Алексей Ракитин - Царская экспертиза
— Ну, пожалуйста, Алёша, сделай это для меня. Видишь ли, она здесь очень влиятельная, у неё здесь обширное знакомство и для продвижения любого, в том числе и моего, дела её расположение может сыграть немаловажную роль.
— Влиятельная? — переспросил Алексей, — Наверное, я ослышался, ты же сам говорил, что она совсем молода. Откуда же взяться столь заметному влиянию?
— Да уж я и не знаю толком, а только все с ней носятся, все её знают. Я прежде чем с нею познакомился фамилию Максименко от полудюжины разных людей услышал. Может, потому что завидная невеста? У такой женщины вдовство долго не протянется, уж ты мне поверь. Да и потом, Алексей, ты же мне сам рассказывал, сколько злоупотреблений в сфере сделок с землей: и стоимость участков искусственно завышают, и многократный залог осуществляют, и одни почвы за другие выдают, и мздоимство разнообразное имеет место, и прочие прелести. Поэтому её желание избежать подобных эксцессов и провести сделку через надёжного человека вполне понятно. Я и сам бы точно так же действовал — попытался бы купить землю не напрямую у продавца, а стал бы приискивать невыкупленный залог в обществе поземельного кредита. Главная загвоздка — найти достойного человека в помощники. И ты внакладе не останешься — комиссионные можно взять очень приличные. Ну, что скажешь? Да не ломайся ты, право!
Горячий заинтересованный взгляд брата говорил красноречивее его слов.
— Ну, что ж, считай, что завтрак ты мне — таки испортил. Когда же мы отправляемся к Александре Егоровне?
— Завтра же поедем. Думаю, это не отнимет много твоего времени. Спасибо, выручил братишку!
Следующим утром — таким же солнечным и ярким, предвещающим жаркий день, Алексей Иванович облачился в светлый костюм из тонкого белёного льна, так шедший к его темно — карим глазам и окрасившейся свежим загаром коже, облился дорогим одеколоном, купленным в столичном парфюмерном магазине француза Ланжерона и казавшимся совершенно чуждым сермяжной обстановке провинциального Ростова, и вместе с Сергеем Ивановичем направился в дом г — жи Максименко, что располагался на самой престижной в городе Николаевской улице.
Путь был неблизкий. Братьям пришлось более получаса идти по извилистым ростовским улицам — кое — где мощеным, а кое — где безо всякого мощения. Впрочем, по плотной утрамбованной земле идти было легко. Всю дорогу Сергей Иванович пребывал в приподнятом настроении и говорил без умолку:
— Я вас познакомлю, а потом должен буду почти сразу уехать — у меня на час пополудни назначена встреча. А вечером ты мне расскажешь, как все прошло. Договорились?
— Ну да, если ты только опять не приедешь под утро и не начнёшь рассказывать извозчику о персидском походе Степана Разина. Тогда я запущу в тебя матушкиным фикусом.
— Ладно — ладно, будет меня пугать. В фикусе с кадкой более двух пудов веса, ты его просто не поднимешь.
— Одной рукой! — отмахнулся Алексей, — Полетит в окно со свистом!
Николаевская, несмотря на то, что являлась одной из трёх улиц, составлявших деловой центр города, была очень тиха. Сплошь застроенная большими, в два — три этажа особняками, она утопала в тени шелковиц, высаженных вдоль проезжей части и дававших спасительную тень. Обитатели здешних особняков были по всем приметам людьми состоятельными, ценившими удобство и основательность. Дом Максименко в этом отношении не являлся исключением. Он представлял собою большое каменное строение в два высоких этажа, несколько отстоявшее от проезжей части и отгороженное от улицы добротной кирпичной стеной. Перед его окнами был разбит сиреневый палисадник. От типичного купеческого дома особняк отличался оштукатуренным фасадом с лепниной и кокетливым балкончиком второго этажа, хорошо видимым из — за высокой стены. Сама эта стена, оштукатуренная и украшенная поверху металлическим декором, была под стать богатому дому.
Братья прошли в отворённую калитку в воротах и Сергей, озираясь, простёр руки:
— Вот он наш, русский, исконный, сермяжный частнособственнический инстинкт. Никаких тебе решётчатых оград; глухая стена, ставни на окнах, кавказец без намордника во дворе и сторож с берданкой. Вот он — дух капитализма! Ты, Алексей, читал Прудона?
— На сон грядущий я читаю Моммзена, — отмахнулся от него Алексей.
