Алан Гордон - Шут и император
— Умерли?
— Неизвестно. Мы получили послание от Толстого Бэзила из Фессалоники. Один трубадур, вернувшийся из Константинополя, сообщил, что все шуты таинственным образом исчезли. Он отправился обратно, пообещав, что попытается выяснить, что там приключилось. Больше мы о нем ничего не слышали.
— Когда это было?
— Шесть или семь месяцев назад.
— А кто из гильдии там работал?
Он пересчитал по пальцам:
— Братья карлики развлекали императора. Талия — императрицу. Тиберий и Деметрий время от времени давали представления на площадях, городском ипподроме и в Большом дворце. Трубадура звали Игнатием.
— Почему ты используешь прошедшее время? Всех этих людей я знаю.
— Что ж, надеюсь, ты сможешь отыскать их. С Талией, насколько я могу судить, у вас были весьма доверительные отношения.
Некоторым трубадурам лучше открывать рот только для песен. Начиная рассуждать, они доставляют людям одни неприятности. Я мельком глянул на Виолу, но она продолжала увлеченно жонглировать в сторонке.
— Когда ты сможешь отправиться? — спросил Тантало.
— Есть некоторые осложнения, — сказал я.
— Какие?
— Я женился, — ответил я, показав на Виолу. — Познакомься с герцогиней.
— Женился? — хохотнул он. — Боже мой, вот так дела. Наверное, надо тебя поздравить. — Он повернулся к Виоле. — И тебя, ученица.
Она кивнула, и он вновь обратился ко мне:
— Полагаю… — Тут челюсть у него медленно отвисла, и на лице впервые за все время нашего с ним знакомства появилось искреннее, не просчитанное заранее выражение. — Когда ты сказал «с герцогиней», ты имел в виду… Боже милостивый, Тео, так ты примкнул к дворянскому сословию!
— Скорее, низвел меня до своего уровня, — сказала Виола.
Тантало встал и, взмахнув шляпой, отвесил ей преувеличенный поклон.
— Простите меня, миледи. Мало знавал я случаев, чтобы такое великолепие сочеталось браком с такой простотой и непритязательностью.
— А у вас все равно потешный вид, и от вашей лошади по-прежнему плохо пахнет, — заявила Виола, приседая в реверансе.
— Ха-ха, недурственный ответ, миледи, — сказал он, делая в мою сторону большие глаза. — Что ж, мне удалось разжиться поистине бесценной новостью. Рассказывая об этом, я смогу целый месяц бесплатно бражничать в Доме гильдии.
— Я рад за тебя, только в здешних краях тебе следует помалкивать об этом. Возможно, ты и сам догадался, что мы обвенчались тайно.
— Ясное дело. Последние пришедшие отсюда новости гласили, что она недавно стала вдовой, а ты, обезноженный, валяешься на постели. Уж не она ли выходила тебя?
— Угадал.
— И тогда вы полюбили друг друга и решились на тайную женитьбу. Ах, какие греховодники!
— Грехи наши могли бы стать более тяжкими, если бы мы не поженились, — возразил я. — А полюбили мы друг друга уже давно. Просто осознали это совсем недавно,
— И теперь, значит, она стала твоей ученицей. Многое ли ты поведал ей о гильдии?
— Кто мы такие. И чем занимаемся.
Тантало вздохнул,
— Всего-то навсего! Столько лет служил верой и правдой и вдруг взял да и выдал все наши тайны из-за любви?
— Но я доверяю ей, и в свое время она сама станет членом нашей гильдии.
— Однако для этого требуется многолетнее обучение, Тео.
— Как я уже сказал, у нее есть много ценного в запасе. Ей нужно лишь подучить наш репертуар, приобрести навыки в жонглерстве и акробатике, и она будет готова к вступлению в гильдию.
— Мне кажется, в любовной акробатике она при желании превзойдет даже тебя, — прошептал Тантало, игриво подмигнув мне.
Он стремительно обернулся и едва успел перехватить очередную дубинку, летевшую в его голову.
— Ах, какая я еще неловкая! — вскрикнула Виола.
Тантало, примериваясь, поиграл пойманной дубинкой и высоко подбросил ее в сторону Виолы. Моя ученица отступила назад, пристально следя за снарядом и продолжая жонглировать двумя дубинками одной рукой. В нужный момент она подбросила их повыше, сделала кувырок назад и подхватила все три дубинки. Мы с Тантало встретили ее трюк аплодисментами.
— Ладно, она подает кое-какие надежды, — вынужден был признать он.
— Между тем она уже дала ученическую клятву и будет честно хранить ее, — заметил я.
— Много ли ей известно о тебе на самом деле? — тихо спросил он.
— Больше, чем тебе, — сказал я. — Она знает мое настоящее имя. Мне пришлось открыть его обвенчавшему нас отшельнику.
