Иван Любенко - Киевский лабиринт
Дождавшись, пока визитер займет предложенное место, сахарозаводчик Кроль изрек:
— Господа, познакомьтесь: Семен Израилевич Гоцман. Он представляет интересы некой организации, которая, по его словам, будет бороться за права и интересы еврейского населения. Она называется РС… Д… А впрочем, — негоциант махнул рукой и повернулся в сторону незнакомца, — вы сами, голубчик, обо всем и расскажете. Вам отводится четверть часа.
На лицах старшин застыла холодная надменность, присущая хозяевам жизни.
Якобсон поднялся из-за стола и, пригладив тощие усики и реденькую бородку клинышком, сказал:
— Позвольте рекомендоваться: я член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В ее рядах много наших единоверцев. Вы не хуже меня знаете, как царизм относится к нашему народу. В своде законов Российской империи насчитывается почти полторы сотни законов, ограничивающих права и свободы иудеев. И как только наша партия придет к власти, все законодательные акты, унижающие наше достоинство, будут отменены. В новом правительстве мы будем иметь большинство. В этом нет никакой фантазии. Моя уверенность основана на трезвом расчете. Но для того, чтобы приблизить это время, нам нужна ваша финансовая помощь. Собственно, разрешение этого вопроса, как вы понимаете, и является целью моего визита.
— А кто в вашей партии главный? — осведомился присяжный поверенный Гриль.
— Высшим органом является съезд партии. А в период между съездами — Русское бюро Центрального комитета РСДРП. «Русское», значит, действующее в России, — пояснил он. Бюро состоит из членов ЦК.
— А чем ваша РСДРП лучше БУНДА или ПОАЛЕЙ ЦИОНА?[6] — поигрывая золотой цепью от карманных часов, спросил директор «Паровой фабрики масляных красок».
— Как вам, наверное, известно, несколько дней назад в Киеве завершилась конференция, на которой делегаты БУНДА высказались за поддержание правительства в борьбе с внешними врагами. Это решение ошибочное… Не скрою, некоторое время назад я так же был членом «Всеобщего еврейского рабочего союза», но мне пришлось выйти из этой организации. И теперь я лишний раз убеждаюсь в правильности сделанного мною выбора.
— Вот те на! — хлопнул в ладоши банкир Лазарь Шефтель. — Что ж вы предлагаете? Сдать страну немцам?
— Ни в коем случае! Мы должны желать царизму поражения в войне, поскольку именно разгром России поставит действующий режим на грань гибели. И это поможет нам взять власть. А следующим этапом будет революция в Германии. И позже, когда немецкие рабочие скинут в пропасть истории капиталистов-душегубов… — Он запнулся, понимая, что зашел слишком далеко, но все-таки закончил фразу: — Мы прекратим кровопролитие и построим новое общество.
— А перед вами, молодой человек, и есть те самые «капиталисты-душегубы», которых вы только что изволили упомянуть, — недовольно пробубнил Гайденвурцель. — Так что ж получается: сначала мы дадим вам денег, а потом вы нас «в пропасть истории» сбросите?
— Ну что вы… — смутился гость. — Мы за свободные рыночные отношения, а контроль государства нужен лишь в части исполнения его обычных функций: охрана правопорядка, оборона границ и тому подобное.
— Допустим, — не успокаивался директор Торгового дома. — А как ваша РСДРП относится к религии?
— Положительно, — нетвердо произнес посланец и опустил глаза.
— Хорошо, если бы так… А то ведь я помню, как в Вильно в день Йом-Кипура активисты БУНДА натравливали учеников на своих мастеров, и юнцы, поджигаемые провокаторами, бросали камни в окна зажиточных единоверцев, а потом ворвались в синагогу, стали распивать пиво, сквернословить и приставать к молящимся. Разве это не плоды усилий БУНДА, который не так уж сильно отличается от вашей РСДРП? Неужели вы пойдете в революцию с этими забывшими свои корни юнцами? Или это вы их такими делаете? Если так, то вы нас разочаровали. Договариваться с людьми без моральных принципов невозможно. Неверующие, как каторжники, все равно рано или поздно обманут. Простите, но наличие бороды не делает козла раввином.
— К сожалению, вы меня неправильно поняли, — опустив глаза в стол негромко выговорил Лекарь. Его пергаментное лицо стало белым. Но, сделав над собой усилие, он продолжил: — Такое положение вещей нам совершенно чуждо. На последнем съезде РСДРП мы провозгласили программу подготовки совершения буржуазно-демократической революции, которая должна дать всем народам Российской империи равные права, в том числе и право свободного вероисповедания.
