ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ
Каково будет этим вдовам? Поэтому таким мерзавцам хоть пять лет, а дать надо. И, думаю, таких негодяев будет несколько сот тысяч.
Так что и справедливость требует держать синицу в руке, хотя и контрибуцию, конечно, требовать надо.
В итоге я за то, чтобы сразу же выгрести из Германии все, что нам может пригодится. Этим мы выиграем два-три года в собственном развитии.
– Что касается рассрочки выплаты контрибуции,- вступил в разговор Микоян. – Мы могли бы взять кредиты и погашать их этой самой, получаемой в рассрочку кон трибуцией. Но мы купили бы новые и современные оборудование и заводы, а не старые и изношенные.
– Ты, Анастас Иванович, не беспокойся – мы закупки за рубежом прекращать не собираемся, и работы тебе, наркому внешней торговли, хватит, – усмехнувшись, сказал Сталин.
– Тут вопрос в другом. Наша цель – как можно быстрее построить такой Советский Союз, который бы не нуждался в закупках оборудования за рубежом, который бы любую Сложную технику мог делать сам. А для этого СССР нужны опытные ученые, инженеры и рабочие. И опыт эти люди получают в собственной работе, а не в созерцании чужих достижений.
Образно этот случай можно описать так. У нас есть возможность или немедленно получить грузовик с мотором мощностью 30 лошадиных сил и грузоподъемностью 1 тонну, или через три года получить 3-тонный грузовик в 70 лошадиных сил. Что лучше? Лучше немедленно начать возить грузы на 1-тонном грузовике и работой на нем воспитать кадры конструкторов, механиков и шоферов, которые через пять лет безо всяких закупок из-за рубежа сами построят и сами будут успешно эксплуатировать 10-тонный грузовик. Мы не потеряем время не только для восстановления народного хозяйства, но и для обучения и воспитания кадров.
Тогда так и решили.
А буквально накануне, в начале июля 1945 года, Берия вызвал к себе наркома (министра) нефтяной промышленности СССР Н.К. Байбакова. Тому было 34 года, наркомом он стал едва полгода назад, а предприятия его наркомата были разбросаны по всей территории СССР. Конечно. Байбаков был горд должностью, но, в то же время, внутренне сознавал, что он не охватывает всех проблем отрасли и не справляется с той массой дел, которая на него навалилась.
Когда Байбаков вошел в кабинет, Берия стоял у карты Советского Союза, испещренной пометками предприятий, за работу или строительство которых он отвечал. Приветливо поздоровавшись с молодым наркомом, своим протеже, Берия не спеша начал.
– Николай Константинович, нам досталось множество немецких химических заводов, работавших на войну. К примеру, в Польше, в районе Освенцима, немцы построили комплекс современнейших химических предприятий, на которых евреи, согнанные в концлагеря Освенцима со всей Европы, из местных углей производили для немцев каучук, моторное топливо, взрывчатку и многое другое.
Советскому Союзу вся эта продукция нужна, поэтому эти заводы обязательно нужно перевезти в СССР, смонтировать и заставить эти заводы работать на нас.
Байбаков, и так не справляющийся со своим объемом дел, ужаснулся.
– Но товарищ Берия, я нарком нефтяной промышленности, а это химия, эти заводы – это не мое дело, это дело Главгазтоппрома!
– Во-первых, – спокойно уточнил Берия, – и не мое, во-вторых, знаю, какой вы промышленности нарком, товарищ Байбаков, но Советскому Союзу нужна продукция этих заводов, понимаете – нужна! И Политбюро поручило мне организовать ее производство, а вы подчиняетесь мне. Так что включайте в состав своего наркомата Главгазтоппром и считайте это дело своим!
– Слушаюсь, товарищ Берия, но вы берете у правительства поручения, а выполнять потом мне.
– Вы паникуете, Николай Константинович, раньше времени, – начал сердиться Берия, – вам гордиться нужно тем, что в вас верят, а не ныть!
Давайте лучше прикинем, где в Союзе их разместить?
Эти производства требуют много воды, поэтому нам нужны такие районы, чтобы и уголь был в избытке, и река была.
Начнем с Донецкого угольного бассейна, – Берия посмотрел на карту. – Пусть специалисты Главгазтопа поищут площадку для строительства где-нибудь в низовьях Дона – в районе Ростова или Новочеркасска.
Так, Урал. Тут, пожалуй, удобно опереться на реку Белая.
Рядом и бурые угли, и нефть Башкирии. Пусть поищут подходящую площадку в районе Уфы или Стерлитамака.