— Подумать только! — потрясенно воскликнул Тантало. — Но ведь кроме имени у тебя есть еще немало тайн.
— Верно. Я пообещал открывать ей по тайне на каждую годовщину свадьбы.
— Тогда, миледи, я желаю вам долгой и счастливой совместной жизни, — вновь поклонился он. — Вам она понадобится, если вы хотите узнать все тайны этого бродяги.
— Ах, не переживайте за нас, у меня тоже есть кое-какие секреты, — ответила Виола.
— Несомненно, несомненно. Ладно, Тео, ты прав. Это является осложнением.
— Вот тут я как раз сомневаюсь, — возразила моя жена.
Я внимательно посмотрел на нее и обратился к Тантало:
— Ты извинишь нас?
Он поклонился и отошел в сторонку. Я повернулся к моей возлюбленной.
— Что у тебя на уме?
— Ты сам учил меня, что настоящий шут всегда готов к любым переменам, — ответила она. — Ответ прост: я отправляюсь вместе с тобой.
— Невозможно.
— Почему?
— Потому что это опасно. Ты не представляешь, насколько это сложное задание.
Ее лицо помрачнело. Обычно я слишком поздно улавливал подобные предупреждающие знаки.
— Я стала твоей женой и ученицей гильдии шутов. И я дала обе эти клятвы, сознавая предстоящие сложности. Я понимала, что гильдия вскоре поручит тебе новое задание. Поэтому я пойду с тобой.
— Неужели ты бросишь детей?
— Все мои материнские перспективы улетучились, когда мою невестку назначили их регентшей. Через несколько лет Марк обретет независимость. Когда он станет полноправным герцогом, то мне, возможно, вновь позволят стать его матерью. Но пока я предпочитаю быть твоей женой, а не бесполезной тенью в моей собственной семье.
— Ты можешь подвергнуться смертельной опасности.
— И ты тоже. Не забудь, я уже сидела дома, пока мой первый муж сражался за Святую землю с Саладином[2]. Годы сомнений и страхов за его жизнь… Мне не хочется переживать все это заново. Я отказываюсь стареть, дожидаясь, вернешься ты или нет. Если тебе суждено умереть, я хочу быть с тобой. — Она помедлила. — Но это не значит, что мы не найдем иного выхода.
— Виола, пойми, это далеко не легкая жизнь. Странствующие шуты живут за счет остроумия да пригоршни бронзовых монет. Если повезет, они ночуют на сеновале, а если нет — то на холодной и жесткой земле.
Она подошла и, заглянув мне в глаза, просто сказала:
— Но мы будем спать там вдвоем.
Я не стал долго раздумывать.
— Хорошо, мы пойдем вместе. Но твое обучение будет продолжаться. И когда мы приступим к работе, ты будешь выступать в роли моей ученицы, а не жены.
— Договорились, — сказала она и вернулась к жонглированию.
Я же направился к Тантало. Он отошел для видимости на приличное расстояние, что, однако, не помешало ему слышать каждое сказанное нами слово.
— Сложности разрешились? — с невинным видом спросил он.
— Мы отправимся завтра утром. Ты останешься у нас на ночь?
— Увы, не могу, — сказал он, вскакивая на лошадь. — Мне надо успеть выполнить еще несколько поручений, прежде чем я присоединюсь к крестоносцам.
— Ты пойдешь с ними?
— Кому-то ведь надо приглядывать за ходом дел. Там мало наших. Ренбо, разумеется, состоит при Бонифации, и еще несколько заносчивых типов наняли трубадуров, чтобы они возвеличили в балладах их подвиги. Похоже, заварушка начнется ближе к лету. Флотилия, вероятно, пройдет вдоль побережья, требуя поддержки. Большинство городов уже потихоньку связались с Венецией и договорились о мирном проходе. В том числе и ваш, миледи.
— Мы знаем, — обронила она.
— Да, у вас здесь заправляет делами весьма даровитый и сведущий иудей. Благодаря его хлопотам вам удалось обойтись относительно скромной данью и несколькими десятками воинов. Но мне нужно еще навестить Зару. Дож имеет какой-то зуб против них, и они хотят утрясти несколько важных вопросов, прежде чем к ним заявится флот крестоносцев.
— Я слышал, что в этом городе находят приют все еретики, разбойники и изгнанники.
— Мне-то как раз такие личности больше но душе. Ладно, посмотрим, удастся ли склонить их к мирному разрешению дела. Потом я вернусь в Венецию. Меня тревожит Домино: неровен час, он решится провернуть все сам и, нырнув в Большой канал с гвоздем в зубах, продырявит днища всех кораблей. Да, кстати, брат Деннис интересовался, как поживает та лошадь, что он всучил тебе?
— С Зевсом все в порядке, — сказал я. — Правда, манеры его по-прежнему оставляют желать лучшего. Не хочет ли брат Деннис забрать его обратно?
