? Что с ними?
– Виктор! Федор! – шепотом позвал он, но никто не отозвался.
Все еще стараясь не шуметь, Лыков на ощупь вставил в барабан «бульдога» три патрона. Затем вынул из кармана обрезок спермацетовой свечи и серные спички в серебряной коробке, которые он успел схватить со стола у Каргера. Ударил спичкой о серебро и зажег свечу. Вытянув перед собой руку с револьвером, Алексей посветил и увидел перед собой лежащее тело. Подошел, нагнулся и узнал Сашку-Цирюльника; в груди у него, напротив сердца, чернела огромная дыра.
Лыков с трудом разогнулся – ранение и контузия в голову почти лишили его сил; кровь текла по лбу, заливала левый глаз, струилась из прострелянной ключицы по груди и животу. Стараясь не глядеть на распростертые тела своих друзей, он прошел назад, осмотрел второго убитого террориста. Таубе угодил ему пулей прямо в глаз, лицо было изувечено, но по рисунку надбровных дуг и характерным крыльям носа отчетливо узнавалась «лякинская» кровь. Без сомнения, это был Гришка Отребьев. Значит, убежал Фроленко, как-то отстраненно подумал Лыков и заставил себя вернуться к двум другим телам.
Ему хотелось потерять сознание, даже умереть, лишь бы оттянуть как-нибудь страшные новости. Но нельзя… Может быть, они еще живы, врачи успеют их спасти, если он, Лыков, будет действовать быстро. Алексей посветил на Буффало и увидел на лбу у него небольшое черное пятно размером с копеечную монету. Просунул руку под затылок и ощутил еще теплую кровь. Голова Буффало была простреляна навылет.
В висках у Алексея стучало, как будто там поселилась кузня. Он, царев слуга, сам не справился с заданием, и вызвал на подмогу статского человека. Только что женившегося, ушедшего на покой после жестокой, полной опасностей жизни. И вот, этот человек убит, а он, Лыков, которому бы по службе положено умереть – живой…
Алексей повернулся к Таубе. Тот лежал в шаге от Буффало, лицом вниз, вытянув вперед руку с револьвером. В слабом свете едва различались два входных отверстия от пуль в спине барона. Одна пуля пробила верхушку левого легкого напротив сердца, вторая вошла в опасной близости от позвоночника. Оба ранения были тяжелыми, а скорее всего, смертельными. Но на войне Лыков видывал и не такие чудеса, когда некоторые счастливчики выживали и с более страшными увечьями. Надобно было как можно быстрее тащить Таубе наверх, к докторам.
Взвалив на плечи обоих друзей, Лыков, шатаясь от кровопотери, двинулся обратно к выходу. Летом он так же нес на себе двух раненых полицейских… Но то были не Виктор с Федором, и тогда оба раненых выжили. А сейчас!
Алексей машинально пытался восстановить картину боя. Они попали в засаду. Гришка Отребьев зашел им в спину, но барон своим звериным нюхом учуял его и успел выстрелить первым. Но для этого ему пришлось повернуться к двум другим нападавшим спиной. Тут же заранее подготовившиеся Сашка-Цирюльник и Фроленко начали расстреливать их в упор. Сашке невероятно повезло – первым же выстрелом он убил Буффало наповал. Если бы промахнулся или только ранил, Федор положил бы обоих за секунду. Но он умер, не успев нажать на курок… Фроленко тем временем двумя точными выстрелами свалил барона.
Тут, наконец, начал стрелять он, Алексей, и убил Сашку-Цирюльника. Фроленко, закончив с Таубе, перенес огонь на него. Первая пуля дала рикошет от панциря, и террорист произвел еще два выстрела, постоянно поднимая прицел. Пробил Алексею ключицу, а потом чуть не разнес ему череп. Похоже, этот Фроленко видел в темноте не хуже барона.
К этому времени их уже оставалось на ногах только двое. Фроленко расстрелял весь барабан и побежал в глубину подвала. Алексей не сумел достать его последним патроном, и сейчас тот где-то прячется. Вряд ли он посмеет напасть на государя в одиночку, после суматохи, когда все уже настороже. Похоже, задача выполнена – но какой ценой!