— В случае нашей помощи мы могли бы рассчитывать на благодарность новой власти? — спросил банкир, пробуравливая революционера острым взглядом.
— Безусловно. Не скрою, мы бы хотели сотрудничать с вами на постоянной… ежемесячной основе.
— Господа, мы совсем замучили гостя расспросами, — поднимаясь, заключил Моисей Соломонович и, щелкнув крышкой золотых часов, добавил: — Время вышло. — Он развернулся всем телом к визитеру, улыбнулся одними губами и спросил: — Как долго вы намереваетесь пробыть в Киеве?
— Два-три дня.
— Вот и прекрасно. Сегодня мы обсудим ваше предложеньице, а завтра в полдень в ресторане гостиницы «Гранд Отель», на Крещатике, двадцать два, вас будет ждать конверт с нашим ответом. Отобедаете за наше здравие. Не беспокойтесь, я обо всем распоряжусь. В «Гранд Отеле» у нас открытый счет. Столик будет заказан на имя Семена Израилевича Гоцмана. Правильно? — Он хитро улыбнулся.
— Да-да, — смутился тот.
— Вот и славно.
— Весьма польщен знакомством, господа, — затряс бородкой гость. — Позвольте откланяться.
— Не смеем задерживать, — приторно улыбнулся Моисей Соломонович.
Едва за Якобсоном закрылась дверь, как появились лакеи с напитками и закусками. Гости перешли к ломберным столам. Электрический свет приглушили, и на портьерах, точно живые, заплясали тени. Подали поднос с нераспечатанными колодами дорогих глазетных карт. Началась игра.
3. Ротмистр Штарберг
Киевское губернское жандармское управление располагалось в доме № 10 по Илларионовскому проспекту. Именно из его дверей вышел высокий господин с длинными английскими усами, в модной фетровой шляпе модели «Хомбург», отличавшейся узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на тулье. Темно-синяя костюмная пара, белая сорочка с темным галстуком и лакированные туфли довершали его наряд. В руках он держал трость. На вид ему было лет тридцать пять. Только вот короткая стрижка, тяжелый внимательный взгляд и уверенная походка выдавали в нем военного. Ротмистр Штарберг служил в киевском жандармском управлении уже восьмой год. За это время он повидал немало. Приходилось проводить обыски, сидеть часами в засадах, участвовать в погонях. Чаще всего это происходило на Подоле, где цвели и множились сборища анархистов, эсеров, бундовцев, социал-демократов и сторонников Поалейциона. Однажды ему удалось даже отыскать подпольную типографию, устроенную в подвале заброшенного дома. Эта удача была бы невозможной без использования агентурной сети, которую Александр Петрович кропотливо плел все последние годы. Порой получались весьма интересные комбинации, когда информация от одного источника перепроверялась сведениями от другого. Такое случалось, если информаторы служили в одном и том же ведомстве и совсем не подозревали, что сообщают об одном и том же событии. Вот и сейчас он шел на встречу с агентом.
Ювелир Лейб Гиршман попал в разработку случайно. Виной всему была его жадность: семь лет назад он польстился на сомнительную сделку (соблазнила низкая цена) и купил золотой брусок весом в два фунта. Золото, как уверял посредник, имело совершенно чистое происхождение. Этот гешефтмахер получил профит дважды. Первый раз, когда покупатель и продавец выдали ему проценты за то, что свел их вместе, а второй, когда, будучи агентом охранки, донес об этом Штарбергу. Сказать по правде, никаких сведений о преступном происхождении слитка ни у полиции, ни у жандармерии на тот момент не было.
Вербовка ювелира проходила по всем правилам. Сначала состоялся нелицеприятный разговор с глазу на глаз. Штарберг, будучи тогда еще штабс-ромистром, в красках обрисовал Гиршману его ужасное и недалекое будущее. Затем он молча выкурил папиросу и сполна предоставил жертве возможность воспользоваться собственной фантазией о своей незавидной доле в обществе воров, насильников и грабителей.
Когда маленькие поросячьи глазки уже наполнились слезами и начала подрагивать нижняя губа, офицер принялся успокаивать его словами о том, что «не так уж страшен черт, как его малюют», что «хороший адвокат всегда может убавить срок», и что «в остроге тоже люди сидят»… Вот тут-то нервы торговца не выдержали, и он разрыдался по-детски, в голос. Не проронив ни слова, визави достал портсигар и, чиркнув карманной зажигательницей, пустил в потолок длинную струю дыма.
