Холодный пляж - Валерий Георгиевич Шарапов
Инесса трещала, как старинный «Ундервуд». Тоже расслабилась, высунула руку в окно – видимо, хотела дотянуться до скал. Трепетал на ветру прозрачный шифоновый шарфик, который она оборачивала вокруг шеи. Поначалу это казалось безвкусным, чудовищно буржуазным, но потом притерпелся, перестал обращать внимание. Что внутри, то и снаружи, оставалось лишь смириться.
– Слушай, а зачем нам нужно ехать на это Розовое озеро? – вдруг спросила Инесса. – На всех достопримечательностях все равно не отметимся. Ты уедешь через два дня. Я побуду еще немного, приду в себя после щемящей разлуки – и тоже на родину, в Ленинград. Не понимаю, зачем нам это Розовое озеро? Ну, розовое – и что? Соли выступают на поверхность, микрофлора с микрофауной особенные – мне все равно. Приелось уже.
– Лучше в постели лежать сутками напролет? – ухмыльнулся Светлов. – А потом удивляться: да у вас тут еще и море было?
Инесса прыснула, но тут же сделала серьезное лицо. Настолько серьезное, что пришлось спасать ситуацию.
– Лежать с тобой в постели – вершина наслаждения, – немного приукрасил Андрей. – Прямо-таки пик блаженства, и я нисколько не преувеличиваю. Но мы же с тобой активные люди, надо постигать все новое, повышать эрудицию с образованием. Посмотри вокруг, это же музей под открытым небом. В Ленинграде такого нет. Обещаю, насладимся видом достопримечательности и быстро вернемся в постель. Спать сегодня ночью не будем, то есть удлиним отпущенное нам время.
– Да неужели. – Инесса задумчиво пощипала нос с горбинкой. – Ладно, посмотрим, хватит ли тебя еще на двое суток.
Андрей насилу сдерживал смех. Ленинградская поэтесса Инесса Буревич была редким экземпляром. Особа совершенно не в его вкусе, просто полная противоположность всему, что он ценил в женщинах. И тем не менее Андрей провел с ней почти весь отпуск, не уставая себе поражаться. Расскажешь кому-нибудь – не поверят, обсмеют и покрутят пальцем у виска. Он прибыл на благословенную землю почти три недели назад. Отпуск – месяц. «Шиш тебе, Светлов, – безапелляционно заявил полковник Макаров, непосредственный начальник. – Три недели, и никаких гвоздей. Так и быть, тебя не будут трогать. Но чтобы по возвращении пахал, как папа Карло. И это самое, Светлов, – полковник помялся, – поаккуратнее там на югах. Не привези чего-нибудь. Помни о высоком звании офицера милиции». Оснований опасаться за его поведение не было никаких. Поехал один – с женой развелся, не обретя в трехлетнем браке ни одного ребенка. Постоянной подруги тоже не было. Сочи сразу отверг – давка. И Крым решил оставить на потом – засуха. Знающие люди посоветовали Меркадию на сочинском побережье, мол, не пожалеешь, только номер заранее забронируй по телефону. Местечко действительно понравилось. Душевное, тихое, словно и не Советский Союз. «Отдыхающие просто не просекли, – по-простому объяснил администратор в гостинице. – А как просекут, начнется столпотворение». Спокойный одноэтажный поселок, море зелени, цветы – а какие запахи… Он наслаждался прогулками по кипарисовым и можжевеловым аллеям, всеми днями пропадал на песчаных пляжах, пил импортное пиво.
Поэтессу он засек на второй или третий день. Чудовищная шляпка, возмутительный сарафан, в котором могли уместиться четверо, реющий на ветру шифоновый шарфик. Эта дама резко контрастировала с прочими отдыхающими, наслаждалась собственной персоной, ни на кого не смотрела. А как она купалась! Ложилась на матрас, смотрела в небо и плавала среди голов, лениво шевеля кистями. Купальник был тоже необычный – настолько желтый, что резал глаз. В тот же день, когда он заприметил странную женщину, произошел инцидент. Дама плавала на своем матрасе, предавалась мечтаниям. Мимо проплывал мелкий гаденыш из местных, выдернул затычку. Когда Инесса спохватилась, было поздно. Она бултыхалась, умоляла ее спасти. В принципе, там было по плечи, но Инесса об этом не знала, и спасательная операция выглядела по-настоящему. Андрей первым примчался на зов. Выносить из моря пострадавшую было не стыдно – у нее была отличная фигура. «Уважуха, братуха, – похвалил поедающий арбуз татуированный товарищ. – Ну, ты это, не теряйся». Когда прибежал спасатель, все было кончено. Вернее, только начиналось. Инесса открыла глаза – большие, изумленные. «О боги, – прошептала она. – Я уже… там? Ангел, вылитый ангел…» Представитель небес впоследствии оказался майором милиции с Петровки. «Ты делал мне искусственное дыхание рот в рот, – в тот же вечер заявила Инесса Петровна. – И теперь как честный человек просто обязан… – она рассмеялась, обнажив крупные зубы. – Прости, мой спаситель, проверка реакции». Она ежедневно меняла чудовищные шляпки и сарафаны. Как получилось, что сблизились две противоположности? Чего не случается на знойном юге. Посидели в ресторане, прогулялись вечером по кромке прибоя – и завертелся курортный роман. Светлов этого не хотел. Несколько раз он порывался прекратить отношения, но в последний момент так и не решался. Что-то останавливало – щемило в груди, горло пересыхало. За внешней вульгарностью и эпатажем скрывалась какая-то загадочная грусть. «Потрясающе, – цокала языком поэтесса, – я прожила такую долгую жизнь… ну, для своих девчоночьих лет – и в голову не могло прийти, что однажды свяжусь с офицером из рабоче-крестьянской милиции… или как она сейчас называется? Народная милиция? Нет – советская милиция!» Потом рассмеялась: хорошо, что завела курортный роман, а не таежный… Практически все время их видели вместе, хотя они проживали в разных гостиницах. Одну ночь проводили у него, другую у нее. Персонал терпел – Инесса Петровна была известной персоной, а у ее друга имелись корочки майора милиции. Какой смысл напоминать о правилах, если все равно пройдет под видом служебной необходимости? С каждым днем «необходимость» приобретала все более абсурдные черты. Купались, ели в ресторанах, нежились в постели. Вечерами на закате совершали прогулки, наблюдали, как оранжевый диск светила опускается за горизонт. Оба наслаждались жизнью. Ей было 37, майору – 35. Инесса действительно «работала» поэтессой, имела широкую известность в узких творческих кругах. Ее стихи выходили в поэтических сборниках, альманахах, издавались в журнале «Юность». «Я устала от душной игры, – без пафоса, характерного ее коллегам по цеху, декламировала Инесса. – На душе не проходит зима, не согреют чужие костры, не укроют чужие дома. Сытный ужин себе приготовь, а не светит, не лезь на рожон. Не утешит чужая любовь, нету радости в счастье чужом…» «Неплохо, товарищ Инесса, весьма неплохо, – сдержанно хвалил Андрей. – Но как-то депрессивно, нет? Не по-нашему, не по-советски. А где оптимизм, вера в светлое завтра?