– Стой! Пароль! – раздался крик сверху.
– «Плевна». Самородов, помоги… – успел сказать Алексей, и потерял сознание.
Очнулся он, по-видимому, через несколько минут. Вокруг слышался гул приглушенных голосов, потом все сразу стихло. Алексей открыл глаза: над ним наклонился высокий представительный человек, с глазами навыкате, с пушистыми седыми бакенбардами, переходящими в усы. Император!
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Титулярный советник Лыков, Ваше Величество.
– Лежи, не вставай. Лыков... А! Я тебя помню! Это ты год назад ликвидировал опасного бандита Лякина, а нынешним летом, как куренка, придушил знаменитого Тунгуса. Мне докладывали о тебе несколько раз. Молодец, Лыков. Я доволен твоей службой. Видишь, теперь ты спас своего государя... Я не забуду этого, Лыков.
– Для меня лучшая награда – то, что вы знаете обо мне, государь. Но Таубе и Буффало...
– Да, барона жаль, я любил его. Сейчас его везут в больницу. Доктор сказал – шансов выжить практически нет, только разве случится чудо... Жаль! А кто третий?
– Мой товарищ, купец Ратманов. Он только что женился...
– Адлерберг! – властно произнес император. – Запиши. Оказать вдове помощь.
Министр двора вытащил блокнот с золотым обрезом.
– Ну, Лыков, выздоравливай, – государь похлопал его осторожно по здоровому плечу и отошел.
– Баше Величество!
Великан вернулся, милостиво посмотрел на Алексея:
– Что еще, Лыков?
– Капитан роты оливопольцев… не знаю его фамилии. Очень решительно ликвидировал запасную команду террористов, укрывшихся в соборе, чем тоже предотвратил покушение…
– Адлерберг! Запиши и капитана…
И государь ушел, величественно шагая посреди подобострастно расступившейся толпы.
Когда Алексея вынесли из собора и загружали в сани, подбежал ротный командир оливопольцев; глаза у него были совершенно сумасшедшие.
– Государь пожал мне руку и благодарил! Детям… детям буду рассказывать, если заведу когда-нибудь! Спасибо тебе – не забыл аттестовать Его Величеству; а то ведь у нас всегда забывают…
– Что с ротмистром? Только честно, – Лыков из последних сил вцепился капитану в рукав. Тот потупился.
– Честно – это как Бог решит. Скорее всего, помрет. В лучшем случае – полный паралич; пуля-то села почти в позвоночник. Извини…
И, осторожно разжав лыковские пальцы, капитан убежал к своей роте.
Сани дернулись – и Алексей потерял сознание.
Глава 15
Первое марта
Санкт-Петербург. Екатерининский канал.
В воскресенье, 1 марта 1881 года, император Александр Николаевич с самого утра принимал сановников. Градоначальник Петербурга, генерал Федоров, вчера доложил ему о поимке двух важнейших деятелей анархистов – Желябова и Тригони. Обещал днями доставить и всех остальных, более мелких… Новость была приятная, что греха таить. Но сегодня утром Лорис настойчиво советовал ему отменить обязательное воскресное посещение развода войск столичного гарнизона в Михайловском манеже. По имеющимся у него сведениям, «мелкие» уцелевшие террористы вовсе не такие мелкие, и готовят на него покушение как раз по пути в манеж.
Император вынужден был объяснять своему первому министру, что не может отменять своих обязанностей самодержца даже перед угрозой покушения. Что, ему зарыться в землю и там сидеть безвылазно? Но хитрый армянин пошел к Екатерине Михайловне, княгине Юрьевской. Та прибежала вся в слезах и взяла с мужа слово, что сегодня он из Зимнего никуда ни ногой. Отказывать княгине государь не умел никогда.
Но затем неожиданно попросила приема невестка, жена любимого брата Константина Николаевича, великая княгиня Александра Иосифовна. И очень-очень настойчиво умоляла государя поехать сегодня на развод: ее младший сын Михаил только что стал ординарцем государя и жаждал представиться ему в новом качестве… Смелый человек, Александр Николаевич не решился признаться женщине в том, что боится покушения – и обещал приехать.