Ну, и что-то нужно дать Сибири. Тут очень хороши Че¬ ремховские залежи угля. А рядом Ангара. Давайте-ка именно сюда перебросим предприятия из Освенцима. Комбинат будет очень большой, возможно, собственно в Иркутск его перемещать и не стоит… Видимо рядом придется основать новый город, какой-нибудь Ангарск.
– И за сколько же лет мы должны будем управиться с этим делом?
– За два года.
– Невозможно!
– Опять вы за свое! – рассердился Берия. – Ничего.
Глаза боятся – руки делают, управимся…
Берия в мыслях отключился от этих мгновенно промелькнувших воспоминаний и вернулся в Потсдам.
– И надо постараться, – сказал он Сталину и Молотову, – как можно больше немецких заводов вытащить из зоны оккупации союзников.
МОЛОТОВ И АТОМНАЯ БОМБА
– То, что они сегодня блефуют, это понятно, но атомная бомба – это очень серьезно, – продолжил Сталин. – Почему? Потому, что именно это преимущество через год или через пять лет – когда они накопят эти бомбы, может толкнуть их на военную авантюру против нас: вора делает вором случай.
Вячеслав, партия и Государственный Комитет Обороны тебе поручили создать атомную бомбу. Когда нам ее от тебя ждать? Через год, три года, десять лет?
– Не знаю, стыдно признаться, товарищ Сталин, но не знаю.
– Что так? Тебе не помогают? Вознесенский или Берия не делают того, что обязаны делать?
– Не в этом дело: с Вознесенским я совладаю, а Лаврентий сам меня в этом деле подталкивает.
Чувство собственного достоинства, присущее Молотову, не позволяло ему врать в случаях личного оправдания, поэтому он и сказал о подталкивании его Берией. А вызвано это было тем, что Курчатов, занимавшийся работой по атомной бомбе, не получая необходимого для этой работы у подчиненных Молотова, часто жаловался Берии, и уже тот решал вопросы Курчатова у Молотова.
– Так в чем же дело? – настаивал Сталин на ответе.
– Я не могу вопросы создания атомной бомбы охватить.
Я же все время, как буриданов осел, стою перед вопросом, кому направить ресурсы – на производство танков, самолетов – того, что действительно приведет к Победе и спасению жизней наших солдат, или на какую-то сомнительную атомную бомбу? Ведь тратя деньги на это дело, я фактически отодвигаю Победу, а мне никто внятно не говорит, получится это дело или нет. А сам я, к своему стыду, вникнуть в подробности создания атомной бомбы не могу.
– Но ты же мог заставить Академию наук прояснить тебе ситуацию…
– Как, Коба» как?! – начал горячиться Молотов, который единственный в правительстве обращался к Сталину на «ты» и называл его старой партийной кличкой «Коба». – Это же не простые люди, это большие умы, – это обмылки в бане, которые в руках не удержишь. Как только ставишь перед ними прямой вопрос, они начинают вертеться, как уж на сковородке, и ни да, ни нет не говорят.
– Неладное у нас дело с наукой, неладное, – продолжил Молотов. – Набились в нее черт знает какие люди, по¬ написывали неизвестно кому нужных диссертаций, а на самом деле только и умеют, что повторять то, что уже открыто другими. Деньги тратят на свои исследования без счета, любуются собой, как гигантами ума, а попробуй поручить им действительно новое, нужное стране дело и в ответ, вместо конкретного решения, получишь только заумную болтовню и общие сомнения по любому вопросу.
– Это обычное дело, и тебе надо было искать действительных ученых-физиков, и на них опираться, – не принял объяснения Сталин. – Разве не то же самое у нас происходит с конструкторами, скажем, в авиации? А возьми биологию с ее засильем болтунов-генетиков, морганистов-вейсманистов, бесплодных, как мулы. Но мы же выдвинули Лысенко, мы же оперлись на его идеи мичуринской генетики и теперь имеем не только болтунов-морганистов в институтах, но от Лысенко имеем и новые высокопродуктивные сорта, и прогресс в сельском хозяйстве. Подбор кадров, Вячеслав, это главное дело коммунистов, и нас с тобой от этого никто не освобождал.
– Я что, заслужил такой упрек? – обиделся Молотов. – Ты вспомни середину тридцатых, ведь крику о достижениях советской ядерной физики было хоть отбавляй, казалось, еще немного и у нас паровозы будут ездить на ядерном топливе.
Вспомни, у нас перед войной не только академики, но и молодые физики, казалось бы, делали выдающиеся открытия в области ядерной физики. У нас уже тогда было только специализированных на ядерных исследованиях четыре исследовательских института: в Ленинграде, Харькове и два в Москве. По-моему, с 1920 года у нас работает завод по переработке урановой руды и получения радия на Каме в Березниках.