На звук колокольчика, после заметного промедления явилась невзрачная горничная в белом фартуке. Приняв у братьев трости и шляпы, она повела их длинным полутёмным коридором вглубь дома. После яркого дневного света глаза не сразу привыкли к полумраку, и потому Алексей с трудом различал детали интерьера. Однако, от его внимания не ускользнуло то обстоятельство, что гардины во всех комнатах хотя и отличались между собою цветом, но украшены были одинаковыми тканными бурбонскими лилиями. Такое полотно было очень дорого и для этого дома его закупили, видать, немало. А значит, его оформитель не испытывал стестнения в средствах. Кроме того, в одной из комнат Алексей заметил настенный телефон: для Ростова, в котором первую телефонную станцию пустили лишь тремя годами ранее, это вещь была большой диковиной и косвенно указывала на высокий социальный статус её обладателя.
Наконец, миновав ряд просторных, но сумрачных комнат, братья вышли на просторную открытую террасу на противоположной улице стороне дома. Им открылся вид на садовую лужайку и небольшой розарий. В неглубокой тени низкорослых акаций Алексей заметил украшенные лентами качели, а чуть дальше, между деревьями — беседку. Сад был ещё молодой, а качели и беседка казались совсем новёхонькими. Как всё это было непохоже на старый шумиловский сад! «Не иначе, как хозяева обустроились тут недавно," — решил Алексей.
Терраса, по всей вероятности, была любимым местом хозяйки: светлая, полная воздуха, она в то же время была защищена от ярких солнечных лучей нависающим балкончиком второго этажа и погружена в приятную прохладную тень. На накрытом тугой крахмальной скатертью столе возвышался остывающий самовар — этакий медно — красный гигант с пузатыми боками. В серебряных блюдечках янтарём переливалось ароматное варенье, а над ним вилась пара ос, явно прицеливаясь для посадки. Изящный двухместный диван — лавсит и кресла из плетеной ивовой лозы гармонировали со светлым деревянным полом и точёными резными столбиками, увитыми виноградом и уходящими вверх, в основание балкона. На маленьком лаковом ломберном столике на другом конце террасы были разложены карточки и бочонки для игры в лото. Идиллическая картина!
Хозяйка была не одна. Напротив нее за столом с самоваром сидел молодой человек — белокурый, кудрявый как херувим, с тонкой, нежной, способной вмиг наливаться густым румянцем кожей. Рядом в кресле — качалке, расслабленно откинувшись, полулежала ещё одна молодая женщина.
— Доброго вам дня, Александра Егоровна! — заулыбался Сергей, — Исполняя давешнее обещание, привёл вам моего братца. Вот, позвольте рекомендовать: Алексей Иванович собственной персоной.
Навстречу поднялась молодая, никак не старше двадцати трёх лет, улыбающаяся женщина. Светло — русые волосы её были высоко подобраны, открывая круглую, слегка полноватую шею, плавно перетекавшую в сдобные плечи и роскошный бюст, уютно прятавшийся в складках кружев. Впрочем, самое начало заманчивой ложбинки было предусмотрительно оставлено открытым, притягивая взоры и заставляя мужчин безотчетно напрягаться в присутствии этой пышащей здоровьем, молодой и полной чувственной энергии женщины. Утреннее домашнее платье, легкое и очень открытое, стоившее, пожалуй, никак не менее полугодового оклада столичного чиновника средней руки, было в кружевах и оборках, казавшихся неуместными в своей чрезмерности.
— Очень рада, очень рада видеть вас обоих. Я непременно хотела с вами познакомиться, Алексей Иванович. Это такой счастливый случай, что вы приехали в наши края.
Женщина проговорила всё это нараспев, манерно подавая руку для поцелуя и не сводя с Алексея больших серых глаз с поволокой. Затем, повернувшись, жестом радушной хозяйки пригласила к столу.
— Господа, позвольте представить вам моих друзей, — продолжила она. — Аристарх Карлович Резнельд и Софья Карловна…
— … его сестра, — с улыбкой добавила молодая женщина, полулежавшая в кресле — качалке. Была она столь же молода, как и хозяйка дома, но весь её облик казался как — то бледнее: не было в ней той сдобной полноты, довольства в глазах, а светлые брови и ресницы делали лицо, в остальном весьма привлекательное, каким — то бесцветным. Да и одета была куда как проще: простое ситцевое платье
в мелкий цветочек с голубыми лентами, голубой же бант в белокурых волосах. У нее с братом было большое внешнее сходство, но, удивительное дело, в облике Аристарха те же самые черты лица, белокурые вьющиеся волосы и общая сухость фигуры выглядели гораздо более привлекательно. «Прям какая — то насмешка природы, — подумал Алексей Иванович, — кому же из двоих более нужна красота? Понятное дело — женщине, а в этой семейке получилось всё наоборот».
